Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Напомним вкратце, что было сделано либеральным кабинетом в эти годы, в особенности с 1908 г., когда после болезни и отставки Кемпбель-Баннермана первым министром стал Асквит, а Ллойд Джордж покинул министерство торговли и стал канцлером казначейства.
Прежде всего был проведен ряд законов, не только обеспечивающих даровое первоначальное образование для детей неимущих родителей, но и дающих возможность дарового питания детей в столовых при школах. Затем (в 1907 г.) сильно сокращена была возможность пользования ночным трудом, а ночной труд женщин-работниц был воспрещен совершенно. Все правила по охране здоровья рабочих, работающих на фабриках, были распространены полностью на рабочих, которые работают либо у себя на дому, либо на квартире у хозяев. Рядом законоположений были значительно расширены права на вознаграждение и возмещение, а также на пожизненные пенсии, на лечение и т. п. во всех случаях несчастий с рабочими, происшедших при работе, а также в случае появления так называемых «профессиональных болезней» у рабочих (1906–1907 гг.). Под суровый и активный контроль были поставлены все отрасли промышленности,
Эта политика продолжалась, может быть, несколько более замедленным темпом также в 1910–1914 гг., но с 1909 г. правительство должно было предпринять и выдержать упорную борьбу за свой новый бюджет.
3
Это был тот знаменитый, исторический «революционный бюджет» 1909 г., который значительно усиливал фискальные поборы с недвижимой собственности, с капитала, с нетрудового дохода вообще в самом широком смысле. Очень значительно были повышены также государственные взыскания при передачах имуществ, особенно при получении наследств. Крупнособственнические, землевладельческие по преимуществу, элементы, могущественные в Англии, пошли походом против этого бюджета. Все упования врагов бюджета перенеслись на палату лордов. В своей речи в Глазго лорд Мильнер, обращаясь через головы своих слушателей к палате лордов, убеждал лордов «отвергнуть бюджет — и к черту последствия!» «Лорды отвергли бюджет, и сами пошли к черту», — ответил на это уже много спустя Ллойд Джордж.
Два вопроса не могут не возникать у читателя: 1) почему этот бюджет стал необходимостью? 2) какие именно общественные классы боролись против него с таким упорством? Ответ на первый вопрос нетруден. Закон о страховании безработных и престарелых, да и другие законы, как проведенные в 1906–1909 гг., так и намеченные к законодательным сессиям на ближайшие годы, требовали огромных затрат из средств государственного казначейства. Общая же тенденция правительственной политики побуждала построить новый, расширенный бюджет на сильном увеличении налогового бремени, падающего именно на наиболее состоятельные слои населения. Что же касается другого вопроса, то на него можно ответить так: в оппозиции к «революционному бюджету» Ллойд Джорджа оказались прежде всего крупные земельные собственники и часть больших индустриальных и финансовых магнатов. Но и главная масса торгово-промышленной буржуазии приняла бюджет без особого восторга, а отчасти и с некоторым ропотом: очень уж он показался радикальным.
Ллойд Джордж, составляя свой бюджет, решил нажать налоговым прессом прежде всего на верхушку землевладельческих магнатов и представителей высшей плутократии. Половина всего земельного фонда Великобритании принадлежит всего 2,5 тысячам собственников. Вообще же 95 % всего национального капитала находилось в 1908 г. в руках части населения. Было ясно, что при такой концентрации движимых и недвижимых богатств налоговый пресс можно нажимать вполне безопасно и даже с одобрением громадного большинства народа, пока это нажимание будет направляться на крупные капиталы и земельные владения. И действительно, новый бюджет Ллойд Джорджа круто повышал налоговое бремя на большие доходы и уменьшал зато налоги на средние и малые доходы (от 200 до 2 тысяч фунтов в год). От этого проигрывали всего 10 тысяч человек, но выигрывали 700 тысяч. Сильно повышались налоги на земельную собственность, на наследство, на торговлю спиртными напитками. В общем, больше 75 % всех новых расходов покрывалось новыми статьями прихода, уплачивавшимися исключительно состоятельными классами.
Ллойд Джордж заявлял, что эти новые доходы, взимаемые им с земельных магнатов, с питейных заведений, отчасти с капиталистов вообще, нужны государству для новых социальных законов, направленных к улучшению быта рабочего класса и вообще неимущих. Борьба против бюджета со стороны затронутого меньшинства велась ярая, но, конечно, совершенно безуспешная. Бюджет Ллойд Джорджа прошел в палате общин. Но 30 ноября 1909 г. в палате лордов он был отвергнут большинством 350 голосов против 75. Этот вотум лордов поставил на очередь дня самый вопрос о существовании аристократической палаты наследственных законодателей.
Уничтожение законодательной власти палаты лордов было одним из заключительных актов внутренней политики либерального кабинета, последовательно стремившейся к уменьшению горючих материалов, которые могли бы стать особенно опасными в случае военного столкновения с Германской империей. Другим из этих заключительных актов было проведение закона о вознаграждении депутатов. Только с этих пор из английского политического быта исчезла одна из характерных черт периода безраздельного господства аристократии и плутократии.
А грядущие события 1914 г. уже давно начали «отбрасывать свою тень» (по английскому выражению) на всю европейскую политику. В те самые годы, когда в Англии общественное внимание было поглощено отмеченными внутренними вопросами, за кулисами король Эдуард VII, при полном согласии и сочувствии как консервативного, так, впоследствии, и обоих либеральных кабинетов, создавал Антанту.
Глава VI
Основные черты социально-экономического и политического развития Германии от объединения империи до обострения англо-германского соперничества 1871–1904 гг
Некоторым германским историкам и публицистам, которые пытаются набросать картину сорокасемилетней истории «бисмарковской империи», эта история иногда представляется рядом роковых, непоправимых ошибок, порождавших болезни, которые долго и тайно разъедали могучий организм и в решительный момент его обессилили и погубили; иногда, напротив, эта история представляется некоторыми из них историей цветущего рая, который погиб прежде всего из-за зависти, соперничества, опасений, непримиримого своекорыстия внешних врагов, раздавивших в конце концов Германию исключительно численным и материальным превосходством своих соединенных сил. Обе эти точки зрения я тут упоминаю только затем, чтобы подчеркнуть, насколько до сих пор еще в историографии не изжиты воззрения, которые более достойны младенческих времен исторической науки, чем XX столетия. Эти воззрения и методы рассуждения способны скорее запутать самую несложную проблему, чем помочь справиться с вопросом, в самом деле крайне трудным; а он так труден, что, даже подходя к нему не с такими рассуждениями, но с методом бесконечно более надежным и реальным, все же нельзя надеяться справиться со всеми трудностями этого вопроса при помощи нескольких шаблонных фраз.
Германский народ, создавший величайшую культуру, занимающий одно из первых мест во всех без исключения областях духовного творчества, являющийся в полном смысле слова великим народом по своим исключительным интеллектуальным дарованиям и качествам характера, достиг к середине второго десятилетия XX в. колоссальных успехов в экономической своей деятельности, громадного политического могущества — и с этой головокружительной высоты был низвергнут после долгой титанической борьбы против самого могущественного союза великих держав, какой только видела история. Нас не интересует тут особенно тот вопрос, который так страстно обсуждался и продолжает до сих пор обсуждаться в германской публицистике и историографии: насколько виновны в катастрофе ошибки германской дипломатии и действительно ли германская дипломатия была по своему личному составу так уже поголовно неудовлетворительна, как об этом принято писать (и как об этом настойчиво говорили в Германии еще задолго до катастрофы). К слову замечу, что уже наличность таких выдающихся людей, как князь Лихновский, Брокдорф-Ранцау, Бернсторф, Кидерлен-Вехтер, Маршадь фон Биберштейн, не дает ни малейшего права говорить об общей будто бы неудовлетворительности германской дипломатии. Более важно другое: почему этим только что названным умным и проницательным политикам не удалось, несмотря на их усилия, спасти Германию от катастрофы? Почему возобладали не они, а именно те, которые толкали страну в пропасть? А еще важнее третье: понять неимоверную сложность исторически сложившейся обстановки, в которой германский капитализм начал в XX в. бороться за свое самоутверждение и преобладание. Только анализ этого вопроса и может дать некоторый ключ к пониманию событий.
Попытаемся отметить основные линии внутреннего развития Германии накануне образования Антанты.
В первые годы после образования Германской империи (1871–1873 гг.) искусственно созданная вследствие внезапного огромного притока капиталов благоприятная экономическая конъюнктура характеризуется основанием массы новых промышленных и банковых предприятий. Эта эпоха (время «грюндерства») кончилась крутым и жестоким кризисом 1873 г., банкротством или сильнейшим сокращением большинства вновь основанных предприятий и длительными и повторными приступами биржевой паники. Эти же годы искусственного и краткого процветания отмечены довольно большим стачечным движением, как всегда бывает при внезапных повышениях темпа промышленной деятельности и внезапно проявляющейся нужды в рабочих руках. С 1873 г.,-после непродолжительного (вслед за кризисом) угнетения рынка, начинается снова постепенный рост промышленной деятельности, который с начала 80-х годов приобретает необычайно интенсивный характер. Ряд технических открытий и усовершенствований, начавшийся с изобретения Джилкрайста (в 1878 г.), превратил огромные, но до сих пор мало пригодные залежи лотарингской железной руды в превосходное сырье, которое могло отныне стать основанием для громадной сталелитейной промышленности. В частности, машиностроение в течение 80-х и 90-х годов начало приобретать поистине гигантские размеры, что, естественно, отразилось тотчас же на всех прочих отраслях промышленной деятельности. Громадная и превосходно организованная торговая служба при промышленности, великолепный {как нигде в мире) аппарат для распространения германских товаров — все это сильно способствовало быстрому внедрению германской промышленности на рынки всего земного шара: прежде всего Англии и России, потом Италии, Австрии, Испании, на Балканах, в 90-х и 900-х годах— Южной Америки, Дальнего Востока, Африки. Усиливавшаяся с каждым годом мощь Германской империи оказывала тоже деятельную и существенную помощь германским промышленникам в этом завоевательном и всегда победоносном движении. Рабочих рук стало не хватать уже с середины 90-х годов XIX столетия. Эмиграция в Америку из Германии прекратилась; на сельскохозяйственные работы (на весну, лето, часть осени) приходили из западных губерний России десятки тысяч батраков. Стачечное движение среди промышленных рабочих, а также среди углекопов в последнее десятилетие XIX и в первые годы XX в. было много сильнее, чем в предшествующие годы, сообразно с общим и на этот раз очень устойчивым и усиливающимся процветанием производства[45].