Полное собрание рассказов в одном томе.
Шрифт:
запел во все горло Митька; душа его ликовала: не пропал.
Колька терпел, терпел, отдал ему рычаги и занялся канистрой. Отпили немного, смерили проволочкой – сколько осталось. Еще малость отпили.
Доехали, как по горнице босиком прошли: легко и весело.
Их ждали, их давно ждали. Всем скопом кинулись перетаскивать продукты в избушку. Зеленую канистру занес сам начальник и поставил под нары. Шумно сделалось в тесной избушке.
Хмельной Митька начал куражиться:
– Начальник, заметку в «Трудовую вахту»:
– Сколько выпили? – спросил начальник у Кольки.
Колька хмурился: хотел казаться трезвым. Ну, если и выпил, то так – самую малость, для согрева.
– Не знаю, – сказал он. – Расплескалось много.
Начальник заглянул в канистру, взболтнул содержимое…
– Полтора литра. – Достал блокнот, записал. – С получки вычту.
Всем налили по полстакана спирту. Митьке не налили.
– Хватит, – сказал начальник.
Митька взбунтовался, полез к начальнику:
– Так? Да? Я же чуть не погиб, пала!..
Начальник выпил свою порцию, скривил большой рот, закусил хлебом.
– Большеротик! – горько орал Митька. – Я же привез, а ты…
– Спокойно, Босых. Заметку напишу, а спирту не дам. Ты свое выпил. А то будешь не Босых, а – Косых.
Огромный Митька сгреб начальника за грудки.
– Да я же мог весь выпить!..
Начальник оттолкнул его. Митька снова попер на него с кулаками… Начальник, невысокий, жидкий с виду мужичок, привстал, не размахиваясь, ткнул Митьке куда-то в живот. Митька скорчился и сел на нары. С трудом продыхнул и пожаловался:
– Под ложечку, пала… Ты што?.. Налей хоть грамм семисит?
Все посмотрели на начальника.
– Нет, – сказал тот. – Все. Иди ешь.
– Не буду, – капризно заявил Митька. – Раз ты так – я тоже так: голодовку объявлю, пала.
Засмеялись. Начальник тоже засмеялся. Смеялся он неумело, по-бабьи звонко. Он редко смеялся.
– Хошь, счас всем скажу? – спросил вдруг Митька, угрожающе глядя на начальника. – Хошь?
– Говори, – спокойно сказал тот.
– Нет, сказать?
– Говори.
– А-а… то-то.
– Что «а-а»? Говори. – Начальник внимательно, с усмешкой смотрел на Митьку. Ждал.
Все стихли.
Митька не выдержал взгляда начальника, отвернулся…
– Сижу на нарах, стос мечу! – запел он и полез на нары. Еще раз напоследок попытал судьбу: – Пиисят грамм? И – ша! И ни звука. А? Иван Сергеич?
– Нет.
– Все – убито, Бобик сдох. Да ты начальничек, ключик-чайничек!.. – еще пропел Митька и затих, заснул.
– Ну, Митька… Откуда что берется? – заговорили лесорубы.
– Посиди там – научишься.
– Да, там научат.
На начальника посматривали с интересом: что такое знал о нем Митька?
Начальник как ни в чем не бывало с удовольствием жевал сало с хлебом, запивал чаем.
– Нет, я-то ведь тоже чуть дуба не дал! – вспомнил Колька. Он добавил к выпитому дорогой, и его заметно развезло. – Туда ехал, у меня заглохло. Я с час, наверно, возился… Руки поморозил. А оказывается, выхлоп подлючий снегом забило!.. Бензину налил, выжег его… А сам чуть не сгорел: во! – Показал прожженный рукав фуфайки. – Плеснул нечаянно, он загорелся…
– Прокладку не пробило? – спросил начальник и опять засмеялся неожиданно высоким женским смехом.
– Когда ты забудешь про эту прокладку? Ты што, всю жись теперь будешь?!
– Нет, – серьезно сказал начальник. – Иди спать. А мы отдохнем малость, жирок на пупке завяжется, и пойдем крышу привяжем. А то ее расколотит всю об лесины. Или унесет совсем.
Колька полез к Митьке на нары.
Лесорубы закурили после сытного обеда.
Начальник достал блокнот, устроился за столом, начал писать заметку:
«Самоотверженный поступок шофера Дмитрия Босых и тракториста Николая Егорова».
Написал так, подумал, зачеркнул. Написал иначе:
«Лесорубы спасены!»
Опять зачеркнул. Написал:
«Тов. редактор! У лесорубов на 7-м участке еще до бурана кончились все продукты. Им грозила крупная неприятность. И только благодаря умелым действиям шофера Д. Босых и тракториста Н. Егорова продукты на участок были доставлены».
Начальник прочитал, что написал, и остался доволен.
– Иван Сергеич, – спросил один лесоруб, – если не секрет: что такое хотел сказать Митька?
– Митька?.. – Начальник криво улыбнулся. – Мы с ним в одном лагере сидели. Он в моей бригаде был.
– Так вы што… тоже?..
– Двенадцать лет. А Митька теперь шантажирует. – Начальник снова не сдержался и – в третий раз за этот день – закатился звонким своим искренним смехом. Отсмеялся и сказал убежденно: – Но он ни за что, ни под какой пыткой не сказал бы. Это он спьяну решил малость пошантажировать. Он отличный парень.
– А за что, Иван Сергеич?
– Сидел-то? Сто шестнадцать пополам. Ну, пошли, братцы, найдем крышу-то.
Начальник оделся, взял веревку и первый вышел из избушки в крутой, яростный ад.
Буран снова набирал силу. Он, кажется, зарядил на неделю – февральский.
Горе
Бывает летом пора: полынь пахнет так, что сдуреть можно. Особенно почему-то ночами. Луна светит, тихо… Неспокойно на душе, томительно. И думается в такие огромные, светлые, ядовитые ночи вольно, дерзко, сладко. Это даже – не думается, что-то другое: чудится, ждется, что ли. Притаишься где-нибудь на задах огородов, в лопухах, – сердце замирает от необъяснимой, тайной радости. Жалко, мало у нас в жизни таких ночей. Они помнятся.