Полное собрание сочинений. Том 73. Письма 1901-1902 гг.

Толстой Лев Николаевич

На том историческом этапе, когда уже началось широкое демократическое движение низов за свое освобождение, синтез поэзии и жизни, поэзии и народной борьбы можно было найти только в признании искусства могучим средством воспитания масс в революционном духе, средством распространения и утверждения прогрессивных общественных идей, способных поднять народ на борьбу за свое освобождение.

В своей эстетической концепции Толстой этого синтеза не смог найти, и поэтому высокое уважение к искусству, страстный интерес к нему сочетались у него с недоверием к значительности художественного осмысления жизни, литературного творчества.

Чем напряженнее и острее становилась политическая атмосфера в стране, чем громче заявляли о своих требованиях и нуждах трудящиеся массы, тем болезненнее переживал Толстой противоречие

между призванием художника и страстной потребностью немедленно и в прямой форме отозваться на возникавшие в самой жизни проблемы и события. Однако в своей художественной практике Толстому удавалось преодолеть это противоречие. Когда в повесть «Хаджи-Мурат» органически вошла тема обличения царского деспотизма, «жестокой, безумной и нечестной высочайшей воли», наполнившая его произведение серьезным социальным и жизненным содержанием, она по-настоящему захватила писателя. После почти двух лет колебаний и сомнений Толстой отмечает пробуждение интереса к своему произведению: «Я пишу про Николая Павловича, и очень интересно это мне»⁶⁷, — сообщает он брату. Более подробно об этом говорится в письме к М. Л. Оболенской: «Занят я Николаем Павловичем, и как будто уясняется то, что нужно. Это сделалось два дня назад. И мне приятно это. Это, понимаешь, есть иллюстрация того, что я пишу о власти»⁶⁸.

Действительно, тема жестокости, порочности, бесчеловечности самодержавной власти, разоблачения лжи, пресмыкательства и подлости придворных кругов придала новому творению Толстого огромный общественный смысл. Жизненная история Хаджи-Мурата, изображенного жертвой деспотического произвола Николая и Шамиля, приобрела глубокое значение, сама повесть — те черты, которые составляют силу и величие русской литературы, литературы критического реализма.

Письма Толстого помогают также уяснить его отношение к современной ему русской литературе, определить круг литературных интересов писателя.

Новейшая русская литература чрезвычайно интересовала Толстого. Он с тревогой и беспокойством наблюдал за усилением в ней декадентских антиреалистических тенденций, с горечью констатировал снижение художественного уровня, идейной значительности произведений многих вступавших в литературу писателей. Работа Толстого над трактатом «Что такое искусство?» потребовала от него основательного и обширного изучения поэзии и прозы русских и западных декадентов. Сложившееся у писателя убеждение, что литература декаданса выражает интересы привилегированной верхушки, что она знаменует собой вырождение культуры, сохранялось им до конца жизни. Подвергая уничтожающей критике поэзию упадка и разложения, Толстой положительно, с большим интересом относился к тем литературным явлениям, в которых реалистический принцип изображения действительности сочетался с значительностью жизненного содержания.

Общедемократический подъем, переживавшийся страной в начале XX века, отразился и на литературной жизни. В России к этому времени определяется целая группа прогрессивных писателей, которые в своем творчестве критиковали пороки и недостатки современного общественного строя, продолжали лучшие традиции классической русской литературы. В годы кануна революции внимание Толстого сосредоточено, главным образом, на творчестве писателей, принадлежащих к этому демократическому лагерю. Он следит за деятельностью возглавляемого М. Горьким прогрессивного издательства «Знание», внимательно читает произведения молодых, еще только входящих в литературу писателей: А. Куприна, Л. Андреева, С. Скитальца, В. Вересаева, живо интересуется А. Чеховым и М. Горьким.

В эти годы происходит также и личное знакомство и сближение Толстого с наиболее выдающимися писателями-современниками. Живя в Гаспре, он много общается с Чеховым и Горьким, видится с Короленко и Скитальцем, знакомится с Куприным.

Сложным и двойственным было отношение Толстого к глубоко оригинальному и своеобразному творчеству А. Чехова. Чехов, с которым Толстой познакомился еще в 1889 году и особенно сблизился летом 1902 года в Крыму, пленяет его духовной красотой своей личности, мягкостью, необычайной нравственной чистотой, но при этом его искренне огорчает полное равнодушие Чехова к религии,

его откровенный атеизм. «Видаю здесь Чехова, — сообщает он В. Черткову, — совершенно безбожника»⁶⁹. Еще в 90-е годы Толстой познакомился с рассказами Чехова, и с тех пор его Дневники, Записные книжки и письма пестрят разнообразными упоминаниями о впечатлениях, полученных от чтения произведений этого писателя. Толстой не сомневался, что в лице Чехова русская литература приобрела большого и талантливого художника. «Читаю хорошенькие вещицы Чехова»⁷⁰, — записывает он еще в 1889 году. «Читал ли ты Чехова некоторые новые рассказы? — спрашивает он брата, — мне очень нравится»⁷¹. Он с наслаждением читает и перечитывает «Душечку», даже пишет к ней предисловие, «Беглеца», очень хвалит «Палату № 6», «На подводе» и многое другое, искренне радуется творческим удачам писателя. «Как хорош рассказ Чехова в «Жизни». Я был очень рад ему»⁷², — отзывается Толстой в письме к Горькому на появление повести «В овраге».

Несомненно, Чехов открыл Толстому совершенно не известные ему области и стороны жизни. Толстой отлично знал деревенскую Россию, помещичье-дворянскую среду, офицерство, но другие слои общества — мелкий городской люд, чиновники, интеллигенция, обитатели глухой провинции со всеми их житейскими тревогами и треволнениями — оставались Толстому в большой мере неизвестными. Произведения Чехова раскрывали перед ним многие теневые, страшные явления русской действительности, трогали гуманным сочувствием к «низам».

Но в то же время некоторые рассказы Чехова, в которых писатель изображал прозу обыденной жизни, духовное убожество, аморальность, опустошенность людей, искалеченных социальным бесправием, узостью и мелочностью своего существования, отталкивали Толстого. «Читал Даму с собачкой Чехова. Это всё Ничше»⁷³, — подчеркивает он свое неприятие внутреннего мира и переживаний героев повести, несправедливо обвиняя иx в ницшеанском индивидуализме и аморальности. «От Чехова получил отвращение — безнравственно, грязно»⁷⁴, — делится он со своей дочерью М. Л. Оболенской впечатлениями от чтения. Ценя и уважая чеховский талант, Толстой все же не мог глубоко понять внутренний пафос писателя, всегда видеть за артистичностью формы, мастерством рассказа, внешней беспристрастностью изложения — большое общественное и жизненное содержание, острую боль художника за неполноценность, уродливость людей, живущих в затхлой атмосфере отсталой монархической России.

Порой не слышал Толстой и обвинительный, обличительный голос писателя, Только поэтому он мог прийти к такого рода суждениям.

«Разговаривая о Чехове с Лазаревским, уяснил себе то, что он, как Пушкин, двинул вперед форму. И это большая заслуга. Содержания же, как у Пушкина, нет»⁷⁵.

Требование от художника религиозно-поучительного элемента, откровенной проповеди, назидательности, предпочтение литературы, изображающей «поэзию деревенской жизни», не раз приводили Толстого к недооценке многих больших явлений мирового искусства, помешали ему в полной мере осмыслить роль Чехова для своего времени, для русской национальной культуры.

Вскоре после появления в издательстве «Знание» первого сборника рассказов молодого писателя А. Куприна Толстой одобрительно отзывается о нем. «Жалею, что тебе не понравился Куприн, — писал он своему брату. — В нем много лишнего, но очень ярко и хороши тон и язык»⁷⁶. С этого времени Толстой постоянный читатель всех появлявшихся в печати произведений Куприна. Он ценил в творчестве Куприна его резкую критику существующего строя, силу демократического протеста против бесправия и унижения простого человека, любовь к нему. Сильное впечатление произвели на Толстого рассказ «Ночная смена», в котором изображается страшная доля солдата в царской армии, а также рассказы «Трус», «Allez», «В цирке» и многие другие.