Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
— О, я…
Огюстен Вальми был очень, очень недоволен. Надо бы как-нибудь наказать растяпу-рабочего с улицы Арколь, который нес ведро гудрона и испачкал жуткими черными пятнами брюки ни в чем не повинного прохожего. Огюстен Вальми и был тем прохожим. Конечно, отправить его в тюрьму — это было бы слишком, а вот основательный штраф научил бы этого болвана уму-разуму.
И к какому наказанию следует приговорить анонимного автора книги «Тысяча и один полезный совет по домоводству»? Он имел наглость утверждать, что лучшее средство от гудроновых пятен — сливочное масло. А потом достаточно просто промыть пятно горячей водой с мылом. В результате прекрасные полосатые брюки комиссара украсились коричневатым потеком, окруженным жирным ореолом. Видок был кошмарный.
Он засунул ноги под сиденье, надеясь, что никто не заметит это безобразие.
— Что нового? — безразлично поинтересовался он.
Жозеф зачарованно уставился на ухоженные руки комиссара.
— Мы разоблачили убийцу. Это женщина. Но, к сожалению, она мертва.
Огюстен Вальми достал носовой платок, прижал его ко рту и откинулся на спинку стула.
— Знаю, знаю. Мне нужен конкретный отчет, без всяких лишних подробностей.
Виктор начал свой рассказ, обойдя молчанием дополнительные обстоятельства вроде аферы, затеянной Шарлиной Понти и Рафаэлем Субраном, и участия в деле Фермена Кабриера. Огюстен Вальми слушал с непроницаемым лицом.
— Ну и вот, — заключил Виктор, — таковы были последние слова Колетт Роман.
— Для правосудия это все голословные утверждения и произвольные выводы, вопросы без ответов, какое ему дело, что имеется некая смутная связь между этой женщиной и тройным убийством? — резко возразил Вальми.
— Я прекрасно вас слышу, господин комиссар. При отсутствии вещественных доказательств мы с мсье Пиньо можем всего-навсего выдвинуть версию. Мы рассмотрели несколько вариантов и можем рассчитывать только на признание Зелины Дурути, она же Колетт Роман.
— Я вас слушаю, — сквозь зубы процедил Огюстен Вальми.
— Трагическая смерть Флорестана Ноле потрясла ее. Она замыслила идеальную месть. Неустанно выслеживала в парижских джунглях четверых негодяев, виновных в смерти ребенка. Обнаружить Луи Барнава было нетрудно. Что может быть элементарнее, чем навести справки в омнибусной компании? Можем даже предположить, что идея наказать его за прошлые преступления погнала ее в поисках работы в IX округ, где ее под именем Колетт Роман наняла на работу вдова Фулон.
— Да, ну хорошо, и что дальше, это все сплошные гипотезы, — пробормотал Огюстен Вальми. — Мне нужны вещественные доказательства!
— Позвольте мне дальше развить нашу аргументацию. Зелина-Колетт завязала дружеские отношения с бывшим извозчиком, заметила его одержимость темой времени и замыслила убийство в декорациях, связанных с Сатурном. Оттуда, несомненно, родился ее план зазвать трех остальных негодяев в Часовой переулок. Она знала, кто они по профессии, они это указали во время допроса в комиссариате VIII округа. Зелина-Колетт прошлась по театрам столицы и вычислила Робера Доманси. Так же она нашла Шарля Таллара, хотя список школ был подлиннее. Эзеб Турвиль был почтальоном, но его уволили после забастовки. Коллеги дали ей его адрес, но он оттуда съехал — нечем было платить. Но консьерж, наверное, рассказал, что он переехал к своей сестре Клариссе Лостанж.
— Ваш рассказ звучит убедительно, но, увы, он ничем не подкреплен. Сплошные «несомненно», «наверное». С помощью каких уловок она завлекла этих трех человек в Часовой тупик?
— Мы не знаем.
— Ваша романтическая история рассыпается как карточный домик. Слишком много «может быть» и «конечно же». Пойдите расскажите это прокурору! А к тому же основной свидетель, мадам Самбатель, утверждает, что убийца — парень.
— Зелина-Колетт убивала свои жертвы, переодевшись в мужское платье, с помощью баскской пастушьей палки, так называемой макилы, выточенной из мушмулы и скрывающей в себе острие, разом вылетающее из рукоятки. Колетт знала, куда бить, поскольку до этого работала медсестрой.
— Она работала не медсестрой, а санитаркой. Однако могу с вами согласиться, что у нее могли быть кое-какие знания по анатомии. И это все? А те пресловутые рисунки мелом, стершиеся по мановению Святого духа, тоже ее рук дело?
— Да. Ей хотелось оправдать Фермена Кабриера и при этом свести счеты с вдовой Фулон, которую она недолюбливала. Единственное наше вещественное доказательство — оружие, которое и послужило причиной ее смерти.
— Ничто при этом не указывает, что именно им были убиты три жертвы.
Виктор и Жозеф застыли на месте.
— Я разочарован, Легри. Ваша теория притянута за волосы. Что касается свидетельства мадемуазель Катрин Лувье, отчасти явившейся жертвой манипуляций мадемуазель Роман, то оно, несомненно, указывает на участие последней в этом преступлении, но слишком неочевидно, чтобы обвинить ее напрямую. Всех эти косвенных улик недостаточно для осуждения покойной. У нас есть непочатый край разнообразных гипотез, помимо этой. Хорошенько все взвесив, Легри, я решил, что лучше будет упростить нам задачу…
— Но мсье комиссар… — пролепетал Жозеф.
— Никаких «но», мсье Пиньо. Я уже принял решение. Вы не забыли, что это я веду расследование, а, Легри?
— Если вы настаиваете, господин комиссар, мы отойдем от дел. Но лишь потому, что ваше положение в этой ситуации более прочно, нежели наше. Дальнейшее развитие событий на вашей совести, мы удаляемся. Однако я совершенно уверен, что мы правы.
— Не нужно тут мне этих похоронных физиономий. У меня тут был молодой журналист из «Паспарту» Рено Клюзель, упрямый такой малый, его никогда не убедить подобными объяснениями без подходящего мотива.
Огюстен Вальми наклонился вперед.
— Мсье Пиньо, я хотел бы использовать ваши умения, мне понадобится ваш литературный талант, — сказал он, улыбнувшись.
Жозеф улыбнулся в ответ, но улыбка вышла нерадостной.
— Я плохо понимаю, господин комиссар, вы хотите замять дело, что ли?
Огюстен Вальми кивнул головой.
— Придется лжесвидельствовать, — пробурчал Жозеф, — теперь-то мне все понятно.
Виктор посмотрел на Огюстена Вальми. Комиссар хотел любой ценой поскорей избавиться от этого неудобного, компрометирующего дела и пресечь в зародыше любое журналистское вмешательство: ведь папарацци могут разнюхать его родство с Робером Доманси. То есть придется сотрудничать с врагом.