Полное собрание сочинений
Шрифт:
– Вот бы меня на такое место, Иван Лукьяныч, а? – кокетливо сказал Чаплия.
– Ну-у-у, Серега! От скромности не помрешь! Тебя на такое место – ха! Не потянешь, соколик, не потянешь! Хоть голова у тебя и варит, но варево ее не того плана, что тут нужно. Не обижайся только, я это так, между нами – здесь все свои. Понял? Ты, прости за прямоту, можешь идти только по проторенной дорожке. Наука у тебя движется по-настоящему, ничего не скажу. Движется. Ты не этот, как его… не наш Галкоев. У того вся наука не то что за уши притянута, а так – из пальца высосана. Ни с чего науку делает – как купец деньги. На подножном корму выживает. Живучий, как сорняк в огороде. Но он такой энергичный, что по этой части любого из нас трижды за пояс заткнет. Он и кандидатскую досрочно защитил. Там, я помню,
Чаплия снова наполнил рюмки, и академик автоматически хильнул, не чокаясь. Сергей Михалыч последовал примеру шефа. Они взяли по ломтику лимона и принялись их жевать, громко причмокивая. Чаплия съел свой целиком, а академик только высосал сок и остаток положил на тарелку. Утершись салфеткой, он продолжил:
– Вскоре он добился разрешения аспирантов вести, а потом докторскую сумел представить. Ни на чем сделал докторскую – на какой-то статистике по чужим данным, полученным еще тридцать лет тому назад! Напхал туда современной математики, сделал какие-то выводы, дал какие-то рекомендации, каким-то одному ему ведомым способом заручился поддержкой именитых ученых – и докторская готова. Эти, с позволения сказать, выводы, конечно, яйца выеденного не стоят, но работа проделана колоссальная, наукообразие соблюдено – все в духе времени, актуальность налицо, хоть и явно за уши притянута. А вот не подкопаешься никак. Да и выгодно это всем, почитай. Что ни говори, но докторская – это и показатель для института, и спецсовет должен непременно принимать к защите докторские своих сотрудников. Иначе на кой хрен он скрючился – такой хороший? Прикроют к едрене-Фене. И руководителю «галочка» без забот и хлопот. Как подарок на юбилей. И все у него всегда в срок, все своевременно. Вот это предприимчивость! Далеко пойдет. Такой ни перед чем не остановится. Но его нельзя на поиск ставить – формально у него все окей будет, но наверху-то не дураки сидят. Все поймут. А поиск – это должно быть нечто новое, неординарное, живое. Тут у руля настоящий ученый нужен! Со всеми его достоинствами и недостатками! Тут как раз тот редкий случай, когда достоинства мы обязаны поддержать, а недостатки всеми возможными и невозможными методами нейтрализовать, подстраховать, исключить. Игнорировать, наконец. Леонид Палыч, я сумел объяснить Вам главную идею?
Калинич спокойно ответил:
– Что же здесь объяснять? Тут все само собой разумеется. Такие и только такие ученые должны везде стоять у руля в любом уважающем себя НИИ или университете. Каждый должен заниматься своим: ученые – наукой, администраторы управлением, ремесленники исполнением своих заданий. И каждый незаменим на своем месте. Тут не должно быть главных или второстепенных – все вместе должны образовывать единый конгломерат, как в футбольной команде. Кто там важнее – форвард, защитник или голкипер? Каждый выполняет возложенные на него функции. Если один из них не справляется, команда неизбежно будет проигрывать. А если, скажем, центр-форварда заставить исполнять обязанности защитника или вратаря, то он не будет ни тем, ни другим, и команда неизбежно проиграет. Тот же принцип работает и в науке. Эту точку зрения я уже не раз публично высказывал. Так что же, простите, нового Вы нам, Иван Лукьяныч, только что рассказали?
Бубрынёв ожидал такого ответа и был во всеоружии. Его жгучие, агрессивно черные люциферовские глаза сверкнули, словно две фотовспышки, и он темпераментно заговорил:
– Нового – ничего. Но если бы все всегда было так, как мы с вами думаем, то мы жили бы в идеальном обществе, что невозможно априори. Не будем говорить, почему – пусть этим занимаются философы. Но поисковый отдел или секции в разных отделах – это особ-статья. Тут или так, как мы с вами думаем, или вообще никак. Верно? И результаты при этом могут быть, а могут и не быть. Я имею в виду положительные, конечно же. Тут бабушка надвое сказала. Но чтобы они были, мы должны все организовать так, как я говорил, и как это ранее не раз публично высказывали Вы, Леонид Палыч.
Академик налил в свой фужер газированной воды и залпом осушил его. Чаплия курил, откинувшись на спинку мягкого кресла, не решаясь перебить шефа ни единым словом. Он был сосредоточен на ходе беседы, которую, как ему представлялось, академик вел исключительно мастерски. Роль наблюдателя его вполне устраивала, но Бубрынёв внезапно лишил его этого статуса прямым вопросом:
– Сергей, как ты думаешь, нужно создавать поисковый отдел или поисковые секторы при каждом перспективном отделе?
Но у Чаплии ответ был готов заранее, поэтому он ответил незамедлительно:
– Как заведующий отделом, я бы хотел иметь поисковый сектор внутри своего отдела. Но, мысля в масштабах института, мне кажется, что более рационально иметь общий поисковый отдел, внутри которого можно предусмотреть секторы по разным направлениям поиска. И возглавить этот отдел может только один из всех наших ученых – это Леонид Палыч!
– Вот! Вот! – подхватил его предложение академик. – Только Леонид Палыч! Иначе на эту должность непременно пробьется Галкоев, который использует это кресло на свой лад. И мы ничего не сможем сделать – он применит всю свою энергию для достижения собственных меркантильных целей. И, чтобы ему хоть как-то противостоять, придется сосредоточиться только на борьбе с этим… ну… как бы его назвать, чтоб и не оскорбить заочно, и охарактеризовать как он того заслуживает… – Бубрынёв обратил взгляд на Калинича и завертел рукой, подыскивая нужное слово.
– Карьеристом, – подсказал Чаплия.
– Вот-вот, карьеристом, – закончил Бубрынёв, недовольный тем, что это сказал Чаплия, а не Леонид Палыч, как рассчитывал академик.
Калинич молча и хладнокровно посматривал поочередно то на Бубрынёва, то на Чаплию. Переглядываясь, они оба молчали в ожидании реакции Леонида Палыча. Но Калинич не реагировал никак. «Интересно, как они дальше повернут дело?» – подумал он и посмотрел на часы, чтобы ускорить ход событий. И это сработало. Академик снова заговорил:
– Так вот, Галкоев достойного результата не даст. Только атрибутику себе нарабатывать будет. Он поглотит всю нашу энергию, так как мы ничего больше не сможем делать, если будем ему противодействовать. Результат может дать только Леонид Палыч. Леонид Палыч, а что же Вы молчите?
Калинич смущенно улыбнулся и ответил только пожатием плеч. Он заметил, что под столом академик легонько толкнул Чаплию коленом, и тот незамедлительно вклинился в беседу:
– Мое дело, конечно, сторона. Это компетенция Ивана Лукьяныча. Но мне кажется, что если организовывать поисковый отдел, то только под руководством Леонида Палыча. А если создавать сектор при нашем отделе, то тоже только на тех условиях, чтобы им руководил Леонид Палыч. Ни с кем другим я по этой части работать не хотел бы. Но тогда львиную долю всех денег, отпущенных на поиск, пришлось бы выделить для этого сектора.
– Лично я мог бы принять оба варианта. Дело только за уважаемым Леонидом Палычем. Леонид Палыч, что Вы предпочли бы – возглавить поисковый отдел или крупный поисковый сектор в своем родном отделе?
Калинич ответил без обиняков:
– Я не хотел бы ни того, ни другого. Что лучше создавать – отдел или секторы, вы уж решайте сами, как решали прежде. Меня устраивает и мое нынешнее положение. Я человек без особых претензий, привык довольствоваться малым. И мне уже давно безразлично, кто кем будет командовать, кто какие титулы получит и тому подобное. Дайте мне спокойно доработать до пенсии и больше ничего.
– Что за позиция, Леонид Палыч? – деланно удивился Бубрынёв. – Вы же всегда были поборником разума, справедливости и целесообразности! Вы всегда выступали за энтузиазм, боролись против формализма и карьеризма в науке! Всегда, сколько я Вас помню, Вы искали себе достойного применения, горели в науке! И вот на вашей улице наступает наконец-то праздник, а Вы так пассивно его воспринимаете. Это непоследовательно с Вашей стороны. Не можете же Вы отказаться от долга ученого перед обществом!
От этих слов Калинич преисполнился отвращения и брезгливости и выпалил в лицо академику: