ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА
Шрифт:
— В этой куртке я захватил Орла, Чарли.
— Правда, сэр? — парнишка широко распахнутыми глазами следил, как стрелок пристёгивает к поясу палаш, — Особенный день, сэр?
— Особенный, Чарли. Суббота, двадцать первое августа. — Шарп вытащил палаш из ножен и оглядел клинок, — Особенный.
— Чем, сэр?
— Сегодня особенный день, Чарли. Сегодня ты встретишься с принцем Уэльским.
Шарп подмигнул мальчишке, спрятал палаш в ножны и вскочил на коня.
Особенный день. День битвы.
Глава 18
Простой люд потянулся в Гайд-парк спозаранку. Попасть в отгороженное для зрителей пространство можно было с Тайберн-Лейн, переименованной (дабы избежать лишнего напоминания о месте публичных казней) в Парк-Лейн. От Гросвенорских ворот и до Резервер верёвочные барьеры отводили широкую полосу травы, где лондонцы могли гулять, покупать пиво со снедью и наслаждаться зрелищем. Впрочем, лучше всего предлагаемое вниманию публики представление должно было быть видно с трибун, места на которых стоили денег, и с крыши банка на Резервер. Позади отгороженной территории белели ширмы из мешковины, — уборные, хозяева коих за фартинг [12] готовы были помочь страждущим.
12
Четверть пенни. Прим. пер.
Сегодня здесь было не протолкаться от шлюх, карманников и, конечно же, сержантов — вербовщиков. Все нищие Лондона приволоклись к Гайд-парку в надежде, что гуляющие будут щедры к настоящим и поддельным увечьям настоящих и поддельных ветеранов войн Британской империи.
Напротив отгороженной полосы, метрах в трёхстах, находилась Арена. Центром её был Амфитеатр, вокруг которого в обычные дни юноши знатных родов прогуливались верхом, приподнимая шляпы при встрече с дамами, выезжающими подышать воздухом в открытых экипажах. Но сегодня был день не обычный. Сегодня вид на Арену был закрыт огромной многоярусной ложей, увешанной белыми, синими и красными лентами. На вершине торчали пять флагштоков. На четырёх из них развевались два британских стяга, а также союзнические: испанский да португальский. Центральный флагшток пустовал. После прибытия принца Уэльского там поднимут личный штандарт Его Высочества. Крышу ложи украшало изображение королевского герба, слева от которого красовался герб герцога Йоркского, а справа — эмблема принца-регента: три пышных пера.
Пространство по бокам от павильона тоже было отгорожено, но не верёвками, а красными шнурами с золотыми кисточками. Здесь ставили свои кареты сливки общества. Ярко светило солнце, и кожаный верх колясок их хозяева опускали. Перед экипажами оставалось достаточно места, чтобы тщеславные юнцы могли горячить коней в надежде заслужить восхищённые взоры дам. В тени деревьев за ареной приютились отхожие места для благородных. Цветные флажки, которые виднелись на их полотняных стенах, служили напоминанием, что цена удовлетворения естественных потребностей тут в четыре раза выше. Уже к десяти утра экипажи выстроились у ложи колесо к колесу, лошадей выпрягли. Прекрасный пол обменивался ревнивыми взглядами, сильный — наливался шампанским и вином.
Праздник должен был начаться в одиннадцать, однако на полосе, разделявшей зрителей разного социального положения, уже упражнялись военные. Расчёты Королевской Конной Артиллерии гоняли взапуски, вырывая куски дёрна ободами колёс пушечных лафетов. Играл оркестр гвардии.
Офицеры гарцевали на великолепных лошадях. Сегодня они были хозяевами парка. Даже те из них, кто в жизни не выезжал дальше Бата, смотрели на окружающих свысока, словно именно им окружающие были обязаны победой под Витторией. Их мундиры слепили золотым шитьём, обилием всевозможных шнуров и цепочек. Небрежно бросая пальцы к сверкающим каскам, они приветствовали знакомых красавиц, иногда снисходя до бокала шампанского, предложенного штатским приятелем. Назначались свидания и дуэли.
Королевская ложа постепенно заполнялась высшим командным составом с супругами, послами, вельможами из клубов Сент-Джеймса и Вестминстера. Лакеи разносили чай, кофе и вина. Широкие простеганные сиденья в центре были не заняты. Юные офицеры, проезжая мимо ложи верхом, отдавали сидящим честь, и, словно огромная немецкая заводная игрушка, три десятка генералов с адмиралами одновременно козыряли в ответ.
Лорд Феннер, как военный министр, расположился в ложе, но минут за двадцать до прибытия королевской камарильи спустился вниз, к северному краю павильона и пошёл вдоль ряда колясок, важно кивая знакомым, порой улыбаясь женщинам, которых хотел заполучить в свою постель или уже заполучил. Замешкавшегося слугу, несущего поднос, убрал с пути ударом трости.
Нужный экипаж он приметил издалека. Сэр Генри Симмерсон, углядев министра, приказал лакею открыть дверцу и опустить подножку. Симмерсон отпустил слугу и жестом пригласил Феннера внутрь:
— Ваша Милость?
— Симмерсон.
Лорд плюхнулся рядом с сэром Генри, водрузив ноги на противоположное сиденье. Лицо Феннера отразилось в носках начищенных до зеркального блеска сапог.
— Итак?
Сэр Генри, потный в полковничьей униформе, подобострастно улыбнулся из-под двууголки и открыл сумку, показывая Феннеру лежащие в ней две толстые книги, переплетённые в красную кожу:
— Вот они, Ваша Милость, в полной безопасности.
— Вижу.
Как ни старался министр сохранить самообладание, это не слишком удалось. Голос предательски дрогнул. Немудрено, при виде гроссбухов с его плеч будто гора свалилась.
— Переписка там?
— Да, Ваша Милость. — желчь сэра Генри, разлившуюся от известия, что проклятый Шарп жив, не смогло успокоить даже отворение крови, трижды устроенное его врачом, — В моём доме, как я уже говорил, документам ничего не угрожает.
Лорд взял сумку и торопливо закрыл её:
— Надо ли напоминать вам, Симмерсон, что я могу потерять больше, чем вы.
Сэр Генри обиженно кивнул.
— Где ваш Гирдвуд?
— Он приедет сюда, Ваша Милость.
— А Шарп?
Феннер не надеялся услышать ответ. Потерев лоб, министр поправил цилиндр и покосился на гвардейца, процокавшего мимо на красавце-скакуне. Плюмаж на шлеме офицера колыхался в такт шагам его жеребца.
— Где же, чёрт возьми, Шарп?
Половина пропавшего батальона обнаружилась в Челмсфорде. Вторая половина, обученная и готовая к продаже, словно сквозь землю провалилась вместе с охранными ротами, вместе с солдатскими контрактами, вместе с майором-вшивым-Шарпом. Сорвав злость на Лоуфорде, Феннер открыл охоту на упрямца-майора. На арест Шарпа был выписан приказ. Приказ, о котором ведали, впрочем, немногие, ибо министр не хотел осложнений с принцем Уэльским.
— Что он затеял, этот Шарп?
Сэр Генри, чья ненависть к стрелку с годами только усилилась, предположил:
— Может, он в Четэме или Плимуте?
— Нет его там. К тому же, без предписаний он не сядет на судно. Не сумасшедший же он?
— Он — сумасшедший. — сэр Генри оттянул пальцем пропотевший ворот, по-птичьи дёрнул шеей, — Сумасшедший и дерзкий негодяй. Я ещё четыре года назад пытался избавиться от него, так меня не послушали!
Нытьё Симмерсона не трогало лорда. Сэр Генри всегда ныл. Феннер думал о своём. На Лоуфорда он наорал, потому что в первый момент испугался. Испугался зря. По здравому размышлению, чего ему было опасаться? Ведомости министерства и Главного Штаба свидетельствовали, что второй батальон Южно-Эссекского полка переформировывается в запасной, а уж на каком он этапе переформирования — это частности. Здесь не подкопаешься. Единственные компрометирующие документы — учётные журналы аукционов. Так вот они, в сумке, и через полчаса перестанут существовать.