Полное собрание сочинений
Шрифт:
– Костя, я уже готова и жду тебя. Поторопись, не то я усну, и ты меня до утра уже не добудишься!
Я отошел от дивана и, оглянувшись на прощанье, вышел из залы. Приняв прохладный душ и, наскоро вытершись, я вошел в спальню. Милочка лежала на спине, закрыв глаза и вытянув руки вдоль туловища поверх одеяла, на светланином месте. Я подошел к кровати и откинул край одеяла. Милочка тут же погасила свет, повернулась ко мне лицом, и мы сплелись в объятиях.
Потом мы лежали рядышком и беседовали тихо-тихо, словно нас мог кто-то подслушать. Ее голова лежала
– Милочка, ты такая хорошая. Я, кажется, люблю тебя, – сказал я и поцеловал ее в трепещущие губы.
– Костя, милый, можно тебе поверить свой тяжкий грех?
– Конечно, ласточка моя!
Я снова привлек ее к себе и поцеловал в плечо, в шею и снова в губы.
– Я первый в жизни раз изменяю своему мужу…
– А я – жене. Но твоего мужа давно уже нет в живых, Милочка! Он мертв, а мы, слава Богу, пока еще живы.
– А Светка? Она жива. И у меня такое чувство, как будто я ворую…
– Она давно от меня отреклась. Сказала, что никогда меня не любила. И это правда, святая правда.
– А, по-моему, она лгала. Вы же прожили более четверти века. И ушла она из сугубо корыстных побуждений. Ей хотелось роскоши, денег и лживого почитания со стороны окружающих. Скоро ее полковник наскучит ей, и она, как женщина умная, поймет, что к чему, и к тебе снова запросится. И ты не устоишь. Ты ее любишь, она тебя тоже. А то, что мы с тобой сейчас делаем – не что иное, как прелюбодеяние. Она вернется, и вы вместе осудите меня.
– Нет, Милочка, насчет ее любви ко мне ты ошибаешься. Она мне сказала правду, что никогда, понимаешь, ни-ког-да меня не любила. Только лгала, что любит.
– И ты поверил? По-моему, ты просто-напросто не знаешь женщин.
– Да, Милочка. Поверил искренне. Она во мне никогда не видела ничего хорошего. Только выискивала недостатки. Все, что я о ней помню – это упреки, укоры, уколы, макания в грязь да удары рожей об асфальт. Сделай ей на копейку – выругает за то, что не на рубль. Сделай на рубль, выругает, что не на сотню. И так до бесконечности.
– Так почему же ты с нею жил столько лет?
– Не знаю. Вероятно потому, что любил.
– Костя, ты такой порядочный и честный. В этом твоя сила и слабость.
– Не знаю, Милочка. Может быть, ты и права. Но факт есть факт. Она пинала меня в лицо, а я, идиот, пытался делать все, чтобы она заметила мои достоинства.
– Костя, ты действительно идиот. Или святой, не знаю. Как ты мог мириться со всем этим?
– Видимо, просто любил.
– Но рано или поздно эмоции должны были поставить все на свои места.
– Они и поставили. Теперь я должен, наконец, прозреть и сделать переоценку ценностей.
– Ладно, Костя, давай спать. Завтра нам обоим на работу.
Она повернулась на правый бок, сделала глубокий вдох и в конце выдоха уже глубоко спала. А я еще долго не мог уснуть. Все думал о Светлане, о будущем наших с Милочкой отношений и о птенце, который, если будет все в порядке, когда-то вылупится из яйца. Что мне потом с ним делать, как и чем кормить, до каких размеров он вырастет и как себя поведет? Отношения с Милочкой отошли на задний план и совсем меня не волновали. «Время покажет», – думал я. С этими мыслями я и уснул.
В шесть утра нас разбудила трель телефонного звонка. Я давно уже установил телефон в режим будильника. Поэтому моя реакция была спокойной. Я потянулся и медленно стал приходить в себя. Милочка мигом вскочила и, осматриваясь вокруг, никак не могла понять, где она находится. Но тут же все вспомнила и, закрыв лицо руками, попросила:
– Костя, отвернись, пожалуйста, мне нужно встать и одеться.
– Зачем же мне отворачиваться? Вчера же…
– Это было в каком-то водовороте эмоций, воспоминаний, философствований и прочего. Сейчас наступило утро, а с ним пришло прозрение, протрезвление, и все стало на свои места. Забудем вчерашнее. Ничего не было.
– Милочка, не нужно противиться своим чувствам. Все было и будет повторяться еще и еще. Я теперь не смогу без тебя.
– Ладно, Костя. Потом все выясним. А сейчас нам обоим пора на работу.
– Пора.
Она побежала в ванную для утреннего туалета, а я наведался в залу. Яйцо лежало на диване, как и вчера вечером. Я подошел и погладил его. Опять внутри его трепет, но в этот раз какой-то нервный, с короткими перерывами; опять то же щемящее нежное чувство. Поверхность его была сухой, и после прикосновения к нему на пальце остался едва заметный белый порошкообразный налет. Я понял, что оно хочет пить.
В ответ на смачивание зародыш ответил особым трепетанием, которое я почему-то воспринял как знак удовлетворения, радости или благодарности. Когда оно напилось, его поверхность вроде бы чуть-чуть потеплела, и движения зародыша стали более мягкими и спокойными.
– Костя, завтрак готов! Поторопись, – послышался из кухни голос Милочки.
На столе уже стояли две тарелочки с творогом, политым сметаной, и две чашки горячего кофе. А на середине стола – круглая хрустальная вазочка с печеньем. Все было расставлено с особым вкусом, гармонично, логично, одним словом, как надо. «И когда она успела навести здесь порядок и чистоту?» – подумал я, садясь за стол.
– Может, тебе маловато, или ты еще чего хочешь?
– Спасибо, Милочка, мне и этого много. Я теперь очень мало ем, особенно по утрам. Так что этого – предостаточно.
– Ты уже проведал своего будущего питомца?
– Да, только что. Оно хотело пить. Я напоил его, и оно поблагодарило меня.
– Сказало «спасибо» или как-то еще?
– Как-то еще.
– Как же?
– Особым трепетом под скорлупой, приливом тепла к поверхности и чем-то еще, чего не выразишь словами.
– Костя, ты определенно заболел психически. От длительного воздержания, наверное? Но после нынешней ночи все должно было пройти. Или это остаточные явления?