Полное собрание рассказов

Воннегут Курт

Кто пишет доклады? Тот, кто не только понимает, какое открытие совершил ученый, но и способен объяснить его массовой аудитории.

Но получается, что автор доклада сам увлекся своим материалом — таковы ирония и шутка (а еще мудрость), которые Воннегут встраивает в свое повествование. Со временем это станет ключевым элементом его литературного стиля в журналистике — к подобному приему прибегали многие писатели — Том Вулф, Джоан Дидион, Гэй Тализ и даже Хантер С. Томпсон. Но это случится не раньше середины 1960-х годов. Тогда же, в начале 1950-х, короткая проза, публиковавшаяся в популярных журналах, казалась лучшим проводником не только для воззрений автора, но и для того, чтобы найти и обозначить свой стиль.

Свой подход Воннегут выработал для того, чтобы иметь возможность говорить о науке максимально просто. Его рассказы предназначались не для читателей «нишевых» журналов, а для всех и каждого. Если «Нью-Йоркер» был не для «старушки из Дубьюка» [20] (как

сам «Нью-Йоркер» рекламировал себя в то время), рассказы Курта были и для нее тоже — и для всех и каждого в Америке. С другой стороны, он не стремился завоевать рынок научной фантастики — по той простой причине, что там платили по пенни за слово, тогда как в «Кольерз» и в «Сэтерди ивнинг пост» платили по полдоллара. Пять рассказов, размещенных в этих семейных еженедельниках, прокормили бы его семью на протяжении года и принесли бы ему (как он любил говаривать) тот же доход, какой имел его сосед, заправлявший кафетерием в местной школе, где учились его дети. Сами по себе рассказы писались для огромного среднего класса Америки, отличительной чертой которого в 1950-е годы был стабильный уровень жизни практически во всех штатах. Эти люди были постоянными читателями «Пост», и их могли заинтриговать радиоволны из открытого космоса и огромные новые машины под названием компьютеры, способные имитировать человеческий разум. А еще их забавляло, как такие новшества способны укладываться в их повседневную жизнь. Радиоволны исходили не от электронных ящериц на Марсе, которые грозили превратить землян в зомби, как можно было прочитать на страницах произведений научной фантастики, не были они и теми самыми частичками радиации, которые засекало сложнейшее оборудование, как со знанием дела писали авторы статей в других разделах журналов. Маленькой нишей Воннегута было показать, как его соотечественники могут овладеть новыми технологиями и применить их к самым расхожим человеческим фобиям, — как, например, в рассказе «Эйфо», который был опубликован в «Кольерз». Поразительному новому компьютеру, о котором Курт напишет в другом рассказе для «Кольерз» — «ЭПИКАК», найдется вполне расхожее бытовое применение. Суть этих рассказов сводилась к следующему: не стоит тревожиться по поводу опасности новых изобретений; эти изобретения — прекрасное приобретение, и мы прекрасно знаем, как с ними управляться.

20

Округ штата Айова, аграрный регион, синоним глубокой провинции.

А рассказы Воннегута продавались благодаря его собственной изобретательности. Его полюбили читатели среднего класса. В рассказе «Соседи», опубликованном в апрельском номере «Космополитэн» в 1955 году, мальчик решил свою проблему с помощью стандартного радиоприемника. Стена, разделяющая квартиры, была слишком тонкой, и он был вынужден слушать музыку и бесконечные ссоры соседей. Найденное мальчиком решение отличают изобретательность и простота: как было известно Курту и любому другому умельцу в стране, большую часть проблем можно решить с помощью того, что есть под рукой. Таким образом, благодаря науке, мы улучшаем качество своей жизни. Рассказ «Виток эволюции» не попал в «Кольерз», «Космополитэн» и «Пост». «Гэлэкси сайенс фикшн» взял его по самой низкой ставке в 1953 году, притом, что это один из самых сильных его рассказов, основанных на научных идеях. К тому же отмеченный фирменным юмором автора. В «Кольерз» Нокс Берджер взял «Мнемотехнику» для апрельского номера 1951 года, но только после того, как Курт несколько раз переписал рассказ. Работа над этим рассказом началась еще в июле 1949 года, когда Воннегут еще жил в пригородном Скенектади, штат Нью-Йорк, и работал в отделе по связям с общественностью при исследовательской лаборатории «Дженерал электрик».

Огромная кипа переписки с редактором наглядно демонстрирует, сколько изменений пришлось внести автору, чтобы подвести рассказ под стандарты лучших и продаваемых в масштабах всей страны журналов, вроде «Кольерз», — в отличие от рынка научной фантастики, где, как сетовал Берджер, «специалисты воюют с огромным количеством новейших микробов и мудреных диссертаций. Нокс указывал, что одна из проблем Курта как писателя заключается в том, что, будучи сотрудником «Дженерал электрик», он не может позволить себе слишком уж подтрунивать над новшествами, которые несет с собой прогресс. «Прогресс — наш самый важный продукт» — провозглашал рекламный лозунг «Дженерал электрик», а Курт в своих рассказах намекал, что по большому счету прогресс ничего не меняет, люди остаются теми же, что и были, со всеми своими слабостями и пороками (несколько лет спустя он раскроет эту тему в своем первом романе «Механическое пианино»). «Лично я, — советовал ему Нокс в записке от 1949 года, — думаю, что издатели [«Кольерз»] силятся завлечь «Дженерал электрик» на свои рекламные страницы. Возможно, и вам захочется

прикупить себе разворот. Всего 8800 долларов за черно-белый разворот — лучшая цена за тысячу читателей на журнальном рынке. Подумайте хорошенько».

Если это эксцентричное, хотя и ироничное (учитывая нищету Курта) предложение звучит как цитата из рассказа Воннегута, достаточно взглянуть на посвященные научным идеям произведения самого Курта, проданные им в те годы в популярные журналы. В рассказе «Конфидо» полет научной фантазии и страсть к изобретениям не выходят за рамки расхожего человеческого поведения, знакомого большинству читателей семейных журналов. Науку и реакцию на научные открытия и новшества следовало подавать убедительно и занимательно, а к концу рассказа читатель должен был непременно обмануться в своих предположениях и удивиться собственной доверчивости. Рассказы «Зеркальная зала» и «Сейчас вылетит птичка» посвящены не столько науке, сколько псевдонауке, в то время как рассказ «Милые маленькие человечки» выходит за рамки как обычного поведения, так и доверчивости или практичности. Когда стопа писем с отказами вырастала настолько, что даже агент Курта Кеннет Литтауэр уже не видел надежды на публикацию, он уговаривал своего клиента приберечь материал «для потомков». И душеприказчики писателя сохранили и опубликовали такие рассказы после смерти автора, уважая желания тех, кто доподлинно знал, какую ценность имеют эти произведения.

Сегодня рассказ «Между вредом и времянкой» как нельзя лучше позволяет понять Воннегута-писателя, который начинал как автор рассказов и после двадцати лет упорного труда преуспел на ниве романов. Вдумчивых авторов всегда тревожила мысль, что их мировоззрение сформировано временем, в которое им выпало жить. Но верно и обратное: у всех хороших писателей есть потайное желание самим формировать свою эпоху, и эту потребность Воннегут осуществлял с самых первых до самых поздних своих произведений. Это стремление приводит читателя от поражений и разбитого сердца к надежде, и этот курс Курт любил набрасывать на грифельной доске для своей аудитории, наглядно демонстрируя, как строится литературное повествование. Полвека спустя Воннегут использует этот феномен как литературный прием в сборнике своих сатирических эссе «Благослови вас бог, доктор Кеворкян», в котором он возвращается из контролируемых приключений на грани смерти, чтобы поделиться мыслями тех, кто действительно почил в бозе — будь то люди никому не известные, знаменитые или знаменитые со знаком минус. В рассказе «Между вредом и времянкой» нет ничего веселого, если не считать мрачного юмора в развязке. Но и это лишь очередной розыгрыш (возможно, не такой уж мягкий), который Воннегут уготовил своим читателям. Наука в этом рассказе служит предостережением. «Будьте осторожны, — предупреждал читателей Курт относительно своих произведений, — нас с вами может занести на много миль отсюда».

Джером Клинковиц

Соседи

В старом доме, разделенном напополам тонкой стенкой, пропускавшей все звуки, жили две семьи. В северной части дома поселились Леонарды. В южной — Харгеры.

Леонарды — муж, жена и восьмилетний сын — только что въехали. Зная об акустических свойствах тонкой стенки, они тихо спорили, можно ли оставить Пола одного на целый вечер.

— Ш-ш-ш-ш! — сказал папа Пола.

— А я разве кричу? — спросила мама. — Я говорю совершенно нормальным голосом.

— Если я слышал, как Харгер откупорил бутылку, тебя он точно слышит.

— А я ничего плохого или постыдного не говорила!

— Ты назвала Пола ребенком, — заметил мистер Леонард. — Полу наверняка стыдно это слышать. И мне тоже.

— Брось, так просто принято говорить.

— Значит, мы положим конец этому обычаю. И вообще пора перестать относиться к нему как к маленькому — прямо сегодня. Мы пожмем ему руку и уйдем в кино. — Он повернулся к Полу: — Тебе ведь не страшно, сынок?

— Нисколько, — ответил Пол. Он был очень высокий для своего возраста: худенький мальчик с нежным и чуть сонным лицом, копия мамы. — За меня не волнуйтесь.

— Так держать! — сказал отец, хлопнув его по плечу. — У тебя будет настоящее приключение!

— Я бы меньше переживала из-за приключений, если б мы пригласили няню, — сказала мама.

— Ну, если ты будешь весь фильм за него тревожиться, давай лучше возьмем его с собой.

Миссис Леонард ужаснулась:

— С ума сошел! Фильм-то не детский!

— Подумаешь! — весело сказал мальчик. Для него всегда было тайной, почему взрослые запрещают ему смотреть некоторые фильмы и телепередачи, читать некоторые книги и журналы, — но тайной, которую он уважал и даже находил немножко приятной.

— Он не умрет, если посмотрит, — добавил папа.

— Ты ведь знаешь, про что этот фильм, — попыталась урезонить его мама.

— Про что, про что? — заинтересовался Пол.

Миссис Леонард с надеждой посмотрела на мужа, но помощи так и не дождалась.