С тех пор как в пламени косматом и багровомСтолетья нового четырнадцатый ЛевВзошел, рыкающий, и ринулся на землю,И солнце налилось багровой дымной кровью,И все народы мира, охваченные страстью,Сплелись в объятии смертельном и любовном,Мир сдвинулся и разум утратил равновесье.Мой дух был опрокинут в кромешной тьме.И так висящий в беспредельном мракеСам внутри себя, лишенный указанийИ не зная в темноте, где верх, где низ,Я как слепец с простертыми рукамиИ ощупью найти опору в самом себеХочу.
12 сентября 1919
Коктебель
«Мир знает не одно, а два грехопаденья:…»
Мир знает не одно, а два грехопаденья:Грехопаденье ангелов и человека.Но человек спасен Голгофой. Сатана жеСпасенья ждет во тьме. И Сатана спасется.То, что для человека сотворил Христос,То каждый человек свершит для Дьявола.В мире дело идет не о спасеньи человека,А о спасеньи Дьявола. Любите. Верьте.Любите Дьявола. Одной любовьюСпасется мир. А этот мир есть плотьСтрадающего Сатаны. ХристосРаспят на теле Сатаны. Крест – Сатана.Воистину вам говорю: покаместПоследняя частица слепого веществаНе станет вновь чистейшим из сияний,«Я» человека не сойдет с креста.Зло – вещество. Любовь – огонь. ЛюбовьСжигает вещество: отсюда гарь и смрад.Грех страден потому, что в нем огонь любви.Где нет греха, там торжествует Дьявол.И голод, и ненависть – не отрицанье,А первые ступени любви.Тех, кто хотят спастись, укрывшись от греха,Тех, кто не горят огнем и холодом,Тех изблюю из уст Моих!
<13 сентября 1919 Коктебель>
Л. П. Гроссману
В слепые дни затменья всех надежд,Когда ревели грозные буруныИ были ярым пламенем КоммуныРасплавлены Москва и Будапешт,В толпе убийц, безумцев и невежд,Где рыскал кат и рыкали тиуны,Ты обновил кифары строгой струныИ складки белых жреческих одежд.Душой бродя у вод столицы Невской,Где Пушкин жил, где бредил Достоевский,А ныне лишь стреляют и галдят,Ты раздвигал забытые завесыИ пел в сонетах млечный блеск ПлеядНа стогнах голодающей Одессы.
19 сентября 1919
Коктебель
Сон
Лишь только мирСкрывается багровой завесой век,Как время,Против которого я выгребаю днем,Уносит по теченью,И, увлекаем плавной водовертьюВ своем страстном и звездном теле,Я облаком виюсь и развиваюсьВ мерцающих пространствах,Не озаренных солнцем,Отданный во властьПротивовесам всех дневных явлений, —И чувствую, как над затылкомРаспахиваются провалы,И вижу себя клубком зверей,Грызущих и ласкающихся.Огромный, бархатистый и черный ЗмейПлавает в озерах Преисподней,Где клубятся гадыИ разбегаются во мраке пауки.А в горних безднах сферыПоют хрустальным звоном,И созвездьяГудят в Зверином Круге.А после наступаетБеспамятствоИ насыщенье:Душа сосет от млечной, звездной влаги....Потом отлив ночного ОкеанаВновь твердый обнажает день:Окно, кусок стены,Свет кажется колонной,Камни – сгущенной пустотой...А в обликах вещей – намеки,Утратившие смысл.Реальности еще двоятсяВ зеркальной влаге сна.Но быстро крепнут и ладятся,И с беспощаднойНаглядностьюВновь обступает жизньСлепым и тесным строем.И начинается вседневный бегПо узким коридорамБез окон, без дверей,Где на стенахНаписаны лишь имена явленийИ где сквозняк событийСбивает с ногИ гулки под уверенной пятоюПолуприкрытые досками точных знанийКолодцы и провалыБезумия.
12 ноября 1919
Коктебель
Сибирской 30-й дивизии
Посв. Сергею Кулагину
В полях последний вопль довоплен,И смолк железный лязг мечей,И мутный зимний день растопленКострами жгучих кумачей.Каких далеких межиречий,Каких лесов, каких озерВы принесли с собой просторИ ваш язык и ваши речи?Вы принесли с собою вестьО том, что на полях СибириПогасли ненависть и местьИ новой правдой веет в мире.Пред вами утихает страхИ проясняется стихия,И светится у вас в глазахПреображенная Россия.
23 ноября 1920
«Был покойник во гробе трехдневен…»
Был покойник во гробе трехдневен,И от ран почерневшее телоЗацветало червьми и смердело.Правил Дьявол вселенский молебен.На земле стало душно, что в скрыне:Искажались ужасом лица,Цепенели, взвившись, зарницы,Вопияли камни в пустыне.Распахнувшаяся утробаИзмывалась над плотью Господней...Дай коснувшимся дна преисподнейВстать, как Лазарь, с Тобою из гроба!
27 октября 1921
Феодосия
Революция
Она мне грезилась в фригийском колпаке,С багровым знаменем, пылающим в руке,Среди взметенных толп, поющих Марсельезу,Иль потрясающей на гребне баррикадКосматым факелом под воющий набат,Зовущей к пороху, свободе и железу.В те дни я был влюблен в стеклянный отсвет глаз,Вперенных в зарево кровавых окоемов,В зарницы гневные, в раскаты дальних громов,И в жест трагический, и в хмель красивых фраз.Тогда мне нравились подмостки гильотины,И вызов, брошенный гогочущей толпе,И падающие с вершины исполины,И карлик бронзовый на завитом столпе.
14 июня 1922
Коктебель
Ангел смерти
В человечьем лике АзраилПо Ерусалиму проходил,Где сидел на троне Соломон.И один из окружавших трон:«Кто сей юноша?» – царя спросил.«Это Ангел Смерти – Азраил».И взмолился человек: «Вели,Чтобы в Индию меня перенеслиДухи. Ибо не случайно онПоглядел в глаза мне». СоломонПриказал – и было так. «ЕмуЗаглянул в глаза я потому, —Азраил сказал, – что послан я за нимВ Индию, а не в Ерусалим».
25 ноября 1923
Коктебель
Портрет
Ни понизь пыльно-сизых гроздийУ стрельчатых и смуглых ног,Ни беглый пламень впалых щек,Ни светлый взгляд раскосо-козий,Ни яркость этих влажных уст,Ни горьких пальцев острый хруст,Ни разметавшиеся прядиПорывом взмеенных кудрей —Не тронули души моейНа инферальном маскараде.
23 августа 1924
Коктебель
Соломон
Весенних токов хмель, и цвет, и ярь.Холмы, сады и виноград, как рама.Со смуглой Суламифью – юный царь.Свистит пила, встают устои храма,И властный дух строителя ХирамаВозводит Ягве каменный алтарь.Но жизнь течет: на сердце желчь и гарь.На властном пальце – перстень: гексаграмма.Офир и Пунт в сетях его игры,Царица Савская несет дары,Лукавый Джин и бес ему покорны.Он царь, он маг, он зодчий, он поэт...Но достиженья жизни – иллюзорны,Нет радости: «Всё суета сует».