Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Возьмем для иллюстрации этого своеобразного явления семью баронета сэра Джона Киллигрью, вице-адмирала королевской эскадры в Корнуэлсе и губернатора укрепленного прибрежного замка Пенденис. Это были купцы, вышедшие в дворяне и продолжавшие заниматься сначала купечеством пополам с пиратством, а потом пиратством пополам с государственной службой. Их потомки до наших дней заседают в палате лордов, и между членами этой семьи были и министры, и епископы, и генералы. Сэр Джон Киллигрью был сыном купца-пирата и сам в свободное от служебных занятий время занимался тем же.
Дело было во времена королевы Елизаветы, во второй половине XVI в., в героические времена владычества пиратов на всех омывающих Англию морях. Семья Киллигрью держала в страхе и повиновении юго-западный берег Англии, т. е. весь Корнуэлс и Девоншир, и противолежащий берег, юго-восточный берег Ирландии — Корк, Уотерфорд, Керри. У них была целая флотилия и всюду свои агенты. Они старались, по возможности, не грабить англичан, особенно местных, но зато всем прочим спуска не давали. Киллигрью создали целое акционерное общество, конечно не давая делу излишней огласки. Родовой их замок был за городом Фалмут (в Корнуэлсе), на берегу моря. Они принимали у себя всю местную знать, которая всячески добивалась, чтобы Киллигрью допустили ее хоть на паях участвовать в организованном морском разбое. Капитаны судов, служившие этой семье, получали '/ 5награбленной добычи, 4/ 5шло семье Киллигрью, которая уже выделяла должные паи (смотря по вложенному капиталу) тем или иным участникам. Знаток и исследователь истории английского пиратства Филипп Госс говорит даже о «синдикате» Киллигрью, но он неточен в терминах, это был не синдикат, а, скорее, общество на паях с «ограниченной ответственностью» (limited), т. е. в случае неудачи его участники теряют только пай, не отвечая иным своим имуществом. Впрочем, неудач было очень мало, и счастливцы, которых семья Киллигрью принимала в долю, богатели не по дням, а по часам. Конечно, случались и неприятности, но это бывало лишь изредка, когда уже не прямой коммерческий расчет, а спортивное, так сказать, чувство заставляло иных членов этой семьи переходить пределы должной осторожности. Видит, например, однажды (в январе 1582 г.) старая леди Киллигрью из окон своего приморского замка, что в Фалмутский порт вошло, скрываясь от бури, большое ганзейское торговое судно. Мужчин дома не было, они были все на своей работе, далеко, и скучавшая дома старушка решила действовать по собственной инициативе. В ту же ночь она, лично предводительствуя баркой, куда посадила вооруженных людей, подкралась и напала на ганзейцев врасплох. Ганзейцы (кроме случайно находившихся на берегу в эту ночь) были все перебиты и выброшены в море, их судно отведено по приказу леди Киллигрью в укромный уголок на берегу Ирландии, а сама старая леди с обильной добычей вернулась на заслуженный покой доканчивать ночь в своем замке. Но дело было слишком уж дерзким, уцелевшие подняли шум, выставили свидетелей, и старую леди с ее соучастниками отдали под суд. Двух из них по приговору повесили, а старушке, которую тоже чуть-чуть не повесили, смягчили в последнюю минуту меру наказания.
Но, воздерживаясь от подобных необдуманных увлечений и порывов, можно было свести риск к минимальным размерам, и пиратская династия Киллигрью продолжала благоденствовать, лишь постепенно отказываясь от своего традиционного дела. Таких прибрежных пиратских организаций с участием весьма уважаемых тогда купеческих и дворянских семей в Англии было несколько. Существовали они, хотя в меньших размерах и реже, и во Франции, и в Испании, и в Голландии, и в странах Средиземноморья.
Переходим к другой категории, к пиратам-профессионалам в точном смысле слова, для которых морской разбой с начала и до конца был единственным занятием и которые оказывали порой влияние на заморскую торговлю и сношения Европы с колониями. Их наличие на всех посещаемых морях принимали в те времена к серьезному учету и купцы, и государственные люди, и адмиралы, и колонисты. К такому же серьезному учету должен принять их и всякий историк, желающий воскресить обстановку описываемой эпохи во всей полноте.
Еще на заре новой эпохи, еще во времена процветания торговли Барселоны, Генуи. Венеции, Марселя со странами Леванта, т. е. с портами восточной части Средиземного моря, пираты на всем протяжении этих долгих рейсов были серьезной, ежеминутно грозившей опасностью. Их пристанищем были пустынные части островов, а также различные пункты побережья Средиземного моря.
Два знаменитых, гремевших по всему побережью предводителя пиратов в первой половине XVI в. были по происхождению греками. Они грабили испанские, итальянские, французские суда у самых берегов Европы. Их корабли были отличными быстроходными парусниками или прекрасно управляемыми гребными галионами и галерами, где гребцами были прикованные цепями к своему месту рабы. Нередко, взяв в плен купеческое судно, пираты немедленно меняли своих гребцов на только что взятых в плен купцов, купеческих приказчиков, морских офицеров и матросов, которым приходилось с того времени и до конца жизни не выходить из цепей и не отходить от весел. Ужас, который пираты наводили на торговцев и мореходов, был так велик, что иногда в некоторых наиболее в тот момент угрожаемых частях моря совсем почти прекращалось мореплавание.
Средиземноморские пираты нападали и на берега Испании, Сицилии, Италии, Франции. В 1529 г. они взяли штурмом после непрерывной бомбардировки, длившейся 16 дней, сильную испанскую крепость на острове Пенон, недалеко от Алжира, истребили гарнизон, засекли палками губернатора крепости, а затем напали на посланных в помощь этой крепости девять транспортов с пушками и запасами оружия и пороха, взяли в плен и обратили в рабство всех уцелевших 2700 человек. После этих примеров незачем долго распространяться о несокрушимой силе и прочной организации пиратов. Великие державы вели с ними переговоры, заключали перемирия, купеческие фирмы платили им регулярно дань. Они действовали не только в Средиземном море, но выходили в Атлантический океан и нападали на испанские суда, возвращавшиеся из Южной и Центральной Америки с колониальными товарами, а также с серебром и золотом. Нападали они и на работорговцев, которые в своих неизменных раз навсегда рейсах к гвинейским берегам непременно должны были проходить недалеко от атлантического побережья Африки, спускаясь к югу.
Роль пиратов усиливалась тем, что в течение всего XVI и большей части XVII столетия пиратские корабли оказывались порой чуть ли не главными военно-морскими силами, которыми пользовались турки в борьбе с Испанией, Венецией и другими державами. Пираты за свой союз с султаном пользовались широкими привилегиями по части сбыта награбленных ценностей в колоссальной тогдашней Турецкой империи. Их предводителей султаны часто назначали наместниками и управителями вассальных стран, что сильно облегчало новым наместникам продолжение их старого ремесла. Другими словами, чем больше торговля перемещалась из Средиземного моря в Атлантический океан, тем решительнее и внимание пиратов переносилось в этом же направлении, тем чаще им приходилось действовать к западу от Гибралтара, на путях из Америки, от Канарских островов или островов Зеленого Мыса к Испании, Португалии, Англии. По мере того как расширялись их операции, они занялись также в обширных размерах продажей в рабство взятых в плен матросов, офицеров, купцов, которых снимали с ограбленных судов. А за лиц достаточно состоятельных и знатных, за которых можно было требовать выкуп, они его и требовали совершенно официально. К концу XVI и началу XVII столетия пираты осмелели до того, что уже делали набеги на Ла-Манш, на ирландский канал (пролив Святого Георга) и даже на устье Темзы.
Испанские, португальские, французские и особенно английские морские разбойники оперировали только очень редко небольшими эскадрами, обыкновенно они предпочитали одиночное крейсирование. На первом плане в смысле ловкости, знания морского дела, быстроты передвижений, обширной осведомленности, смелости в осуществлении самых грандиозных предприятий, по единодушным отзывам современников, стояли английские пираты. Остальные могли только называться их учениками в этом трудном промысле (наиболее способными и многообещающими учениками оказались французы). «Никто не пиратствует лучше, чем англичане (Nulli melius pineticum exercent quam angli)», — с почтительной завистью признает известный французский филолог XVI в. Скалигер. Следует сказать, что вовсе не случайно то обстоятельство, что первыми, самыми активными и предприимчивыми пиратами оказались именно англичане и французы, а не испанцы и не португальцы. Во-первых, испанцы и португальцы, успевшие первыми открыть и захватить огромные территории в Южной и Центральной Америке и огромные богатейшие острова близ Америки, укрепившиеся на побережье Индии и на нескольких не менее богатых южноазиатских островах, имели достаточно места, куда сбывать энергичный, жаждущий приключений и стремящийся к быстрому обогащению элемент населения. Выгоднее и даже относительно легче и безопаснее было примкнуть к отряду Кортеса, или Писарро, или любого другого конкистадора и разграбить сокровища завоеванных земель, чем скитаться по океану, подстерегая добычу и рискуя при неудачной встрече быть немедленно вздернутым на рею. Занятие новых земель, кипучий торговый обмен, расцвет торгового мореплавания — все это требовало людей и сулило колоссальные барыши. В морской разбой шли лишь худшие элементы, отбросы, неудачники. Во-вторых, и испанское и португальское правительства чрезвычайно энергично боролись против своих пиратов, посылали карательные экспедиции для ловли морских разбойников, у которых не было ни сильной постоянной поддержки, ни вполне обеспеченных убежищ.
Что же касается пиратов английских и французских, то здесь дело обстояло совсем иначе.
Во-первых, в течение всего XVI и значительной части XVII в. ни Англия, ни Франция не имели таких больших и богатых колониальных территорий, которые могли бы даже отдаленно сравниться с владениями Испании и Португалии. Англия и Франция опоздали к этому первому, обильному богатыми приобретениями разделу земли и в первые полтора-два века наверстывали упущенное по мере сил разными способами, в том числе систематическим морским разбоем, который должен был передать в их руки хоть часть колониальной добычи, увозившейся испанцами и португальцами из колоний в Европу. В английские и французские пираты шли вовсе не отбросы населения и не обиженные судьбой неудачники, а, напротив, энергичнейшие люди, одаренные и духовными и физическими силами выше среднего уровня. Эти люди не могли на собственный риск и страх затеять борьбу против Испании и Португалии с целью отнять у них новые земли открытой силой, для этого нужно было дождаться начала эры колониальных войн, тогда, т. е. во второй половине XVII и в течение XVIII и XIX столетий, этот элемент нашел вполне подходящее приложение для своих сил. Но в XVI и XVII вв. морская охота в открытом море на испанских и португальских купцов, плывущих из Индии, из Бразилии, из Мексики, из Перу, с Кубы, Гаити, Суматры, «со всех концов горизонта», — вот что было формой английского и французского соучастия в эксплуатации вновь открытых заморских земель. Во-вторых, и это тесно связывается с только что сказанным, английские и французские пираты, поскольку они не грабили своих (или, точнее, поскольку они не попадались на ограблении своих) и поскольку они направляли свои усилия против испанцев и португальцев, а с конца XVI в. и против голландцев, пользовались тайной или явной поддержкой своих правительств, а это для пиратов, конечно, имело колоссальное значение. Явной эта поддержка была во время войны Англии или Франции против Испании или Португалии. Тогда данное правительство (например, английское) выдавало своим пиратам особые свидетельства (патенты) на право грабить торговые суда враждебной нации (например, Испании). Получив такое свидетельство, пират превращался в корсара, и с этого момента он пользовался поддержкой и покровительством всех английских властей как на побережье английских владений, так и в открытом море при встрече с английскими военными судами. Корсар становился временно как бы служащим в королевском флоте, по сути дела не переставая быть морским пиратом, наградой ему служило все испанское имущество, которое попадает в его руки. Сравнительно небольшой процент отчислялся в пользу королевской казны. Но так как бухгалтерские исчисления этого процента производил сам пират, обратившийся в корсара, то эти вычеты не оказывались для него слишком обременительными. В XVI и почти до конца XVII в. английские и французские корсары оперировали большей частью против испанцев, португальцев и к концу этого периода против голландцев. С конца XVII в. и в течение всего XVIII и начала XIX в. каперские свидетельства особенно охотно выдавались английским правительством против французов и французским — против англичан.
Часто (особенно при королеве Елизавете в Англии) правительство не довольствовалось уже имеющимися в наличности пиратами и снаряжало новых. Так, Елизавета любила давать пиратам старые казенные суда похуже и потом требовать с них своей доли в добыче. Такие связанные непосредственно с двором корсары чувствовали себя особенно привольно и при случае не прочь были пограбить и своих. После Елизаветы это охотно практиковали и Стюарты. В случае хлопотливого оборота дел морские бандиты указывали на суде с достоинством, что они работают на процентах с самим помазанником Божьим. Корсарство было явной, легально признанной формой покровительства пиратам. Но оно могло легально существовать лишь во время войны.
Надо сказать, что испанцы беспощадно боролись против английских и французских пиратов и корсаров, предавая их всегда мучительнейшим казням. Любопытно содержащееся в одном документе 1604 г. косвенное упоминание об этом самих испанцев. Испанцы взяли в плен два английских торговых судна (близ Антильских островов). Они отрубили всем англичанам, бывшим на этих судах, ноги, руки, отрезали носы и уши и в таком виде привязали их к деревьям, вымазав предварительно медом и оставив на съедение насекомым. Испанцы оговариваются: они приняли купцов за пиратов, а кроме того, им еще не было дано знать официально, что между Испанией и Англией заключен мир. Что с пиратами они поступают всегда именно в таком роде, в этом испанцы ничуть не оправдываются. Конечно, англичане и французы поступали в том же духе.