Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки.
Шрифт:
Если оглянуться назад, мы увидим множество городов, рожденных в необжитых местах. Из них Магнитогорск, Комсомольск-на-Амуре, Братск и этот Академгородок занимают особое место. Это большие вехи по нашей дороге в гору.
Вычислительный центр в Академгородке.
Снимок сделан с помощью военных летчиков. Командир вертолета — А.
Фото автора. 1 января 1967 г.
Атака
(Широка страна моя…)
В этот день врагом у солдат был только мороз. Не тот мороз, при котором приятно пройтись на лыжах. Лыжи не шли — снег был почти как песок. Воробьи в солдатском поселке не выдержали и стали залетать в казарму.
Открыл дверь, и воробьи — следом за человеком. Смешные, черные от ночевок по трубам воробьи сидели на спинках солдатских кроватей.
А солдат не было. Солдаты были в лесу. Пятьдесят два градуса с ветерком… Очень неуютный климат даже для видавших виды сибиряков. А если ты из Прибалтики, или из Грузии, или из-под Ташкента… Судьба у солдат одинакова. Тревога — выбегают один за другим: грузин, белорус, литовец, русский. К танкам, скорее к танкам. Стальные зеленые звери промерзли, кажется, до самого снарядного пороха.
Кажется, ничто на свете не может быть холоднее нутра этих машин. А надо залезать. Стрелки на часах у полковника бесстрастно ползут по кругу. Мороз не щадит и полковников. Подпрыгивает командир, греет в валенках ноги, успевает заметить:
— Иванов, щека побелела!
Трет Иванов щеку, Ахмедов трет, Валейта Зенос трет щеку. А танки не хотят заводиться. А стрелка у полковника все бежит и бежит.
В точное время, со всеми скидками на мороз надо обязательно завести. Один из танков пускает наконец струю теплого дыма. Грохот… второй, третий, четвертый завелся… Немолодой уже полковник вскакивает на броню и исчезает в люке передней машины. Скупым светом освещая дорогу, колонна идет в темноту.
А мороз не уходит из танка. В этот час хорошо только дневальному. Он поставил в казарме тарелку с кашей. Точно такие же воробьи, как у него в деревенском доме под крышей, долбят разбухшие гречишные зерна.
Где-то у н-ской высотки танки делают остановку. Ночлег перед боем. Маскировка. Дымок полевой кухни. Солдаты ставят палатки. Брезент, как жестяной. Раскопанный снег стеклом позванивает. Никто солдата не обогреет — только сам.
Вот стоят уже три палатки, из них дымок к небу. Не скоро походная печка нагреет брезентовый домик. Согреваются шутками, кашей и чаем из кухни расторопного повара. Кое-кто лезет погреться на «печку» сзади танковой башни.
— В войну на «34-х» вот так же грелись… — Полковник отряхивает иней с бровей и тоже лезет в палатку.
Кому-то спать не придется — порвалась гусеница. Постукивает на морозе железо. Колючий голубой месяц плывет над лесом. Минус пятьдесят два. Удивительное дело: в одном из палаток — песня…
А утром атака. Звенящая тишина стоит над снежными перелесками. Шаги в такое утро
И вдруг через стену мороза — невнятные звуки. Гул. Его уже хорошо слышно, если чуть приподнимешь ушанку. Вот уже видно: с бугорка из-за леса колонной движутся танки. Вот они на ходу меняют порядок. Идут в три ряда.
Невоевавший человек моего возраста может представить сейчас, каково лежать в окопе перед этой лавиной железа, застелившей поляну дымом, заполнившей пространство гулом. Еще минута — танки расходятся, идут стремительной цепью. Сейчас, сейчас с ходу заговорит артиллерия. Вот у переднего танка чуть дрогнула башня в поисках цели.
С пушкой, в душу наведенной,
Страшен танк, идущий в бой…
Очень точно сказал поэт, знавший минуту, когда танки подходят к окопам…
На этот раз атака направлена против батареи «противника». Батарея спрятана за леском. И танки рвутся к нему неумолимой лавиной…
Судя по всему, атака была удачной. Умолкают моторы. Слышно: смех, варежки хлопают друг о друга, и повар уже гремит черпаком. А мороз — пятьдесят два.
…В этот день врагом у солдат был только мороз.
Фото автора. Н-ский танкодром.
2 января 1967 г.
Тридцать минут пустыни
Верхушка бархана. Примеряемся. И осторожно садимся. Под нами струйками разбегается серый песок и гнутся реденькие сухие растения. Колеса у вертолета почти полностью увязают. Сбегаем вниз по бархану. Ботинки полны песку. Сзади остается странный сыпучий след.
Никто нас не ждал. Просто мы удивились, увидав в пустыне отару и маленький огонек. И вот мы стоим у костра.
Мы сказали: «Салам», и три человека тоже сказали: «Салам». Наверное, первый раз у отары садится странное существо — вертолет. Но никто не побежал к нему. Пожалуй, только в глазах у людей можно различить любопытство.
Сотни четыре овец. Два козла с медными колокольцами. Овцы безропотно приняли верховодство двух бородатых пророков и черной массой движутся туда, где загремел колоколец. Два осла по соседству с костром затеяли драку.
Черный изобретательно лягает серого. Тот отбегает и униженно бредет к овцам. Восемь верблюдов, три добродушных собаки, трое людей. И на всех — один маленький огонек.
Холодно. Ой, как холодно и неуютно в зимней пустыне! Волнистый песок сзади и впереди.
Можно предположить: в раннее лето тут что-нибудь расцветает. Но какую еду находит отара теперь в холодных песках? Верблюды что-то жуют, скалят старые желтые зубы. Козлы забрались на бархан и уже обследуют вертолет, уже один поставил передние ноги на колесо, но, видно, почуял запах бензина — фыркнул и попятился к овцам. Все улыбнулись — и мы с пилотом, и два молодых пастуха. Показалось даже: и старый-старый пастух спрятал улыбку за рукавом дрянной одежды.