Полководцы Великой Отечественной. Книга 4. Георгий Жуков
Шрифт:
26 октября отец должен был вернуться самолетом домой. Решили предупредить его о происходящих событиях: написали короткую записку, чтобы передать ее при встрече. На аэродроме среди прочих был И. С. Конев, который предложил отцу сразу же ехать в Кремль. Мы попросили папу сесть с нами в машину, где молча передали ему записку, не будучи уверены, что в машине нет подслушивающих устройств.
В тот же день в газетах появилось сообщение, повторенное затем по радио, об освобождении маршала Жукова от обязанностей министра обороны и назначении на этот пост Р. Я. Малиновского. На другой день состоялся пленум ЦК, который вывел отца из состава членов Президиума ЦК и ЦК КПСС.
Обрушившийся на папу удар, вероломно подготовленный за его спиной людьми, которые совсем недавно, провожая его в
Вспоминать об этом очень горько. Было обидно за отца. За то, что вокруг него оказалось столько непорядочных людей, которых Хрущеву удалось сплотить вокруг себя, так что на пленуме никто не выступил в защиту отца.
На людей, не причастных к правящей верхушке, жестокая расправа с маршалом Жуковым произвела тягостное впечатление. Об этом потом вспоминали многие известные люди, в том числе Константин Симонов, военные историки Н. Г. Павленко, Н. А. Светлишин, Н. Н. Яковлев и другие. Наши близкие надежные друзья — правда, их оказалось не так уж много, — вместе с нами переживали за папу, как-то старались развеять его тяжелые мысли.
Просто не хочется вспоминать о некоторых действиях, предпринятых для того, чтобы очернить отца. Я имею в виду сообщения в прессе об одобрениях решения пленума активами коммунистов, клеветническую статью маршала И. С. Конева с нелепыми измышлениями и обвинениями в недостаточной боевой готовности войск, ограничении деятельности парторганизаций в Вооруженных Силах, в стремлении отца якобы единолично решать все вопросы руководства в армии, создании собственного культа личности и пр.
Все это время папа находился в неведении относительно своего положения и будущего. Только 15 марта 1958 года ему объявили, что он уволен в отставку. Его сняли с партийного учета в Министерстве обороны и предложили встать на учет по месту жительства в Краснопресненском районе. Помню, что он не раз тепло говорил о людях завода «Память революции 1905 года», куда его поставили на партийный учет. Там его встретили дружелюбно, с пониманием сложившейся ситуации. Впоследствии ему предлагали стать опять на партийный учет в Министерство обороны, но он категорически отказался.
С тех самых пор «руководители партии и правительства» делали все, чтобы имя маршала Жукова было предано забвению. О нем перестали писать в официальной печати, в том числе и в связи с различного рода юбилеями, касающимися прошедшей войны. В издаваемой в те годы шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941–1945» имя его едва-едва упоминалось.
Немало было уколов для папиного самолюбия и другого рода. Так, ему в категорической форме было отказано в просьбе использовать его на любой работе в Вооруженных Силах. А ведь как ему было тяжко оказаться не у дел, прослужив в армии более 40 лет, посвятив всего себя военному делу и защите Отечества!
Такое отношение к отцу в определенной степени коснулось и моей семьи. Юрия Александровича, служившего в то время в авиационной части в Кубинке, вызвал как-то маршал авиации В. А. Судец, главнокомандующий Войсками ПВО, и начал усиленно, с нажимом убеждать, что в интересах дела ему необходимо послужить в отдаленных от центра войсках. Предложения были одно хуже другого, а главное, под командованием людей, явно не благоволивших к нему. Пришлось обратиться к главному маршалу авиации К. А. Вершинину, который направил Юрия начальником штаба авиационного полка, расположенного в Группе советских войск в Германии, где он и служил с 1959 по 1963 год. В 1962 году в течение полугода я прожила там с детьми в гарнизоне вблизи небольшого города Лерц.
Г.
В 1965 году наметилось некоторое потепление со стороны властей в отношении отца. Это было уже при Л. И. Брежневе. Отца стали иногда приглашать на некоторые торжественные мероприятия, читать лекции, которые неизменно собирали огромные аудитории.
15 ноября 1966 года папу пригласили на научно-теоретическую конференцию, посвященную 25-летию разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, которая проходила в Краснознаменном зале Центрального дома Советской Армии. Пригласительный билет на конференцию ему прислали от МК и МГК КПСС в общий зал, а не в президиум. Георгий Константинович прибыл точно в назначенное время и прошел в зал, заняв место во втором ряду около прохода. Однако по настоянию оргкомитета конференции отца пригласили в президиум, и, когда он поднялся на сцену, зал взорвался продолжительными аплодисментами.
На второй день работы конференции отец попросил дать ему слово. После многолетней опалы это было его первое выступление перед большой аудиторией.
Через несколько дней отцу позвонил Брежнев и поблагодарил за содержательное выступление на конференции. Папа спросил Леонида Ильича, почему его никуда не приглашают, изолировали и сделали изгнанником. Брежнев ответил: «Теперь вас будут приглашать».
1 декабря 1966 года, в день своего 70-летия, папа выступил с докладом в Институте истории АН СССР. «Как и обещал, Жуков прибыл вместе с генералом Антипенко, — вспоминал А. М. Синицын. — Конференц-зал был переполнен. Слушатели стояли в проходах, вдоль стен, толпились перед открытой дверью в фойе. Изложив более подробно, чем в ЦДСА, историю Московской битвы, Жуков ответил на многочисленные вопросы». Сотрудники института встретили с восторгом выступление отца и преподнесли ему много цветов.
Помню, как по просьбе дирекции я попросила его выступить в Институте государства и права АН СССР, где работала с конца 1961 года. Зал был забит до отказа. Папа рассказывал в течение полутора часов, ни разу не заглянув ни в одну бумажку, называл по памяти даты, номера воинских частей, имена. Ни один человек до самого конца лекции не покинул зал.
Однако все папины «выходы» были строго дозированы и находились под неослабным вниманием. Уже в 1971 году, избранный делегатом XXIV съезда партии от Московской областной организации, он не смог принять в нем участие. Ему очень хотелось присутствовать на этом форуме, хотелось увидеться с людьми, поговорить. Был сшит новый мундир. Но состояние здоровья вызывало необходимость присутствия Галины Александровны. Ей же в гостевом билете отказали. Позвонив Брежневу, она услышала в ответ на свой недоуменный вопрос, что, мол, Георгию Константиновичу не стоит ехать на съезд, надо его отговорить. Прибегли даже к помощи группы врачей.
Его 75-летие в декабре этого же года прошло незамеченным. Он понял, что до восстановления справедливости еще далеко. Вскоре он начал работать над подготовкой второго издания своей книги. Работал с энтузиазмом, иногда в ущерб своему здоровью. Говорил, что надо исправить невольные неточности или ошибки, вкравшиеся в его воспоминания, что книга его нужна и полезна людям, что, несмотря ни на какие препоны, он сумеет донести правду о прошедшей войне.
В те годы я с семьей жила отдельно. И хотя виделись мы часто, каждодневного общения, к сожалению, не было. Лето проводили у родителей на даче, а вот зимой было сложнее. Место моей работы находилось довольно далеко, добиралась я на двух видах транспорта и к вечеру довольно сильно уставала. К мужу в Германию я ездила урывками, так как мне нравилась моя работа и не хотелось это место потерять. Долгие разлуки не могли не сказаться на наших отношениях: появилось взаимное недопонимание, разница в интересах. В конце концов мы разошлись. Но я рада, что мы сохранили добрые отношения. Папа был очень огорчен и не одобрял моего решения, но, как всегда, оставил последнее слово за мной.