Полночь и магнолии
Шрифт:
Сенека заулыбался.
— Боже! Какой же ты красивый, Сенека! Ты знаешь, тебе надо почаще улыбаться. Тебе так идет улыбка!
— Доверься мне, Пичи! — приказал он и положил ей руку на живот, но и Пичи сразу крепко сжала ноги.
— Откройся мне! Доверься мне!
— Открыться? Для чего? Ты… Ты собираешься тронуть меня?
— Я рассчитываю на это…
— Но…
— Разомкни ноги, Пичи… — попросил он ее. — Я понимаю, почему ты боишься. Я обещаю тебе Пичи, что это будут необыкновенные чувства. Когда они достигнут
Она кивнула головой.
— Хорошо, Принцесса, раскройся для меня… Он положил руку вновь ей на живот и медленно-медленно направил ее вниз.
— Сенека, — сказала она, извиваясь.
— Пичи, — прошептал он.
— Сенека, но я никогда…
— Я знаю, милая, что ты многого еще не знаешь. Но если ты мне доверишься, то я научу тебя всему…
Его мягкий голос заставил ее расслабиться. Она успокоилась и раскрылась ему.
— Сейчас, — сказал он, — будет то, что называется любовной игрой, — прошептал он ей на ухо.
Она вытянула ноги прямо, когда почувствовала его притязания внизу живота.
— Сенека! Ты положил свой палец…
— Да, дорогая, так надо.
— Но это… Так нельзя…
— Откуда ты знаешь, как надо? Ты никогда этого не испытывала прежде! А теперь расслабься, — сказал он, — и прекрати со мной бороться.
Он слегка погладил все кожные складки, окружающие вход во влагалище, а затем осторожно, вращательными движениями, ввел туда два своих пальца. Она сильно напряглась.
— Пичи, позволь мне сделать так, моя Принцесса. He думай о том, что я делаю. Подумай о том, что я тебе обещал. Я обещал тебе удовольствие. Помнишь?
— Я… я… я пос-с-тараюсь. — Я помогу тебе вспомнить. Вот так, Пичи! Вот так!
Он продолжал совершать вращательные движения пальцами одно за другим, одно за другим. Пичи закрыла глаза и сосредоточилась на чувствах. Нет, ей не было ни больно, ни неприятно. Напротив, с каждым разом она все больше и больше ощущала какое-то странное, ранее неизведанное чувство. Это чувство истомой растекалось по всему телу, обещая, что еще дальше будет кульминация. Чувство удовлетворения нарастало с каждой минутой.
— Не останавливайся, не останавливайся, поторопись…
Он начал ласкать ее еще быстрее. Его пальцы проникли глубоко вовнутрь нее.
Сенека почувствовал нарастание ее оргазма и очень медленно вынул свои пальцы из влагалища.
— А это, моя дорогая Принцесса, — прошептал он, — то, что называется прелестями любовной игры.
Она все еще лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала.
— Пичи! О чем ты думаешь?
Она улыбнулась:
— О том… что ты сейчас делаешь, вот о чем я думаю, Сенека!
Он лежал на боку и продолжал ласкать ее.
— Это, действительно, замечательные чувства, Сенека.
— Я же тебе говорил!
Сдается мне, что нужно тебя слушаться почаще.
— Но
Она улыбнулась… Он ожидал, что она попросит его любить ее еще. Но она не попросила. А он не хотел брать ее силой, не хотел просто завладеть ею. Он желал, чтобы она сама отдалась ему! И он ждал терпеливо ждал того момента.
— Сенека! — прошептала она.
— Принцесса! — отозвался он.
— Спасибо! — сказала она.
— Добро пожаловать! — произнес он.
— Ну ты же мне так и не сказал, какое прозвище твоей наилучшей части подойдет — «Король Артур» или «Копьеносец»?
Сенека, улыбаясь, посмотрел на свою плоть. Она была все еще напряжена. Сенека готов был расхохотаться.
— Копьеносец! Предпочитаю прозвище «Копьеносец»! «Решительный Копьеносец»! — выдавил он из себя и расхохотался.
Пичи отозвалась тем же. Прошло довольно-таки много времени, прежде чем они успокоились. Наконец, Сенека тронул ее за щеку и сказал:
— Но я не забыл сцену с Тиблоком, Пичи! Ее прекрасное настроение улетучилось. «Ну зачем, зачем он в такую минуту, когда им вдвоем так хорошо, начинает эту „лекцию“?»
— Не делай так больше! — продолжал он. По правде сказать, в душе он удивлялся, как она так могла вести «словесные» бои и выигрывать их. Но он должен был, должен был ей сказать о ее недостойном поведении.
— Я надеюсь, что ты знаешь о том, что твое поведение сегодня утром было недостойным. Более того, я уверен, что ты никогда больше не будешь бегать по дворцу в простыне. Ты — моя, Пичи! Только моя! Я, слышишь, я могу созерцать тебя и никто иной. Когда Тиблок посмотрел на тебя… а хотел прикончить его мечом. Ты принадлежишь мне и только мне. И каждая частичка твоей души и тела — они мои! Ты поняла?
— Тебе не надо было его… ну, это… мечом… Он….
Сенека резко перебил ее:
— Ты — моя, Пичи! Ты принадлежишь мне и только мне! Я спрашиваю тебя. Ты все поняла?
Она молча кивнула головой.
— Очень хорошо. — сухо произнес он, выскочил из кровати и быстро оделся.
— Позови своих служанок, пусть они тебя оденут подобающим образом! — приказал он. — Встретимся в покоях королевы. У меня есть четыре подарка для тебя, хотя за твое поведение их и не следовало бы тебе вручать!
— Подарки? — сказала она и соскочила с кровати. — Что это…
— Оденься! И поторопись! — с этими словами он поспешил к себе в апартаменты. Спускаясь вниз по коридору, он вспоминал о тех мгновениях, что он только что провел с Пичи. И хотя она ему сама не отдалась, он продвинулся гораздо дальше. Впервые он хохотал сегодня от души. Так он не хохотал с тех пор, как был маленьким мальчиком. Он был на седьмом небе от счастья и чувствовал себя так же хорошо, как после любовной игры.
— Она угрожала тебе, Тиблок? Она хотела превратить тебя в прачку?! — спросил король и расхохотался.