Полное собрание стихотворений

Бальмонт Константин Дмитриевич

Атомы времени

Мы в извивных Вспевах взрывных, Мы втекаем в Да и Нет. Мы в Безликом Лик за ликом, Иней звуков, прах примет. Мы свеченье, Зыбь теченья В Океане мировом. Дрожь в намеке, Малость, строки, Буквы в рунах, песнь в немом. Мы забытость, Глянцевитость Всеокружного жерла. Миг живем мы, Но поем мы, И звучат колокола. Мы снежинки, Паутинки, В капле влаги – миллион. Он рыдает, Не считает, Но творим мы Небосклон. Он смеется, В тайнах вьется, Все же знаем мы, кто Он. В лик – от лика, В песнь – от крика, В хороводности Времен.

Начертания

Круговой полет планет, Их сплетенья в темноте, Полосой идущий свет Метеоров и комет, Ужасающих примет В говорящей пустоте. Это все – мои черты, Начертанья вещих рун, Это – я, и это – ты, Чтоб над бездной пустоты Были звездные цветы В нескончаемости струн.

Огненная жатва

Клокочет огненное море, Горят зловещие румянцы, На Солнце рушатся в просторе Вскипанья чувств, протуберанцы. Что в Солнце в этот миг боролось? Узнать ли нам, теням пожара! Но в нем горел гигантский колос, Свершилась жатвенная чара.

Сухой перун

Сухой туман, когда цветенье нив Проклятье дней, хлебов плохой налив У нив зарницы даже – на счету, Сухой Перун – сжигает рожь в цвету. Сухой Перун – роняет в травы ржу, И чахнет цвет, что радовал межу Перун желает молний из зарниц, Небесных – должен он пьянить девиц.

Полонянник

– Почему ты, дух свирельный, Вечно носишься, кружишься, Ни на миг не отдохнешь? На качели ты метельной, Вправо, влево, к дали мчишься – Я – плененный. – Это что ж? – Надо мной обряд крещенья До святою завершенья Не был доведен. Потому что поп был пьяный Был он рваный и румяный, Опрокинул свечи он. Разукрасил крест цветами, Говорит: «Веселье с нами Благовестье бытия». И вина он налил в воду: «Это душам даст погоду». А погода, это – я. – Что же дальше? – Я влюбленный, Дрожью звуков полоненный, В брызгах, в прихотях Огня. Раб себя, страстей свободных, Полонянник Чернородных, Носят Дьяволы меня Посижу – и вдруг соскучусь, Погляжу – совсем измучусь. Где я? Что я? Запою. Все по новому о старом. Все бы дальше, все бы к чарам, Вею, рею, вею, вью.

Мак

Кто маки cpывает, Тот гром вызывает, В Брабанте сказали мне так. И вот почему я Весь вздрогну, ликуя, Дрожу, заприметивши мак.

Две речи

Есть обиходная речь, Это – слова, Которыми жизнь в ежедневном теченьи жива. А для единственных встреч Двух озарившихся душ, или тел, Есть и другая, напевная речь. Ветер ее нам однажды пропел, Видя в лесу, Между трав, Как в просветленности нежных забав Любовь целовала красу, Ветер ее прихотливо пропел, И закружился, и прочь улетел. В этот же час Сад был от яблонь влюбляюще-бел, И по Земле, в отдаленный предел Сказка любви понеслась, В трепете белых, и всяких цветков, В пении птиц, и люден, и громов.

Стрела

Говорят – полюби человеков. Хорошо. Только как же мне быть? Ведь родителей должно мне чтить и любить? Кто ж древнее – Атлантов, Ацтеков, Ассириян, Халдеев, Варягов, Славян? Коль закон – так закон. Нам он дан Человеков люблю в ипостаси их древней, Глаза были ярче у них, и речи напевней, В их голосе слышался говор морей, Луной серебрились их струны, О богах и героях вещали им руны, И клинопись им возвещала о мощи великих царей. Но руны, и клинопись – стрелы, Острия, Бьющего метко, копья. Уходите же вы, что в желаниях бледных не смелы, Человеки, в свои удалитесь пределы. Лук дрожит. Догони их, вестунья моя.

Перевал

Справа – горы, слева – горы, Справа, снизу, там узоры Задремавших сел. Слева кручи, слева тучи, Слева слышен зов певучий, То прорвался ключ гремучий, И завел, Мысль повел он по извивам, В беге срывном и счастливом Пляшет он по склонам скал, Вот запал, Вот юркнул, В царстве камня потонул, Снова, ящерицей, глянул, Залукавил, промелькнул, Снова скрытности оставил, Вырос, поднял целый гул, Закурчавил Гребни скал, И от сел, Миновавши перевал, Влево – влево он ушел, И рокочет, не устал, И от выси в самый дол Свеже-брызжущую влагу лентой светлою провел.

Небесный бык

На золотых poгаx Небесною быка, В снежистых облаках, Где вечная река, — В лазури высоты, Слились живым венком Багряные цветы Над сумрачным быком. Возрадовался бык, Возликовал, стеня, Любить он не привык Без громкого огня. Он гулко возопил, И прокатился гром, Как будто омут сил Взыграл своим жерлом. Прорвались облака, Небесный глянул луч, Три сотни для быка Коров стоят вокруг. И в празднике огня До каждой есть прыжок, И каждая, стеня, Любовный знает срок. И сладостен разрыв От острия любви, И много влажных нив В заоблачной крови. А к вечеру вдали Зажглась в выси звезда. И на ночлег пошли Небесные стада.

Ведогонь

У каждого есть ведогонь. Когда ты заснешь, он встает, В крылах его дышит полет, Осмотрится, дунет, идет, Окреп, улетает, не тронь. Он волен, когда мы во сне. И разный нам видится сон. Вот птица, лазурь, небосклон, Не мы это видим, а он, И тонем мы с ним в вышине. Вот ветер бежит по цветам. Красивый с красивой, их два, Бессмертная сказка жива. Целует. И дышит трава. Заснувшим так сладко устам. Вот ссора, чудовищный вид. С ножом ведогони, беда, Открылась и льется руда, Ты спишь, ты уснул навсегда. Смотри. Ведогонь твой убит.

Едино-разный

Мы вносимы В светы, в дымы, Мы крутимы Без конца. В светозарный Гром ударный, В мрак сердец и в свет лица. Но покуда Есть Иуда, Есть и чудо Для людей. Светлый мститель, Искупитель Омрачающих страстей. И покуда Нам отсюда Изумруда Светит свет, Мчит нас белый Бог – в пределы Красных солнц и всех планет.

Семь

Из дыханья – камень красный, Из воздушного – ужасный По громоздкости бесстрастной. А из камня, из забвенья, Из земли, отяжеленья — Изумрудное растенье. Из растенья, из ночлега Тайно-жаркого побега — Зверь, взглянуть – так это нега. А из зверя, встал из зверя, — То богатство, иль потеря, — Человек, всебожность меря. Из него, из человека, — То силач, или калека, — Бог растет в века из века. Бог встает, за богом боги, Бесконечные дороги, Многи мраки, звезды многи. Это – шесть, но семь – священно, Выше бога, неизменно, Что на Вечном – в миге пенно.