Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги
Шрифт:
Именно поэтому наша семерка «рванула» было на юг, мимо полюса в Западное полушарие, но сверкнувшее вовремя солнце внесло поправку.
Что чувствует человек, попавший на полюс?
Смотря, как попавший. На большом самолете (пассажирские лайнеры тут летают) это минутное любопытство: что там, внизу? Совсем иное дело — добираться на полюс на маленьких самолетах, на тех самых «Антонах», что удобряют поля и летают в райцентры. На этом самолете с посадками на льдинах, куда загодя подбросили горючее, до полюса «пилили» мы очень долго. Семнадцать часов мы видели только лед.
Лед целый и битый, с черными трещинами, с горами торосов,
Я наблюдал за ребятами. Беседовал с ними в палатке, долго бывшей им домом. Мне показалось: в этот момент они еще жили дорогой и чувствам их еще предстояло прорваться наружу.
Они готовились к торжественному ритуалу, ставили мачту для флага, прикидывали, что надо взять, а что оставить на полюсе, фотографировали, делали пометки в дневниках, вели перекличку с радиолюбителями всего мира. Они еще жили походом, хотя великолепно отлаженный походный механизм их группы уже прокручивался на месте.
Как они выглядели? Я не один раз видел людей, одолевших большие пространства, — геологов, геодезистов. Печать большой и необычной дороги лежала и на этой семерке. Палатка выцвела — из оранжевой стала прозрачно желтой, до дыр износились бахилы, лыжи источены до предела. Ну и, конечно, на лицах запечатлелось все, что пришлось испытать. Выросшие бороды на обожженных морозом местах порыжели. Носы и щеки облуплены. Дмитрий Шпаро прямо черный. Но это не были люди, до предела растратившие силы. Мы, журналисты, от двух бессонных ночей, нервного ожидания и путешествия на «Антонах» выглядели куда более утомленными. Они же, не забывая о делах, шутили, подтрунивали друг над другом, в своей палатке за утренним чаем ответили на четыре десятка моих вопросов.
Изложить сейчас в полном объеме все, что было на этой полюсной пресс-конференции, нет возможности. Но вот несколько относящихся к этим заметкам деталей. В один голос ребята сказали, что могли бы пройти еще столько же.
Допускаю, что сказано в возбуждении. Но, несомненно, они могли бы еще идти. Пройдено не 1500 километров, отделяющих остров Генриетты от полюса. Их путь прямым не был. Все время надо было обходить торосы и трещины, искать переправы в разводьях. Таким образом, пройдено близко к двум тысячам километров.
В. Леденев, В. Шишкарев, В. Рахманов, Д. Шпаро, Ю. Хмелевский, В. Давыдов, А. Мельников.
Верные Ан-2.
Болели? Нет. Видели на пути что-либо живое? Очень немного, главным образом следы песцов и медведей. У самого полюса видели пуночку. И это было, конечно, чудом. Как попала сюда эта птица, как живет, чем питается?
Что более всего угрожало в походе? Все единодушны:
Выручали опыт, находчивость, слаженность группы».
Я спросил, не возникала ли мысль: ну зачем я пошел, зачем эти муки? Почти все сказали: такая мысль иногда посещала, но ни разу никем не была высказана вслух.
Никого не подвело здоровье, никто не был тормозом в группе, все заботы, невзгоды и радости делились поровну. Не было и проблемы так называемой психологической совместимости. «Случалось, мы спорили и даже крепко, но всегда оставались друзьями, идущими к одной цели».
…День 1 июня на полюсе был похожим на февральский день в Подмосковье. Небольшой морозец, редкий снежок. Тихо. Очень тихо. Тарахтение движка радиостанции — это все, что слышишь, уйдя за торосы. И странный свет! Обильный свет без солнца и теней. При фотосъемке теряешь уверенность. Опытные фотографы спрашивают друг у друга об экспозиции. Адресуются в конце концов к семерке. Но и сами путешественники тоже не знают. Много снимали, донесли сюда в рюкзаках километры фото- и кинопленки. Но что там вышло? — покажет проявка.
Час ритуала с речами, с подъемом флага, с пальбой из ракетниц и карабина (его несли, опасаясь медведя) как бы поставил точку в большом путешествии. Прилетавшие журналисты сразу пошли к самолетам. А семерка и пятеро их товарищей-радистов с базовой группы остались на полюсе — неторопливо снять лагерь. Я попросился остаться и наблюдал их в минуты поразительного раскрепощения чувств. Признаюсь: никогда не видел более яркого проявления человеческой радости. Бородатые, с облезлыми носами люди в здоровенных бахилах прыгали, как мальчишки, орали, бегали кругом у символического ледяного колышка-полюса, пели, обнимались, валялись кучей в снегу, палили вверх из ракетниц, швыряли кверху куртки и шапки, качали Диму Шпаро.
Потом сварили обед. Дима со словами — «Ребята, без ограничений!» — вытряхнул из мешка конфеты «Мишка на Севере»…
И наступили минуты, когда молча присели на рюкзаки. Никогда не забуду этой удивительной тишины. Ни единого звука! Величественный белый мир. Это были минуты и очень большой радости, и, пожалуй, некоторой грусти. Вот он под ногами — полюс.
Сейчас мы покинем его. Чуть шевелится красный флаг на мачте. Под ним на льду шар-контейнер с дорогими для нас символами родной земли и жизни на ней. Это остается на полюсе. Остаются у флага портреты легендарных полярников Седова, Русанова, Толля.
Лежит на льду букетик подснежников, привезенных пилотом из Черского, и тюльпаны, привезенные из Москвы. Россыпью лежат вокруг гильзы из улетевших в небо ракет. Володя Леденев снимает на пленку эти следы посещения полюса. Снимает он и ледяной столбик, вокруг которого сегодня начерчены сажей параллели и меридианы.
— Ну вот все и окончилось. А Земля продолжает вертеться, — говорит Володя. И мы идем к самолетам.
Прощай, полюс!
Меридианы на полюсе нарисовали сами.