Политические онтологики
Шрифт:
«неустойчивость и изменчивость научного мировоззрения нашего времени мало имеет общего с мировоззрением средних веков… общее и неизменное есть научный метод искания, есть научное отношение к окружающему» (Вернадский, на переломе. Философское мировоззрение. М. 90, стр. 202–203). Это и есть отношение к окружающему как к вечному, бессмертному, как чему-то идеальному и объективному, к тому, чьи законы не могут нарушиться, где все происходит в соответствие с числом и мерой, то есть отношение к окружающему как являющемуся, представленному космосу. Смерть, несовершенство, субъективность – все это находится на другой стороне отношения, а именно – в субъекте, который, однако, тоже иногда обладает способностью мышления, то есть способностью быть объективно-размумным. Так и в природе, и в человеке происходит абстракция от смерти, от несовершенства, в результате которой мы имеем идеальный космос и идеальный разум, весьма подходящие друг другу. Всякий раз, когда человек в своем бытии абстрагируется от смерти, он видит природу, сущее в виде космоса, все целиком, в совершенном, идеальном виде. Но ведь и он сам часть этого космоса, следовательно, совершенство распространяется и на него. Таким образом, «рикошетом» человек получает право на объективное мышление, оно объективно, ибо оно укоренено в объекте, которому человек лишь соответствует, он наблюдает за ним, делая его законы все более и более своими, в самом деле, становясь частью целого все более и более, то есть, в самом деле, становится совершенным и бессмертным. Эта, конечно, только одна из возможностей. Но мы видим: коли уж она положена в начале, то неизбежно реализуется в конце. Наука всегда строго отделяет возможное от невозможного вообще. Строгость, достоверность, с которой наука это делает, положены в самом начале, в самой представляющей, исследующей установке. Как только
Но! Никогда не надо путать эти отвергнутые наукой взгляды с утопиями, которые мы сплошь и рядом видим в современной науке. Родоначальники ее – Ф. Бэкон, наряду с «Новым Органоном», разделяющим с величайшей строгостью все научные положения от ненаучных, написал и «Новую Атлантиду», все предсказания которой казались настолько невероятными, настолько чудесными в ее время, насколько являются неотъемлемой частью нашего быта сейчас (например, телевизор). Если бы во времена Бэкона было больше людей, понимающих специфику, суть науки, они отнеслись бы к его «фантазиям» не столь предубежденно.
В науке, как уже было сказано, начало есть конец, а конец есть начало, иными словами, наука не ставит себе таких целей, которых не может достичь. Любую фантазию Бэкона уже тогда в 16 веке, можно было считать свершившимся фактом, повсеместное внедрение которого, разработка деталей и т. д. – дело времени.
Именно этот пафос сквозит во всех работах К. Э. Циолковского. Как когда-то Бэкон отринул схоластов, Циолковский отвергает оккультистов: «По-моему, антинаучно учение оккультистов о составе человека из многих сущностей: астральной, ментальной и прочее…» (Ц. К. Э. «Животное космоса», Собр. Соч. т.4, М., 1964, стр. 303).
В самом деле, исток науки – один, как и исток предствленной как совершенство природы, в которую сам монизм входит как одно из совершенств. Взгляды же оккультистов, говорящие о космической природе человека, о необходимости в будущем свести страдание к минимуму Циолковским встречается с одобрением. Примитивная наука видит всюду различные предметы, более совершенная находит, что все это – смесь некоторого числа первоэлементов (таблица Менделеева), еще более совершенная – понимает, что исток всему один. Разные мыслители уже говорили об этом, но их мнения забывались. «Я хочу возобновить те же верования, которые уже имели некоторые выдающиеся люди. Только я постараюсь придать им непоколебимость, определенность и строгую научность. Постараюсь восстановить то, что в сонме тысячелетий утеряно человечеством, отыскать оброненный им философский камень. Он уже есть, этот камень. Все сущее не избегает своей блаженной судьбы, не избегает беспредельности и необыкновенно прекрасной, блаженной посмертной жизни. Говорю я или не говорю, убеждаю или нет – никто и ничто не избегнет тех бесконечно высоких даров природы, которые дарит непрерывно всему космос» (Ц. К. Э., «Живая вселенная», ВФ № 6, 1992, стр. 136).
Бессмертие, прогресс, техника – не утопия, а совершенно достоверная реальность, реальность, которая более реальна, чем все современные мнения о том, что, возможно, что нет. Многие ученые могли бы упрекнуть Циолковского, что он забывает здесь собственно о научном методе, об индукции, которая собирает только факты, и не может делать обобщений. В таком упреке сквозит одно недоразумение: индукция, если ее понимать только как метод, то есть субъективную способность, и в самом деле не даст ничего точного утверждать о мире. Мир будет вещью в себе, которая может выкидывать какие угодно сюрпризы. (Солнце каждый день восходит, а вдруг завтра не взойдет?!). Тогда и все научное знание превратиться не в ряд достоверных утверждений, а в набор гипотез, каждый момент могущих быть опровергнутыми этим миром. (Так получается у философа науки К.
Поппера). Циолковский не может принять такое понимание космоса, космос не выкидывает сюрпризы, а сам есть цикличность, повторяемость, закономерность, а индукция – это не наша способность, не наш метод, а нечто соответствующее онтологическому свойству самого космоса. Поэтому-то наука, собирая повторяемые факты или сама устраивая их повторение путем эксперимента, может утверждать, что открывает действительные закономерности, действительную цикличность. То, что повторяется принадлежит космосу, и оно не может не повторяться. Только случай – вещь одноразовая, и поэтому он не интересует науку, он не является фактом. Технический прогресс последних столетий – не случайность, а значит – это закон, и он будет многократно повторяться. А значит из него можно исходить как из факта, не считаться с которым настоящий ученый не может.
«Живая вселенная» К. Э. Циолковского
Циолковского тревожит не то, что он оторвался от действительности и мыслит фантазиями, а как раз обратное – разум его слишком скован, слишком привязан к современности, а значит не может заглянуть в будущее так, чтобы описать его более ясно и подробно. Картины, рисуемые им, он сам считает бледным подобием того, что будет на самом деле. Современники могут посчитать, что он переоценивает мощь науки и технического прогресса, Циолковский же биться, что недооценивает ее. Такова вообще судьба гения – заглядывать в будущее и сообщать об увиденном людям, которые считают все пророчества фантазиями, далекими от действительности. Гений может лишь требовать веры, как это делал, например, Христос, но неверующие слепцы распинают его. Сам Циолковский считает свою философию очередной попыткой, более удачной, так как она основана на математическом расчете и т. п. Поскольку весь космос состоит из вещества, способного испытывать страдание и радость (в большей или меньшей степени, минерал, мертвая природа ощущает, например, холод и тепло, так или иначе реагирует), то непроходимой грани между живым и мертвым не существует. Все мертвое – это как бы спящее. Все вещества, следовательно, размножаются (каждое своим способом, химические реакции – это вид размножения неорганических веществ). Размножение осуществляется очень быстро (Циолковский приводит расчеты!), для чего становится нужно все больше и больше энергии. Нехватка ее порождает циклические взрывы, ведущие к перераспределению вещества и энергии. Иногда случается, что такое перераспределение принимает сложно организованный вид – жизнь в собственном смысле слова. Размножение и борьба за существование (а Циолковский здесь всецело на стороне Дарвина) приводит к возникновению человека (а, возможно, есть и более совершенные существа). Человек способен в наибольшей мере ощущать страдания и радость, а значит в своей деятельности должен руководствоваться стремлением избегать страдания. «Страдающего убей» – такова самая краткая формула космического пути к «вечному блаженству» вездесущего неуничтожимого чувствующего атома, безродного и безмятежного «гражданина вселенной» (стр. 131), – к короткой формуле сводит Н. И. Гаврюшин пространные размышления К. Э. Циолковского. Но о деятельности человека еще пойдет речь ниже. Неорганическая же природа распределяется следующим образом. Частицы составляют тела, тела – большие тела, а те планеты. Планеты вращаются вокруг солнца – тоже тела, но большей массы и частиц особого рода. Солнечных систем миллиарды, и они составляют группу звезд и систем, называемую Млечным путем. «Также Млечный путь не один. Их тоже миллионы. Они также разделены расстояниями, которые сотни раз больше их размеров» (К. Э. Ц., «Живая вселенная», ВФ № 6, 1992, стр. 144). Все они объединяются в эфирный остров. Эфирных островов, видимо, тоже не мало, но здесь Циолковский прекращает расчеты, опасаясь ухода в дурную бесконечность, о которой он заявляет: «Их не три и не четыре, а бесконечное множество. В противном случае, зачем беспредельность пространства, если она пуста» (стр. 144). Все это наполнено всевозможными эфирными туманностями, в которых собственно и происходит размножение (синтез) сложной материи. Кроме этого, все вращается, притягивается и отталкивается, периодически разрушаясь и восстанавливаясь вновь. Важно, что материя самоорганизуется, а следовательно, энтропия – лишь одна сторона процесса, на новом витке она преодолевается, то есть все возрождается вновь как Феникс из пепла. Важно, что во время действия энтропийных процессов достигнутые результаты сохраняются, по всей видимости, в какой-то генной памяти, потому что новый виток совершенствования идет как бы уже по накатанному пути. Отсюда понятно, что человек, появившийся на какой-то определенной планете (а возможно, что и на многих), коль он уже появился в принципе, никогда не исчезнет, а если он исчезнет в одном месте, то обязательно появится в другом. Жизнь и разум совершенно необходимо появляются, размножаются, заполняют Землю, солнечную систему, Млечный путь, эфирный остров и т. д. каждой новой стадии будет соответствовать новый способ передвижения, общения и т. д. Количество людей, которых может прокормить Земля, а также Солнечная система, Циолковским точно рассчитано. Рассчитаны и космические скорости для выхода из Земной атмосферы и солнечной системы. О том, как произойдет путешествие к другим звездам, Циолковский оставляет заботиться потомкам. Заселив Млечный путь и Вселенную, человечество может встать перед вопросом «А что делать дальше?». Мудрым решением будет – помочь тем цивилизациям на других планетах,
Но все это, так сказать, внешнее описание пути от мельчайшей частицы до блаженного вселенского разума, пути, в середине которого мы находимся. Обратимся теперь к внутренним проблемам человечества. Иначе говоря, что предлагает Циолковский, чтобы этот путь был пройден быстрее и без излишних страданий?
Социально-политические взгляды К. Э. Циолковского
Социально-политические, экономические, педагогические и прочие взгляды К. Э. Циолковского определяются, исходя из конечной цели космоса, то есть совершенного блаженства. На противоположном полюсе этой цели находятся страдания и смерть. Императив Циолковского поэтому можно сформулировать коротко: совершенному – блаженство, страдающему – смерть! Поскольку, как мы видим, в пределе космос един, то и блаженство состоит во всеобщем единении, тогда как страдание, по всей видимости, – это отпадение от космоса, невписываемость в него. Смерть, как понятно из рассуждений, смерть человека, звезды происходит от некой нехватки энергии для размножившегося вещества. Часть этого вещества должна быть перераспределена, что и происходит: звезда взрывается, человек становится прахом, не требующим энергетических затрат. Выход в том, чтобы приостановить размножение, право на вечную жизнь имеют лишь совершеннейшие. «Так у Платона мне нравится его преклонение перед гениальностью некоторых людей и его стремление поставить во главе управления величайших философов…Также прекрасно его стремление усовершенствовать человечество путем искусственного отбора, но способы, им предлагаемые для этого, чересчур грубы, жестоки и не могут быть добровольно приняты человечеством. Жестокое уничтожение невинных калек и принуждение к браку без взаимности не может быть нами одобрено. У меня с той же целью – усовершенствования рода – браки только немного ограничиваются, и тем менее, чем ниже общественное положение людей. Так что для большинства этого ограничения почти нет. О несовершенных людях весьма заботятся, они даже заключают браки, но не дают потомства» (К. Э. Циолковский, «Утописты», ВФ, стр. 133). Энергетический кризис, а значит, смерть еще не грозят человечеству, а значит, есть условия для размножения и экспериментирования. Гены могут свободно перемешиваться – вдруг их сочетание даст выдающегося гения, искусственный же отбор задаст только один стандарт. Такая необходимость наступит, когда население Земли возрастет «слова Ницше начнут сбываться. Подбор начнется, так как избытку населения некуда будет деваться. В конце концов, станется на Земле потомство только небольшой группы наиболее совершенных существ (может быть, одной пары), которые и дадут начало всему многочисленному населению Земли. Когда же оно достаточно усовершенствуется, то начнется расселение его в Солнечной системе.» (К. Э. Ц., стр. 134). И по всей видимости, людям опять можно будет размножаться достаточно свободно, экспериментировать в поисках новой, еще более гениальной комбинации генов. Циолковский, таким образом, диалектически сочетает абсолютизм и демократию в интересах всех. Это сочетание и есть, собственно, коммунизм. На склоне лет Циолковский ставил себе в заслугу, что еще «при царе издал чисто коммунистическую статью» («Горе и гений») (К. Э. Ц., «Атлас дирижабля из волнистой стали», Калуга, 1931 год, стр.22). В коммунистическом обществе Циолковского каждый работает по склонности и силе, принуждение совершенно излишне. (В самом деле, если не будешь выполнять работу или думать, деградируешь и не сможешь пройти путь к вечному блаженству. Не хочешь его – можешь не трудиться). Так что, принцип «от каждого по способности – каждому по потребностям выполняется абсолютно». На все виды труда установлена норма рабочего времени – она тем ниже, чем тяжелее труд. Каждый может выбрать, что ему важнее – сэкономить силу или сэкономить время Оставшееся время тратиться на самоусовершенствование. Эта система работает тем более, чем более сознательными являются люди, чем более одинаково они представляют себе общую конечную цель. Но поскольку каждый смертен своею смертью, то и образ вселенной у всех разный – отсюда у каждого различное представление о должном, о совершенном, и все стремятся навязать это представление друг другу. Пока осуществляется конкуренция этих представлений, но чем сильнее будет борьба за существование, чем сильнее будет перенаселенность, тем более явной будет потребность уничтожить лишние «идеи» вместе с их носителями, произойдет тоталиризация – выход на новые пространства – и вновь зацветет разнообразие. Но до этого объединившееся человечество будет «управляться высшим избранным разумом», «население достигнет полного довольства», «образуются трудовые армии, которые уничтожают с корнем всю дикую природу богатейших экваториальных стран и сделают ее здоровой, с желаемой температурой, с культурными растениями, полями и садами. Они прокормят население в 100 раз больше теперешнего» (стр. 149). Пустыни будут осушены, океаны засыпаны, животные уничтожены, чтобы не мучались, атмосфера разряженной для ловли лучей Солнца и т. д. – все эти преобразования – для расширения энергетического потенциала Земли, но и эти ресурсы не беспредельны. Выход в космос неизбежен. Там уже не будет этих проблем. Тем более, что тогда уже бессмертие хотя бы наиболее совершенных особей станет реальностью. Земля вместе с Солнцем могут погибнуть, следуя своим циклам, людей, а тем более животных и растений, там уже не будет.
«Современный, поражающий нас прогресс техники, собственно, дело нескольких сотен лет. Но впереди еще тысячи, миллионы, биллионы лет! Как же возможно быть неуверенным в изложенную тут в сущности скромную и узкую картину будущего» (стр. 153).
Судьба учения Циолковского
К прогнозам и расчетам Циолковского отнеслись очень серьезно. Сталин думал о том, каким будет следующий шаг в борьбе мировых геополитиков за жизненное пространство. И пока другие делили землю, море и воздух, Сталин взял курс на покорение космоса. Из космоса легче угрожать, из космоса легче защищаться. После рывка индустриализации и разорений войны, СССР предстояло сделать еще один шаг – прыжок «в дамки», благодаря которому страна могла бы выйти на первое место в мире по всем позициям. И этот шаг было решено сделать. Уже после Сталина, СССР первым вышел в космос, построил орбитальные станции, провел в космосе столько экспериментов, что обогнал все другие страны, в том числе и США, на 20–30 лет. Этот рывок и его плоды могли бы стать элементами «уникального торгового предложения» России на мировом рынке. Но реформаторы посчитали, что «космос нам не по карману» (видимо, после войны, когда нужно было восстанавливать разрушенное хозяйство, денег в кармане было больше), и сегодня мы являемся свидетелями забвения великой русской традиции. Действительно, на земле нет ни одной научной или технической отрасли, где русские были бы родоначальниками. Да, были гениальные продолжатели… но вот родоначальниками не были нигде. Кроме космонавтики!!! Не самовары и не матрешки (которые, кстати, заимствованы у других) составляют суть «русскости», наш «фольклор», а именно космонавтика. И ее отцы-основатели. Федоров, Циолковский, Королев, Гагарин являются одновременно и мировыми отцами-основателями, а не только национальными.
Естественно, что все эти фигуры, в том числе и Циолковский, сразу становятся частью пропагандистского мифа. С другой стороны, из соображений геополитической секретности, на события их подлинной жизни накладывается печать молчания. Сегодня это молчание превратилось в забвение. Американцам, которым скоро будет принадлежать наш по праву космос, не выгодно вспоминать о русских отцах-основателях. Уже половина американских школьников уверена, что первым космонавтом на планете был Армстронг, а другая половина, затрудняясь назвать фамилию, уверенно заявляет, что это был «американец». Да, наверное первым полететь в космос теоретически мог бы и «американский герой», но представить себе практичного близорукого американца начала XX. века, сочиняющего и городящего тексты, подобные тем, что написал Циолковский, просто невозможно. Человека, который рассчитывает на сколько лет хватит рыбы в океане, и на какой скорости можно выйти на орбиту, да еще занимается этим всю жизнь, просто отправили бы в психбольницу. Голосов Великих Чудаков Америка не слышит, а в России они всегда уважались. Россия вообще страна чудаков. Великий русский писатель Василий Шукшин взял это положение за основу своего творчества. Одним из героев его рассказов вполне мог бы стать Константин Эдуардович Циолковский. И его образ получился бы правдивее и живее, нежели это может сделать научно-популярный очерк.