Вот – мои воспоминанья:Прядь волос, письмо, платок,Два обрывка вышиванья,Два кольца и образок...Но – за теменью былого —В именах я с толку сбит.Кто они? Не дать ли слова,Что и я, как те, забыт!В этом – времени учтивость,Завершение всему,Золотая справедливость:Ничего и никому!..
«С простым толкую человеком...»
С простым толкую человеком...Телега, лошадь, вход в избу...Хвалю порядок в огороде,Хвалю оконную резьбу.Все – дело рук его... КакаяВ нем скромных мыслей простота!Не может пошатнуться вера,Не может в рост пойти мечта.Он тридцать осеней и весенК работе землю пробуждал;Вопрос о том, зачем все это, —В нем никогда не возникал.О, как жестоко подавляетМеня спокойствие его!Обидно, что признанье этоНе изменяет ничего...Ему – раек в театре жизни,И слез, и смеха простота;Мне – злобы дня, сомненья, мудростьИ – на вес золота мечта!
«Старый дуб листвы своей лишился...»
Старый дуб листвы своей лишилсяИ стоит умерший над межою;Только ветви кажутся плечами,А вершина мнится головою.Приютил он, будучи при жизни,Сиротинку-семя, что летало,Дал ему в корнях найти местечко,И оно тихонько задремало.И всползла по дубу повилика,Мертвый остов зеленью одела,Разубрала листьями, цветами,Придала как будто облик тела!Ветерок несется над межою;Повилика венчики качает...Старый дуб в обличии забытомОживает, право – оживает!
«Мельчают, что ни день, людские поколенья...»
Мельчают, что ни день, людские поколенья!Один иль два удара в них судьбы, —Как паралитики, лишаются движенья,Как неврастеники, являют исступленья,И спины их сгибаются в горбы.О, сколько хилости и вырождений с детства!И им-то, слабым, в будущем грозятТакие страшные задачи и наследстваОсобых способов и видов людоедства,Каких не знали сорок лет назад.Простите, дети, нас, преступных перед вами...Природа-мать, призвав отцов любить,Их незаметными опутала сетями,И вы, несчастные, рождались матерями,Не знавшими, как вам придется жить...
«Нет, никогда, никто всей правды не узнает...»
Нет, никогда, никто всей правды не узнаетПозора твоего земного бытия.Толпа свидетелей с годами вымираетИ не по воле, нет, случайно, знаю я.Оправдывать тебя – никто мне не поверит;Меня ..сообщником, пожалуй, назовут;Все люди про запас, на случай, лицемерят,Чтоб обелить себя, виновных выдают!Но если глянет час последних показаний,Когда все бренное торжественно сожгутПожары всех миров и всех их сочетаний, —Людские совести проступят и взойдут,И зацветут они не дерзко-торопливо,Не в диком ужасе, всей сутью трепеща;Нет, совести людей проступят молчаливо,В глухом безмолвии всем обликом крича!Тогда увидятся такие вырожденья,Что ты – в единственной большой вине своей —Проглянешь, в затхлости посмертного цветенья,Чистейшей лилией, красавицей полей.
«Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал...»
Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал,Что было мило мне! Так я друзей искал,Так – памятью былых, полузабытых дней —Хранил я множество незначащих вещей!Я часто Плюшкиным и Гарпагоном был,Совсем ненужное старательно хранил.Мне думалось, что я не буду сир и наг,Имея свой родной, хоть маленький, очаг;Что в милом обществе любезных мне людей,В живом свидетельстве мне памятных вещейСебя, в кругу своем, от жизни оградив,Я дольше, чем я сам, в вещах останусь жив;И дерзко думал я, что мертвому воследВсе это сберегут хоть на немного лет...Что ж? Ежели не так и все в ничто уйдет,В том, видно, суть вещей! И я смотрю вперед,Познав, что жизни смысл и назначенье в том,Чтоб сокрушить меня и, мне вослед, мой дом,Что места требуют другие, в жизнь скользя,И отвоевывать себе свой круг – нельзя!
«Все чаще говорить приходится – „забыл“...»
Все чаще говорить приходится – «забыл»,И все яснее мне, что я совсем «устал»;Все чаще слышат те, с кем говорю, – «я был»,И, что ни день, твержу все чаще – «я желал».Все реже сознаю, что «радость ждет меня»,Совсем не говорю – «я жажду, я ищу»;И в слабых проблесках темнеющего дня,Оскудевающий, надеюсь и молчу...
«Ты не гонись за рифмой своенравной...»
Ты не гонись за рифмой своенравнойИ за поэзией – нелепости оне:Я их сравню с княгиней Ярославной,С зарею плачущей на каменной стене.Ведь умер князь, и стен не существует,Да и княгини нет уже давным-давно;А все как будто, бедная, тоскует,И от нее не все, не все схоронено.Но это вздор, обманное созданье!Слова – не плоть... Из рифм одежд не ткать!Слова бессильны дать существованье,Как нет в них также сил на то, чтоб убивать...Нельзя, нельзя... Однако преисправноЗаря затеплилась; смотрю, стоит стена;На ней, я вижу, ходит Ярославна,И плачет, бедная, без устали она.Сгони ee! Довольно ей пророчить!Уйми все песни, все! Вели им замолчать!К чему они ? Чтобы людей морочитьИ нас, то здесь – то там, тревожить и смущать!Смерть песне, смерть! Пускай не существует!Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..А Ярославна все-таки тоскуетВ урочный час на каменной стене...
«Ни слава яркая, ни жизни мишура...»
Ни слава яркая, ни жизни мишура,Ни кисти, ни резца бессмертные красоты,Ни золотые дни, ни ночи серебраНе в силах иногда согнать с души дремоты.Но если с детских лет забывшийся напевКоснется нежданно притупленного слуха, —Дают вдруг яркий цвет, нежданно уцелев,Остатки прежних сил надломленного духа.Совсем ребяческие, старые тона,Наивность слов простых, давным-давно известных,Зовут прошедшее воспрянуть ото сна,Явиться в обликах живых, хоть бестелесных.И cчacтьe прежних дней, и яркость прежних сил, —То имeнно, что в нас свершило все земнoe,Вдруг из таинственно открывшихся могилCквозь песню высится: знакомое, живое...
«На конe бpабантском плотном...»
На конe бpабантском плотномИ в малиновой венгеркеЧасто видел я девицуУ отца на табакерке.С пестрой свитой на охотеЧудной маленькой фигуройРисовалася девицаНа эмали миньатюрой.Табакерку заводилиИ пружинку нажимали,И охотники трубилиИ собак со свор спускали.Лес был жив на табакерке;А девица все скакалаИ Меня бежать за неюЧудным взглядом приглашала.И готов я был умчатьсявслед за нею – полон силы —Хоть по небу, хоть по Морю,Хоть сквозъ вечный мрак Moгилы...А тenepь вот здесь, недавно, —Полстолетья миновало, —Я опять девицу видел,Как в лесу она скакала.И за ней, как тощий призракуС котелком над головоюИстязался на лошадкеБарин, свесясь над лукою.Я, девицу увидавши,Вслед eй бешено рванулся,Вспыхнув злобою и местью...Но, едва вскочил, запнулся...Да не шутка полстолетья...Eсть вceмy границы, мерки...Пусть их скачут котелочкиЗа девицей с табакерки!..