Полное собрание сочинений. Том 6.

Толстой Лев Николаевич

«Сколько разъ онъ общалъ перестать и не могъ», сказалъ другой: «у него характера нтъ — вотъ что. Пустой малый!»

— «Какъ характера нтъ? У человка, который, проживя до 24 лтъ такъ, какъ онъ прожилъ, бросаетъ все и отправляется юнкеромъ въ первый полкъ? нтъ, у него напротивъ страшная сила характера. Только онъ не выдержитъ. Энергiя — да, но выдержки нтъ. Ну, да какъ бы то ни было, и надодалъ онъ мн своими вчными проигрышами и отчаянными займами денегъ. Богъ знаетъ за что, я его ужасно любилъ, но я, признаюсь, радъ, что онъ ухалъ».

— «Смшонъ онъ бывалъ, когда онъ прiдетъ, бывало, ко мн ночью въ какомъ нибудь гор и начинаетъ врать, Богъ знаетъ что... Мой Григорiй возненавидлъ даже его».

Въ дамскомъ свтскомъ обществ тоже зашелъ разъ разговоръ про Оленина.

«Да онъ и мало здилъ въ свтъ эту зиму», сказала одна дама. Il fr'equentait tr`es mauvaise societ'e, `a ce qu'on m'a dit. [74] Это небольшая потеря

для насъ, прибавила она, замтивъ, что одна изъ двицъ покраснла.

— «Все таки оригинальный человкъ», — сказалъ кто-то. «Не такой, какъ вс».

74

[Он вращался, говорят, в очень дурном обществе.]

— «Да, желанье казаться оригинальнымъ отъ недостатка ума и образованiя», сказала хозяйка дома. «Какъ много кричали про этаго господина, когда онъ только появился въ свт, какъ вс находили его милымъ и умнымъ и какъ скоро онъ разочаровалъ всхъ».

Управляющій, вольноотпущенный человкъ еще отца Оленина, былъ очень доволенъ отъздомъ молодаго барина и такимъ образомъ выражался о молодомъ барин: — Я ему давно говорилъ: «что, молъ, вы, Дмитрій Андреичъ, нигд не служите, такъ болтаетесь? въ ваши годы молодые на Кавказъ бы вамъ, въ военную службу. А то что жъ здсь вы только себя безпокоите и дла никакого не длаете. А на меня, молъ, можете положиться, что какъ при вашемъ папеньк 26 лтъ хозяйство не упускалъ, и безъ васъ не упущу. Прідете, спасибо Андрюшк скажете». А то вдь смотрть жалко было право, какъ имешь привычку съ малолтства къ ихъ дому и къ роду то ко всему ихнему. Самый пустой баринъ былъ. Прідутъ бывало весной, скучаютъ, — то за книжку возьмется, то на фортепьянахъ, то ходитъ одинъ по лсу, какъ шальной какой. Даже Лизавета Михайловна посмотрятъ и скажутъ бывало: «Что мн, говорить, Андрюша, съ нимъ длать, ужъ такъ я люблю его». — Служить его пошлите, матушка, говорю, или жените. — «Женить то, говоритъ, какъ его?» Въ прошломъ году проигрался въ Москв тысячъ 15 и пріхалъ, самъ за хозяйство взялся. Что чудесилъ! Ничего то не знаетъ, а тоже приказываетъ. Со мной то еще бы ничего, я могу его понимать, бывало т`o говоритъ, что разобрать нельзя и совсмъ невозможное, я все говорю: слушаюсъ, будетъ исполнено, а, извстно, длаешь какъ по порядку; а то съ мужиками свяжется, тамъ какъ на смхъ поднимали. Пріхалъ съ весны, по ржамъ похаль. «Вымочка, говорить, зачмъ? Это можно бы было снгъ свезти». Или: «зачмъ, говорить, крестьянъ поголовно посылать, это никогда не надо и въ рабочую пору никогда отнюдь не посылай больше 3 дней въ недлю». — Слушаю, говорю. Въ одно лто, мало положить, тысячи на четыре убытка сдлалъ и мужиковъ замучалъ. Все по крестьянамь ходилъ, лошадей имъ покупалъ, песочкомъ пороги приказывалъ усыпать, школу, больницу завелъ. А ужъ ничего чуднй не было, какъ онъ самъ съ мужиками работалъ. Измается такъ, что красный весь, потъ съ него такъ и льетъ, а все отстать не хочетъ косить, снопы подавать, либо что. Стали разъ тоже съ мужиками силу пробовать. Умора глядть. Нарочно скажешь: что молъ вы безпокоитесь, а онъ еще пуще. И мужики то смялись, бывало, и бабы тоже. Ну, на счетъ этихъ глупостей, грхъ сказать, ничего не было и не пилъ тоже, только карты его сгубили. Чтожъ, пускай послужитъ, кузькину мать узнаетъ, можетъ, и человкомъ будетъ, a имнье богатое, промоталъ бы онъ его, кабы здсь остался».

Говорили еще о молодомъ человк портной Monsieur Chapel, которому онъ остался долженъ 678 р. серебромъ, и членъ Англійскаго клуба Г-нъ Васильевъ, имвшій выигранный въ карты вексель на Оленина въ 8.700 р., и еще кое кто, кому онъ остался долженъ въ Москв.

Monsieur Chapel перенесъ счетъ Оленина въ другую книгу, узнавъ, что онъ ухалъ, и приводилъ его въ примръ опасности кредита русскимъ барамъ.

Mais tout de m^eme c''etait un garcon qui ne manquait pas d''esprit, [75] прибавлялъ онъ, становясь на колни передъ новой pratique, [76] застегивая и обдергивая.

75

[А всё-таки он был неглупый человек,]

76

[перед новым заказчиком,]

Г-нъ Васильевъ вышелъ изъ себя, узнавъ о отъзд своего должника. Его не столько огорчило то, что стало меньше надежды получить деньги, сколько то, что ухалъ игрокъ, наврно проигравшій ему тысячъ тридцать, и съ котораго была надежда выиграть еще столько же. Но ему показалось, что онъ сердится на безчестность своего должника, и такъ понравился этотъ благородный гнвъ, что онъ показывалъ всмъ вексель, говоря, что онъ отдастъ его зa полтинникъ, и уврялъ, что «вотъ человкъ, которому я чистыми переплатилъ тысячъ десять! Нтъ, игры нтъ больше, самъ проиграешь, платишь, а выиграешь разъ въ жизни и сиди». Однако Васильевъ тотчасъ же подалъ вексель ко взысканію и получилъ деньги.

«Что вы мн ни говорите, mon bon ami», [77] говорила мать Оленина своему старому другу и двоюродному брату, который упрекалъ ее въ томъ, что она позволила сыну разстроить имнье и ухать на Кавказъ, — «что вы мн ни говорите, a Dmitri такъ благороденъ. Il faut que jeunesse se passe. [78] И мы съ вами шалили.

* Из копии № 9.

«Сходи!» сказалъ ужъ посл урядникъ, оглядываясь вокругъ себя. «Твои часы что ли, Гурка? Иди!»

77

[милый друг,]

78

[Надо молодежи перебеситься.]

— «И то ловокъ сталъ Лукашка твой», прибавилъ урядникъ, обращаясь къ старику: «все, какъ ты, ходить, дома не посидитъ, намедни убилъ одного».

— «Мы убьемъ, только со мной поди», сказалъ Лукашка, поддерживая ружье и сходя съ вышки. — «Вотъ дай срокъ, ребята въ секретъ пойдутъ, такъ я теб укажу», прибавилъ онъ. — «Вотъ житье твое, право зависть беретъ, гуляй добрый молодецъ, да и все», сказалъ Лукашка. «А мн на часахъ стоять хуже нтъ. Скука, злость возьметъ».

— «Гм! гм! сходить надо, надо сходить», проговорилъ старикъ самъ себ: «а теперь тутъ подъ чинарой посижу, може и точно ястребъ».

— «Летаетъ, дядя, летаетъ!» подхватилъ Назарка, и опять сдлалъ колнцо, опять разсмшившее народъ на кордон.

— «Дура-чортъ!» крикнулъ Лукашка. «Не врь, дядя, а со мной пойдемъ, на полян видлъ я точно».

13.

Лукашка вошелъ въ избу, повсилъ на деревянный гвоздь оружiе и черкеску. Въ одномъ бешмет еще замтне стала широкая кость его сложенья. Онъ досталъ лепешку и, пережовывая, подошелъ къ лежавшему казаку.

«Дай испить, дядя», сказалъ онъ, толкая его: «глотка засохла».

Казакъ видно не хотлъ давать.

Ну!.. сказалъ Лукашка, хмурясь.

«Ужъ нечто для тебя», сказалъ казакъ, продирая глаза. «Нацди чапуру, Богъ съ тобой, я говорю, не жалю!»

— «Спаси Христосъ, что не пожаллъ», сказалъ Лукашка, утирая широкiя скулы и выходя изъ двери.

— «И жаль было, да малый хорошъ», проговорилъ казакъ и опять легъ: «малый, я говорю, хорошъ».

— «Пойти пружки [79] поставить», сказалъ Лука: «время хорошо». Захвативъ бичевку, онъ съ дядей Ерошкой пошелъ на поляну.

79

Силки, которые ставятъ для ловли фазановъ.

— «Не ходи безъ ружья, убьютъ!» крикнулъ ему урядникъ.

Лукашка не отвтилъ и въ лсу скоро послышался его голосъ. Онъ ходилъ, отыскивая фазаньи тропки и разставляя на нихъ пружки, и плъ про короля Литву.

Сиротинушка, сиротинушка добрый молодецъ, Исходилъ я, сиротинушка, и свтъ и землю русскую, Не нашелъ я себ отца-матери и роду-племени, Только я нашелъ себ, сиротинушка, короля Литву. Служилъ я королю Литв ровно тридцать лтъ А съ королевною его жилъ ровно девять лтъ, Никто про насъ не зналъ и не вдалъ. На десятомъ на годичк стали люди знать. Изъ заднихъ королевскихъ воротничковъ Выходила то ли его любимая ключница И видала ли его любимая ключница, Доказала она королю Литв: «Ты батюшка нашъ, король Литва, Ничего ты не знаешь и не вдаешь, Живетъ твоя королевна съ любимымъ ключникомъ». На ту пору королю Литв на бду сталось, За велику досадушку ему показалось. Кричитъ король Литва своимъ громкимъ голосомъ: «Ой гей! мои грозные палачи, Берите, становите вы релья высокiе. Натяните петлю шелковую, Подите, приведите моего любимаго ключника». Ведутъ его, добраго молодца, по улиц, Идетъ добрый молодецъ не тряхнется, Черные кудри его не шелохнутся. Подводятъ его, добраго молодца, къ рельимъ высокіимъ. На ступеньку онъ ступаетъ, Богу молится, На другую онъ ступаетъ — со всми прощается. Добрый молодецъ на рельицахъ качается. На ту пору къ королю Литв «Ты батюшка нашъ, король Литва, Добрый молодецъ на рельицахъ качается, Королева ваша въ палатушкахъ кончается»