Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918)

Гумилев Николай Степанович

13. Китайская девушка

Голубая беседка Посредине реки, Как плетеная клетка, Где живут мотыльки. И из этой беседки Я смотрю на зарю, Как качаются ветки, Иногда я смотрю; Как качаются ветки, Как скользят челноки, Огибая беседки Посредине реки. У меня же в темнице Куст фарфоровых роз, Металлической птицы Блещет золотом хвост. И, не веря в приманки, Я пишу на шелку Безмятежные танки Про любовь и тоску. Мой жених всё влюбленней; Пусть

он лыс и устал, Он недавно в Кантоне Все экзамены сдал.

14. Наступление

Та страна, что могла быть раем, Стала логовищем огня, Мы четвертый день наступаем, Мы не ели четыре дня. Но не надо яства земного В этот страшный и светлый час, Оттого что Господне слово Лучше хлеба питает нас. И залитые кровью недели Ослепительны и легки, Надо мною рвутся шрапнели, Птиц быстрей взлетают клинки. Я кричу, и мой голос дикий, Это медь ударяет в медь, Я, носитель мысли великой, Не могу, не могу умереть. Словно молоты громовые Или воды гневных морей, Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей. И так сладко рядить Победу, Словно девушку, в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага.

15. Война

М. М. Чичагову

Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат шрапнели, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед. А «ура» вдали — как будто пенье Трудный день окончивших жнецов. Скажешь: это — мирное селенье В самый благостный из вечеров. И воистину светло и свято Дело величавое войны, Серафимы, ясны и крылаты, За плечами воинов видны. Тружеников, медленно идущих На полях, омоченных в крови, Подвиг сеющих и славу жнущих, Ныне, Господи, благослови. Как у тех, что гнутся над сохою, Как у тех, что молят и скорбят, Их сердца горят перед Тобою, Восковыми свечками горят. Но тому, о Господи, и силы И победы царский час даруй, Кто поверженному скажет: «Милый, Вот, прими мой братский поцелуй!»

16. Смерть

Есть так много жизней достойных, Но одна лишь достойна смерть, Лишь под пулями в рвах спокойных Веришь в знамя Господне, твердь. И за это знаешь так ясно, Что в единственный, строгий час, В час, когда, словно облак красный, Милый день уплывет из глаз, Свод небесный будет раздвинут Пред душою, и душу ту Белоснежные кони ринут В ослепительную высоту. Там Начальник в ярком доспехе, В грозном шлеме звездных лучей, И к старинной, бранной потехе Огнекрылых зов трубачей. Но и здесь, на земле, не хуже Та же смерть — ясна и проста: Здесь товарищ над павшим тужит И целует его в уста. Здесь священник в рясе дырявой Умиленно поет псалом, Здесь играют марш величавый Над едва заметным холмом.

17

Священные плывут и тают ночи, Проносятся эпические дни, И смерти я заглядываю в очи, В зеленые, болотные огни. Она везде — и в зареве пожара, И в темноте, нежданна и близка, То на коне венгерского гусара, А то с ружьем тирольского стрелка. Но прелесть ясная живет в сознанье, Что хрупки так оковы бытия, Как будто женственно всё мирозданье И управляю им всецело я. Когда промчится вихрь, заплещут воды, Зальются птицы в чаяньи зари, То слышится в гармонии природы Мне музыка Ирины Энери. Весь день томясь от непонятной жажды И облаков следя крылатый рой, Я думаю: «Карсавина однажды Как облако плясала предо мной». А ночью в небе, древнем и высоком, Я вижу записи судеб моих И ведаю, что обо мне, далеком, Звенит Ахматовой сиренный стих. Так не умею думать я о смерти, И всё мне грезятся, как бы во сне, Те женщины, которые бессмертье Моей души доказывают мне.

18. Солнце духа

Как могли мы прежде жить в покое И не ждать ни радостей, ни бед, Не мечтать об огнезарном бое, О рокочущей трубе побед. Как могли мы... но еще не поздно, Солнце духа наклонилось к нам, Солнце духа благостно и грозно Разлилось по нашим небесам. Расцветает дух, как роза мая, Как огонь, он разрывает тьму, Тело, ничего не понимая, Слепо повинуется ему. В дикой прелести степных раздолий, В тихом таинстве лесной глуши Ничего нет трудного для воли И мучительного для души. Чувствую, что скоро осень будет, Солнечные кончатся труды И от древа духа снимут люди Золотые, зрелые плоды.

19

Она не однажды всплывала В грязи городского канала, Где светят, длинны и тонки, Фонарные огоньки. Ее видали и в роще Висящей на иве тощей, На иве, еще Дездемоной Оплаканной и прощенной. В каком-нибудь старом доме На липкой красной соломе Ее находили люди С насквозь простреленной грудью. Но от этих ли превращений Из-за рук, на которых кровь (Бедной жизни бедных смущений), Мы разлюбим ее, Любовь?

20

Я помню, я помню, носились тучи По небу желтому, как новая медь, И ты мне сказала: «Да, было бы лучше, Было бы лучше мне умереть». «Неправда, — сказал я, — и этот ветер, И всё что было, рассеется сном, Помолимся Богу, чтоб прожить этот вечер. А завтра наутро мы всё поймем». И ты повторяла: «Боже, Боже!» Шептала: «Скорее... одна лишь ночь...» И вдруг задохнулась: «Нет, Он не может, Нет, Он не может уже помочь!»

21. Больной

В моем бреду одна меня томит Каких-то острых линий бесконечность, И непрерывно колокол звонит, Как бой часов отзванивал бы вечность. Мне кажется, что после смерти так С мучительной надеждой воскресенья Глаза вперяются в окрестный мрак, Ища давно знакомые виденья. Но в океане первозданной мглы Нет голосов и нет травы зеленой, А только кубы, ромбы, да углы, Да злые нескончаемые звоны. О, хоть бы сон настиг меня скорей! Уйти бы, как на праздник примиренья, На желтые пески седых морей Считать большие бурые каменья.

22. Восьмистишие

Ни шороха полночных далей, Ни песен, что певала мать, — Мы никогда не понимали Того, что стоило понять. И, символ горнего величья, Как некий благостный завет, Высокое косноязычье Тебе даруется, поэт.

23. Счастье

1

Больные верят в розы майские, И нежны сказки нищеты. Заснув в тюрьме, виденья райские Наверняка увидишь ты. Но нет тревожней и заброшенней — Печали посреди шелков, И я принцессе на горошине Всю кровь мою отдать готов.