Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
Он не мог понять, откуда доносятся звуки. Похоже, откуда-то из темноты в конце тупика. Он медленно обернулся. Ничего не видно. Он почувствовал, как колотится сердце. Она не придет, да это и к лучшему. Местечко это ему совсем не нравилось. Какая несуразная мысль: назначить свидание в этом странном месте в такую поздноту!
«Да будь же мужчиной, в конце концов!»
— Привет, Шарль, — прошелестел голос.
Он вгляделся: вокруг фонаря задвигались смутные тени.
И тут почувствовал сзади дыхание.
— Я тут, Шарль.
Горло пронзила дикая боль. Его охватила паника, он застонал и ничком упал на припорошенную снегом мостовую. Прежде чем
Прошло немало времени, прежде чем Аристотель почуял приближение своего божества. Легавый пес не сводил глаз со щеколды. Хвост его нетерпеливо мотался туда-сюда. Голод и желание поскорее опорожнить мочевой пузырь замутняли чистую радость от встречи с тем, кому он был предан всей своей собачьей душой. Когда дверь открылась, он принялся скакать вокруг хозяина, подвывая от радости.
— Убери лапы, Аристотель, пойдем писать, я приготовил тебе твою похлебку, — проворчал Рене Кадейлан.
Аристотель пулей вылетел из комнаты и помчался в сторону Часового тупика: единственный заветный фонарь манил его и тянул, как магнит притягивает стрелку компаса. Какое наслаждение нарушить наконец запрет и облегчиться между двумя стенами — в этом месте его обычно приучали сдерживаться. Он пометил территорию и уже собирался вернуться к своей похлебке и к любимому хозяину. Но тут черный блестящий нос собаки уловил какой-то заманчивый запах. Он был так возбужден, что не обратил внимания на знакомое позвякивание вилки о миску.
— Аристотель! Где тебя черти носят? Час ночи, мне уж дрыхнуть пора, с ног валюсь. Быстро сюда!
В три скачка пес вернулся к дому на бульваре.
— Где ты так морду извозил, свинтус? А ну покажи… Ох, ты крысу, что ли, замочил, кровищи-то сколько!
Аристотель взлаял и помчался назад. Рене Кадейлан побежал за ним. Под фонарем он различил какой-то лежащий предмет.
«Пьянчуга, видать… Насосался как клещ».
Он присел на корточки, наклонился над телом и, в ужасе отпрянув, так и сел на задницу.
— Трупак! Самый что ни на есть настоящий! Ох, ему перерезали глотку, что за дерьмо вообще! Жуть какая! Плюшевый крокодил, обмотанные камни, голубой мелок…
Глава восьмая
В свои двадцать лет Рено Клюзель легко мог бы позволить себе жить припеваючи и проводить время в праздности: его родители были обеспеченными людьми, он жил в их особняке на улице Бак, и они без всяких проблем содержали его и не требовали, чтобы он шел куда-нибудь служить. Отец, директор адвокатской конторы, довольствовался тем, что сын получил диплом школы коммерции, и большего от него и не требовал. Мать, которая выглядела и вела себя так, словно ей было тридцать пять, хотя на самом деле ей уже стукнуло пятьдесят, думала только о своей внешности, и ее вовсе не заботило, какое поприще выберет для себя ее единственный сын, которым она и в детстве мало интересовалась. Что до самого юноши, ему надоело порхать и бездельничать и он помышлял о карьере репортера. Ежемесячные визиты дяди Антуана, главного редактора «Паспарту», еще больше распаляли его стремления, подогретые чтением криминальных романов, созданных воображением модного и весьма плодовитого автора: некоего Жозефа Пиньо.
Случай с Робером Доманси послужил для него поводом попробовать себя в деле. Рено Клюзель был не обделен интуицией: он догадался, что это загадочное
Ранним утром 2 ноября, когда он допивал свой кофе со сливками, его упорство наконец было вознаграждено. В районе часа ночи служитель из кабаре «Небытие» нашел в Часовом тупике мужской труп с перерезанным горлом. К заднему карману брюк приклеена этикетка, на которой напечатано:
Лицей Карно
И дальше красным карандашом приписано от руки:
Шарль Таллар — сукин сын
И мочалок господин…
Никаких следов бумажника, но зато сразу заметно было, что вокруг тела разложили те же предметы, что и в прошлый раз: поддельная миниатюра, пустые водяные часы, пакетик с зернами и черным гравием, три камня, обернутые в белую ткань, и плюшевый крокодил. На этот раз к этим предметам прибавился голубой мелок. Допрос охранника из кабаре «Небытие», некоего Рене Кадейлана, ничего не дал. Женщина по фамилии Самбатель, живущая в доме, возле которого было совершено убийство, закрывала ставни на ночь после партии в безик [36] с соседями и заметила возле фонаря мужчину. Но поскольку в переулок частенько заглядывали разные пьяницы, она уже к ним как-то привыкла и не придала этому никакого значения. Комиссар рвал на себе волосы, а Рено Клюзель торжествовал: ему достались все лавры.
36
Безик — карточная игра.
Хотя не было еще и шести часов, Од Самбатель, которая страдала бессонницей, уже слонялась по дому в бесформенной душегрейке. Когда в дверь осторожно поскреблись, она собиралась сварить себе цикорий с молоком. Шаркая тапочками, она открыла дверь и улыбнулась раннему посетителю.
— О, как рада вас видеть! Мсье молодой журналист! Я собиралась сделать гренки, позавтракаете со мной? Тут недавно приходил этот невежа комиссар, вытащил меня из постели, чтобы задавать мне всякие дурацкие вопросы, и все противно слюнявил карандаш… Эта канцелярская крыса лучше бы убийцу арестовала!
— Так где его взять, убийцу?
— Да это же ясно как день! Убил Фермен Кабриер, уличный художник!
— Уличный художник?
— Ну да, он рисует мелками, размалевывает тротуар, а ему за это деньги платят. Маляр, одним словом. Голубые деревья, фиолетовые дети, вы наверняка на это натыкались, нет? У него не все дома, он с луны упавший. А когда она полная, такое происходит…
— Что происходит?
— Про оборотней слыхали? Это такие же люди, как вы и я, но в полнолуние они превращаются в диких зверей, ну и вот…
— Как вы можете так уверенно это утверждать?
— Про волков-оборотней?
— Про виновность этого… как его…
— Фермена Кабриера? Да потому что возле тела нашли голубой мелок! И потому что вчера этот славный Илер Люнель, посыльный в бакалее Фулон, который помогает мне, два раза в неделю приносит продукты, сам, своими глазами видел рисунок Фермена на бульваре Клиши. Сядьте уже, что стоите как столб, глаза мне мозолите. Пейте кофе, а то остынет.
Рено Клюзель с отвращением покосился на беловатую жидкость, которую она налила ему в стакан.