Полное собрание сочинений
Шрифт:
– Вот это да! Оно втягивает воду! Оно действительно пьет!
Я продолжал смачивать поверхность до тех пор, пока не закрылись отверстия, и вода не перестала всасываться. Милочка снова удивилась.
– Смотри, напилось. Это надолго?
– На пару часов. Или даже больше. А потом оно снова начнет пить. По-моему, оно поглощает воду, что-то там с нею делает, затем выделяет слизь, которая, затвердевая, наращивает скорлупу. Увеличивает ее толщину, растет. А может быть и не увеличивает, а растворяет ее изнутри. Таким образом, яйцо растет.
– Возможно. Давай
– Конечно, есть.
Я принес метровую линейку и два треугольника.
– Подержи. Вот так. Двадцать четыре сантиметра и три миллиметра. Сейчас запишу. Перемерим через сутки. Если не будет заметно, то где-то через неделю перемерим еще разок. Но неизбежно эффект роста в конце концов заметим. Если он имеет место, конечно.
– Ну и что? Что мы потом будем с ним делать?
– Посмотрим, чем все это кончится, что из него вылупится.
– А если динозавр? – игриво спросила Милочка.
– Ну, динозавр – так динозавр.
– И что мы с ним будем делать?
– Не знаю. Посмотрим.
Наступила неловкая пауза. Мы не знали, что сказать друг другу. Мне не хотелось, чтобы она уходила. Ей, видимо, тоже. Мы оставили мою находку в покое и перешли из спальни в залу. Я включил телевизор. По первой программе говорили о выборах президента. Я переключил на вторую. Там стреляли, бегали, дрались. На следующей гремела какая-то дикая музыка, дальше – реклама, клипы и тому подобное.
– Выключи, – попросила Милочка, – смотреть нечего. А у тебя нет кассеты с какой-нибудь медленной ласковой музыкой? Чтобы нервы отдыхали.
Я поставил Адамо. Нежный голос певца успокаивал и придавал нашей встрече оттенок близости, создавал интимный настрой. Я предложил потанцевать. Она медленно встала с кресла, подошла и положила мне на плечи свои мягкие теплые руки. Улыбаясь, посмотрела мне в глаза, и мы щека к щеке медленно поплыли в танце по совсем еще недавно такой пустой и неуютной комнате. Аромат ее косметики и дыхания, близость ее еще упругого и стройного тела слегка возбуждали меня, но я по началу не хотел заходить дальше, что-либо изменять. Просто хотелось, чтобы этот танец длился бесконечно.
– Смотри, уже вечер – совсем темно. Мне пора.
– Куда это тебе пора?
– Домой. Поздно уже.
– У тебя что, дома дети плачут? Кто-то ждет тебя – не дождется?
Она улыбнулась и посмотрела на часы.
– Но домой-то возвращаться надо. Не оставаться же мне у тебя на ночь.
– А почему бы тебе и вправду не остаться? Мы ведь с тобой оба такие одинокие! И мне было бы так приятно твое общество. Останься, ну пожалуйста.
С минуту она помолчала, а потом каким-то глухим, не своим голосом сказала:
– Понимаешь, Костя, еще ведь и года не прошло после смерти Толика. А я его так любила!
– Я Светлану тоже любил. Что же нам теперь, в монастырь, что ли?
– Ну почему в монастырь? Люди осудят, ведь меня все знали как порядочную женщину, и ты, в том числе.
– Да что мы, ради них живем на свете? Привыкнут, куда им деться.
– К чему? К тому, что я…
– Ну что ты, Милочка! Ведь жизнь есть жизнь, и мы с тобой пока еще живые люди. Останься… Пожалуйста…
Я прижал ее к себе и нежно поцеловал. Она припала к моей груди и, дыша мне за пазуху, отрицательно замотала головой.
– Я ведь не для этого к тебе шла, поверь, Костя… Я шла только посмотреть твою лесную находку, и все.
– И я тоже тебя приглашал без всякой задней мысли. Но мне стало так хорошо с тобой… И тебе тоже, я знаю…
– Ты прав, Костенька. Мне хорошо с тобой, даже очень. Но что будет дальше, потом? Чем это все закончится? Я могу всерьез влюбиться, а ты все о Светлане думаешь, я знаю. Ведь ты ее всегда любил, а куда твоя любовь могла деться?
– Вот ты и помоги мне забыть ее. Ведь я ее просто обязан забыть, понимаешь? А я помогу тебе поскорее забыть Толика…
– А я не хочу, понимаешь, не хочу забывать его! Хочу сохранить о нем память в сердце на всю оставшуюся жизнь.
– И что, так и будешь тосковать все время? Не нужно, милая. Ведь нам не так много осталось в жизни радостей. Мне уже до пятидесяти рукой подать, а ты – немногим моложе. Нужно…
Она заплакала. Я усадил ее на кресло и присел на подлокотник. Через минуту она успокоилась и вытерла слезы. Улыбнувшись, она встала и, тряхнув еще не тронутыми сединой светло-русыми волосами, произнесла свой вердикт.
– Ладно, будь что будет. Я пойду на кухню, посмотрю, что у тебя есть из продуктов и попытаюсь приготовить какой-нибудь ужин. А ты – приготовь постель.
Я отправился в спальню и, чтобы застлать чистые простыни, решил перенести яйцо в залу на диван. Взяв его в руки, я опять ощутил нежное чувство, как и утром, и погладил его. В нем вроде что-то забилось. Мне стало еще приятнее, захотелось прижать его к щеке, и я сделал это. Теперь я отчетливо ощутил, что внутри что-то легонько шевельнулось и чуть затрепетало, и это вызвало у меня еще больший необъяснимый прилив теплых чувств. Мне не хотелось с ним расставаться, но здесь предстояла первая ночь с Милочкой. Поэтому я, превозмогая себя, отнес его в залу и направился на кухню.
Там в моем новом клетчатом переднике по-хозяйски хлопотала Милочка. На сковородке шипела и стреляла яичница с ветчиной, а в кофеварке дымился ароматный кофе, купленный еще Светланой.
– Не боишься пить кофе на ночь? – спросила Милочка.
– Нет. Если я не сплю, то лишь тогда, когда о чем-то думаю, переживаю. А когда я счастлив, как сегодня, я сплю нормально и после кофе, и после чая, и после чего угодно. По рюмочке коньячку?
– Да, но только в кофе.
После ужина она отправилась в ванную, а я – к своей удивительной находке. Погладив ее, я опять ощутил под скорлупой легкий трепет, а по моему телу, разогретому кофе с коньяком и воображением, вновь пробежала волна непередаваемой нежности, сочувствия и желания защитить беззащитное существо, какой-то сладкой жалости, как к грудному младенцу. Я сидел и гладил его, наслаждаясь эмоциями, наполнявшими каждую клеточку моего организма.