Полное собрание рассказов

Воннегут Курт

Девушка благодарно обмякла. Ее глаза заблестели.

— Никто меня не слушает, никто мне не верит, никто не понимает. Мне еще никогда не было так одиноко и страшно. А все вокруг только и знают, что судят, судят, судят… — Она закрыла глаза и бессильно откинулась назад, словно тряпичная кукла.

— Роуз, а что, если нам выпить? Вдруг поможет? — спросил Бен.

— Н-н-не знаю, — вяло откликнулась Роуз.

— Вы пьете?

— Как-то пробовала.

— Хотите, повторим?

— Не знаю, поможет ли. Правда, я так устала сама все решать… Делайте как знаете.

Бен облизал губы.

— Я только подгоню свой грузовичок и прихвачу бутылку, про которую не знают кредиторы. А вы езжайте за мной следом.

Бен разложил покупки Роуз в просторной кухне коттеджа. Ее пожитки терялись среди каньонов стали и фаянса.

Потом смешал и отнес напитки в прихожую. Роуз, не сняв пальто, лежала на винтовой лестнице и смотрела в ажурный, словно глазурованный свадебный торт, потолок.

— Я зажег горелку, — сказал Бен. — Скоро прогреется.

— Мне кажется, я потеряла способность чувствовать, — сказала Роуз. — Все вокруг утратило смысл. Слишком много для меня.

— Не забывайте дышать, — сказал Бен. — В сложившихся обстоятельствах это немало.

Роуз с силой вдохнула и выдохнула.

Сказать по правде, Бен тоже ощущал себя не в своей тарелке. Ему чудилось жуткое присутствие третьего — и это была не тень Джоэла Килрейна, а призрак его двенадцати миллионов. Ни он, ни Роуз не могли и слова вымолвить, чтобы не отвесить боязливый, нервный кивок в сторону наследства Килрейна. А между тем миллионы Килрейна — одних процентов тысяча долларов в день — наслаждались их страхом, отпуская комментарии, превращая самое невинное замечание в пошлое и гадкое.

— Ну вот, мы на месте, — сказал Бен, подавая Роуз стакан.

— И мы, и мы, — подали голос двенадцать миллионов.

— Двое сонных людей… — начал Бен.

— А вот мы никогда не дремлем, — вклинились миллионы Килрейна.

— Странная штука судьба, — заметил Бен. — Взяла и свела нас сегодня.

— Кхе-кхе-кхе, — отчетливо, словно несмазанные петли, проскрипели миллионы Килрейна, не скрывая сарказма.

— И что прикажете делать с этим домом и остальным? — спросила Роуз. — Я простая, обычная девушка.

— А мы простые, обычные двенадцать миллионов зеленых, — последовал комментарий.

— С такими девушками я встречался в старших классах, — сказал Бен.

— Только у них не было двенадцати миллионов, — не преминули заметить миллионы Килрейна.

— Мне хватало того, что я имею, — продолжала Роуз. — Окончила курсы сиделок, сама зарабатывала себе на жизнь. У меня были славные друзья и зеленый «Шевроле», за который я почти выплатила кредит.

Двенадцать миллионов презрительно фыркнули.

— И я помогала людям.

— За двенадцать миллионов баксов любой помочь горазд, — снова встряли миллионы Килрейна.

Бен сделал жадный глоток. Роуз последовала его примеру.

— Мне кажется, ваши чувства заслуживают уважения, — сказал Бен.

— А нам кажется, кто-то хочет развести бедняжку, если она не поумнеет, — съязвили двенадцать миллионов.

Бен закатил глаза.

— А трудности, что толку о них говорить? У вас свои трудности, у меня свои, и неважно, сколько у нас денег. Если задуматься, на свете нет ничего важнее любви, дружбы и желания помогать людям.

— Ну, деньжата еще никому не помешали, — заметили двенадцать миллионов.

Бен и Роуз одновременно заткнули уши.

— По-моему, этому мавзолею не помешает немного музыки, — заметил Бен.

Он вышел в гостиную, поставил пластинку на огромный патефон и прибавил громкости. На миг Бену показалось, что он заставил миллионы Килрейна заткнуться. На миг он вообразил, что способен воспринимать Роуз такой, какой она была: юной, нежной и привлекательной.

А затем двенадцать миллионов затянули под музыку:

Денежки, деньжата, хрусты, чистоган, Звонкая монета, баксы, черный нал. Денежки, деньжата, милые мои, Капиталы, зелень…

— Потанцуем? — спросил Бен резко. — Роуз, хотите танцевать?

Они не танцевали. Просто прижимались друг к другу под музыку в углу гостиной. Бен раскинул руки, благодарно приняв Роуз в свои объятия. Она была нужна ему. С его бакалейной лавкой, его долгами только женская ласка могла вернуть Бену цельность.

И он знал, что нужен Роуз. Сплетая руки, Бен обретал жесткость и выпуклость. Роуз доверчиво льнула к скале, которой он стал.

Растворяясь друг в друге, голова к голове, они почти перестали слышать гвалт, который производили миллионы Килрейна, резвившиеся в свое удовольствие, подпевая, отпуская шуточки, изо всех сил стремясь перетянуть одеяло на себя.

Чтобы сохранить хоть какую-то приватность, Бен и Роуз говорили шепотом.

— Странная штука время, — заметил Бен. — Должно быть, это следующее великое открытие, которое ждет науку.

— О чем ты?

— Порой два года пролетают, словно десять минут, а иногда десять минут тянутся, как два года.

— Когда?

— Например, сейчас.

— Сейчас? — Судя по тону Роуз, она давала Бену понять, что спрашивает не всерьез, давно уловив направление его мысли. — О чем ты?

— Мне кажется, будто мы танцуем много часов подряд. Словно я знал тебя всю свою жизнь.

— Забавно.

— А что чувствуешь ты?

— То же самое, — пробормотала Роуз.

Бена унесло в прошлое, в день школьного выпускного, когда детство кончилось, уступив место досадному проклятию взросления. В тот день все дороги лежали у его ног. И сейчас время словно повернуло вспять. Все еще впереди, а его девушка — самое прелестное существо на земле. И все хорошее только начинается.