Политический порядок в меняющихся обществах
Шрифт:
В некоммунистических однопартийных государствах успешная модернизация также была связана с приоритетом, отданным политическим целям. В Турции Мустафа Кемаль, прежде чем заняться социальными реформами и экономическим развитием, создал национальный и политический базис общества. В Мексике период между революцией 1910 г. и 1940 г. тоже «был эрой развития ключевых предпосылок для наделения государства новой ролью. В течение этих 30 лет государство восстановило контроль над нацией; оно начало формировать для себя новую философию и новую роль в реализации ее целей; оно создало новые центры власти и новый набор институтов; оно начало пробовать силы в новых программах и новых подходах к проблемам кредита, транспорта, водных ресурсов и земельной аренды в сельской местности»3.
Укрепление государства и развитие партийной
То же самое и в Тунисе, где неодестуровское правительство поставило на первое место национальную интеграцию и развитие политических институтов и лишь в 1961 г. перешло к развитию социально-экономическому. Тот же порядок приоритетов был выбран западным соседом Туниса. «Для Алжира, как и для Китая, экономическое развитие является задачей не номер один, а номер три. Первоочередная задача — строительство государства, следующая — формирование национального правящего класса. Для их решения, особенно второй, можно допустить регресс в третьей»4. В модернизирующихся обществах «строительство государства» значит отчасти создание эффективной бюрократии, но более важным является формирование эффективной партийной системы, способной структурировать участие в политике новых социальных групп.
Партии организуют политическую активность, и от характера партийной системы зависят темпы расширения этой активности. Стабильность и эффективность партии и партийной системы зависят как от уровня институциализации, так и от уровня активности. Высокий уровень активности при низком уровне институциализации ведет к аномии и распространению насилия. Однако и низкий уровень активности тоже снижает вес политических партий по отношению к другим политическим институтам и вообще социальным силам. В интересах политических лидеров — расширять политическую активность в той мере, в какой они способны поставить ее в партийные рамки. Партия, пользующаяся массовой поддержкой, очевидно, сильнее той, чья поддержка ограниченна. Так и партийная система, которая опирается на массы, сильнее, чем система, где рост политической активности связан с постепенным отходом партии от своей народной базы и превращением массовой организации в горстку политиков, не имеющих корней в населении. Политическая активность в отсутствие организации вырождается в массовое движение; организация без участия масс вырождается в персонализированную клику. Сильная партия сочетает высокий уровень институциализации с широкой опорой в массах. «Мобилизация» и «организация» — два этих лозунга коммунистической внутренней политики дают совершенно точную формулу сильной партии. Партия, сочетающая эти два принципа, достигает успеха и в модернизации, и в политическом развитии.
Таким образом, партии и партийные системы, в отличие от выборов и представительных ассамблей, или парламентов, выполняют в политической системе как динамические, так и пассивные функции. Выборы и парламент — это инструменты гражданского представительства, партии — инструмент мобилизации. Парламенты и другие виды выборных ассамблей совместимы с относительно статичным традиционным укладом. Сила тех групп, которые доминируют в социальной структуре, воспроизводится в рамках структуры парламентской. Наличие выборной ассамблеи не является само по себе признаком ни современности политической системы, ни ее готовности к модернизации. И выборы без партий воспроизводят статус-кво; это феномен консервативный, придающий подобие демократической легитимности традиционным структурам и традиционным лидерам.
Для них, кстати, характерна очень низкая активность избирателей. Выборы с участием партий создают механизм политической мобилизации в институционных рамках. Партии переводят политическую активность на электоральные рельсы. Чем сильнее партии, тем выше процент явки избирателей. Полдюжины яростно сражающихся кандидатов-«индивидуалов» вовлекают в выборы куда меньше людей, чем одна сильная партия без всякой реальной оппозиции. 99% участия населения в выборах в коммунистических странах служит свидетельством силы политических партий; 80% участия в Западной Европе есть результат высокого уровня партийной организации; 60%, характерные для Америки, отражают более рыхлую организацию партий.
В сообществах традиционного типа нет партий; модернизация требует возникновения партий, но это вызывает сопротивление. Этому есть три
Естественно, что правящий монарх склонен видеть в политических партиях силу, которая либо бросает вызов его власти, либо очень осложняет его усилия в направлении сплочения и модернизации страны. Попытки совместить монархическое правление с партийным почти всегда кончаются провалом. Приходится делать выбор между Болингброком и Бёрком; для индивида или группы, желающих совместить консервативную власть с модернизацией, первый вариант гораздо более привлекателен. Модернизирующий монарх обязательно видит себя «Королем-Патриотом», призванным «…не разводить партии, но править, как общий отец всего своего народа»6. Консервативные лидеры, не обладавшие монаршим саном — СаритТанарат, Айюб Хан, Франко, Ли Сын Ман, — разделяли общее отношение к партиям, хотя могли быть вынуждены идти в этом плане на компромисс. Проблема в том, что государство без партий лишено и институционального инструмента устойчивых изменений, и смягчения шока от этих изменений. Его способность к политической, экономической и социальной модернизации сильно ограничена. «Режим без партий — это неизбежно режим консервативный», — как сказал Дюверже7.
Консервативная оппозиция партиям в модернизирующемся обществе дополняется оппозицией административной. Чистый консерватизм равно отрицает аспект политической активности и аспект рационализации. Администратор, противящийся партиям, признает необходимость рационализовать социальные и экономические структуры. В то же время он против подразумеваемого модернизацией расширения участия народа в политике. Его идеал — бюрократия, цель — эффективность и избегание конфликта. Партии в его глазах лишь вносят иррациональные и своекорыстные мотивы, препятствующие эффективному преследованию целей, относительно ценности которых каждый должен быть согласен. Административный оппонент партий может носить самые разные одежды, но скорее это не гражданский костюм (mufti), а военная униформа.
Третий источник сопротивления партиям — те, кто допускает политическую активность, но не признает необходимость ее организовать. Это популисты в духе Руссо, приверженцы прямой демократии. Консерватор верит, что существующая социальная структура достаточна для того, чтобы обеспечить связь между народом и правительством. Администратор считает, что это обеспечивается бюрократией. Популист отрицает потребность в какой-либо структуре, связывающей население с политическими лидерами. Он проповедует «беспартийную демократию». Джайяпракаш Нарайян [63] — единомышленник Насера и Хайле Селассие в их отказе признать партии уместными для политики модернизации.
63
Нарайян, Джайяпракаш — индийский политический деятель.
Консерватор видит в партиях вызов установленной иерархии; администратор — угрозу рациональному управлению; популист — препятствие выражению народной воли; но всех критиков объединяют некоторые общие темы. Наверное, самым эффектным и красноречивым образом их выразил Вашингтон, когда предостерегал против «подрывных влияний партийного духа» на американскую государственную систему. Партия, говорил он, «всегда отвлекает общественные советы и ослабляет администрацию. Она возбуждает зловредную зависть и ложные озабоченности, разжигает враждебность одних против других, иногда поднимает бунт и внутренние войны. Она открывает двери подрывным иностранным влияниям, которые, используя партийные страсти, добираются до самого правительства. Тем самым политика и воля страны оказываются подчинены политике и воле другой страны»8.