Политические сочинения
Шрифт:
Новая элита формировалась на основе заслуг и бюрократической иерархии, но не знатности. Наполеон был привержен принципу равенства более, чем принципу свободы. После расстановки основных вех («Орден почетного легиона», сенаторы, высшие сановники) он занялся созданием новой имперской знати. Однако раздача титулов (князей, графов, баронов, шевалье) имела целью отметить не знатность происхождения, но заслуги перед государством. Критерий служебных заслуг (гражданских или военных) преобладал над общественным признанием или богатством. Это имело целью сохранить служебный и бюрократический характер новой элиты и избежать превращения ее в чисто привилегированную. Принцип равенства возможностей имел решающее значение, если не учитывать наследственный характер привилегий. Новая знать включала в основном военных, высших чиновников, национальных (сенаторы) и региональных нотаблей и незначительное число представителей
Современный российский бонапартизм в своем лавировании также может избрать в качестве опоры либо новую технократическую элиту, выступающую за модернизацию и европеизацию страны, либо старую номенклатуру, «ничего не забывшую и ничему не научившуюся». Комплектование новой российской элиты носит смешанный характер: в нее вошли как радикальные либералы, так и термидорианцы, как представители старой бюрократии, так и новые люди, выдвинувшиеся в период преобразований, наконец, как гражданские, так и военные администраторы.
Введение президентской системы во Франции определенным образом воздействовало на административную службу. Эта гражданская служба, следуя критериям рациональности, славилась своей политической нейтральностью и высокой компетентностью, эффективно осуществляя функции государственного управления. При Пятой республике гражданские служащие совершили открытый рывок к власти, поставив под свой контроль посты и виды деятельности, выходящие за чисто административные рамки. Не противопоставляя себя профессиональным политикам, они начали выполнять их функции, поставив под сомнение миф о гражданской администрации как слое, обеспечивающем нейтральное функционирование государственного аппарата. Введение президентской системы открыто поляризует государственную администрацию. Бюрократия из политически нейтральной (что характерно для парламентских систем) становится политизированной («президентской» в американском понимании).
Новая французская конституция способствовала политизации всех институтов, связанных с государством. Результатом стало предоставление президенту права назначать чиновников без жесткого независимого контроля, причем эта власть оказалась значительно шире той, которой наделены другие демократически избранные главы государств. В Германии федеральная система ограничивает власть канцлера назначать чиновников. В Италии разделение этой власти между рядом партий гарантирует от монополии. В США децентрализация и власть Конгресса жестко лимитируют власть президента в этой области. Во Франции, напротив, централизация и президенциализм обеспечивают президенту большую власть назначать персонал в различных областях.
Награждение политических единомышленников не носит, строго говоря, характера «spoils system», предполагающей полное пренебрежение профессиональной компетентностью. Требуется известный минимальный уровень компетентности, однако политические соображения становятся более важными, чем профессиональные, при осуществлении этих назначений.
Эти тенденции проявились еще более четко в России. Введение президентской системы само было проявлением раскола единой номенклатуры однопартийного государства. В то же время власть российского президента по подбору и распределению кадров настолько значительна, что она выступает важнейшим самостоятельным системообразующим фактором. Характерными чертами реорганизации управления в последнее время, выдержанными в духе бонапартистских традиций, стали назначения представителей силовых структур на высшие должности в гражданской администрации, ужесточение контроля и дисциплины, усиление иерархической субординации и бюрократизации госаппарата.
Констатировав появление в постсоветской России особого переходного режима власти, который мы определили как мнимый конституционализм, мы выдвинули прогноз относительно дальнейшего развития данной системы по трем возможным направлениям – подлинного конституционализма, возврата вспять или воспроизведения себя в других формах мнимого конституционализма. Последующий анализ конституционных поправок показал, что их масштаб вполне укладывается в схему маятника, колеблющегося от коллективистской до бонапартистской диктатуры. В ситуации подобного исторического выбора формы авторитаризма бонапартизм в его умеренной форме, вероятно, выступает как вполне реальная перспектива. Мы видели, что эта, несомненно, авторитарная модель власти имеет компромиссный характер и подвержена различным интерпретациям в направлении большего или меньшего авторитаризма. Однако возникает вопрос: может ли данный режим реализоваться в России?
При известных обстоятельствах бонапартистская модель власти может стать наиболее привлекательной для расколотой политической элиты в условиях упадка демократических ценностей, распространения индифферентизма и политической романтики. Реализации этой модели, однако, препятствуют существенные объективные факторы, не позволившие ей стать доминирующей в прошлом. Среди них следует указать прежде всего сложный национальный, этнический и религиозный состав населения, затрудняющий реализацию провозглашенной национально-патриотической составляющей государственной идеологии. Это препятствие не позволило, например, реализовать бонапартистскую модель Боливару в Латинской Америке. Другое препятствие – федеративный характер государства, затрудняющий его политическую централизацию и унификацию правового пространства, что необходимо для эффективной деятельности рационализированной бюрократической машины. Третье главное препятствие – отсутствие развитых традиций частной собственности вообще и мелкого земельного собственника (составляющего социальную базу классического бонапартизма) в частности. Это явилось, вероятно, одной из центральных причин, по которым бонапартистская модель власти не установилась в ходе революций начала XX в. в России, а затем и в других аграрных странах. Ведь бонапартизм как выражение политического центризма, включавшего определенные гарантии экономических и гражданских прав, не имел здесь социальной базы. Существенным аргументом против бонапартистской перспективы является также отсутствие в России рациональной государственной службы, аналогичной той, которая досталась империи от старого порядка. Деспотический характер российской, и особенно советской, государственной власти, стоявшей над обществом и подавлявшей его, стал основной общей причиной не только слабости гражданского строя, но и того, что аутентичная модель бонапартизма (или другие близкие к ней формы) не смогла реализоваться в истории России. В современной России существо политических дискуссий во многом сводится к поиску национальной формы политического центризма. Специфика этих дискуссий заключается, в частности, в том, что они идут на фоне современной идеологии прав человека и глобализации.
Современный российский режим приобрел ряд ключевых признаков классического бонапартизма. Он лавирует между силами старого порядка, жаждущими реванша, и силами, выступающими за модернизацию по буржуазному образцу. Его характерными проявлениями являются двойная легитимность (демократическая, через выборы, и авторитарно-патерналистская), антипарламентаризм, недоверие к политическим партиям, непартийное техническое правительство, централизм, бюрократизация государственного аппарата и формирующийся культ сильной личности.
Сюда следует добавить систематические референдумы и плебисциты, которые уже неоднократно имели место в государствах постсоветского ареала, поскольку их легко организовать на основе нынешней конституции, слабый парламент (парламентское большинство как разновидность этого феномена). Начавшаяся фактическая ревизия основного законодательства и высших институтов власти идет в том же направлении. Цель реформ очевидна: найти приемлемый исторический синтез старого и нового, революции и контрреволюции, модернизации и консерватизма. Для этого – создать национальное авторитарное государство, новую политическую элиту, ориентированную на интересы власти.
Центральной для переходного периода оказывается проблема легитимности власти, ее объединяющих идей и символов. Та же проблема, которая стояла перед французским бонапартизмом, – отношение к революционной легитимности и старому порядку – приобретает актуальность в новом виде. Вопрос об отношении к советскому прошлому и репрессиям – острая проблема легитимности современного режима: отсюда происходит противоречивость в вопросе о реституции, гимне, вообще государственной символике. Во всех действиях власти видны внутренние противоречия и поиск идеологических ориентиров. С одной стороны, тезис о незыблемости частной собственности и результатов приватизации (который должен успокоить бизнес, прежде всего иностранный), с другой – попытки ограничения прав собственности. С одной стороны, тезис об аграрной реформе, с другой – опора на коллективистские принципы советской эпохи. С одной стороны, западничество в экономике, с другой – сотрудничество с православной церковью и культивирование национальных символов. Эти противоречия, типичные для бонапартистской модели власти вообще, раскрывают в то же время историческую специфику его современной российской модификации.