Гляжу на сосны, – мощь какая!Взгляните хоть на этот сук:Его спилить нельзя так скоро,И нужно много, много рук...А этот? Что за искривленье!Когда-то, сотни лет назад,Он был, бедняга, изувечен,Был как-нибудь пригнут, помят.Он в искривлении старинномВозрос – и мощен, и здоров —И дремлет, будто помнит речиВсех им подслушанных громов.А вот вблизи – сосна другая:Ничем не тронута, она,Шатром ветвей не расширяясь,Взросла – красива и стройна...Но отчего нам, людям, ближеИ много больше тешат взорВетвей изломы и изгибыИ их развесистый шатер?
«Не померяться ль мне с морем...»
Не померяться ль мне с морем?Вволю, всласть души?Санки крепки, очи зорки,Кони хороши...И несчитанные верстыПонеслись назад,Где-то, мнится, берег дальнийРазличает взгляд.Кони шибче, веселее,Мчат во весь опор...Море места прибавляет,Шире кругозор.Дальше! Кони утомились,Надо понукать...Море будто шире стало,Раздалось опять...А несчитанные верстыСзади собралисьИ кричат, смеясь, вдогонку:«Эй, остановись!»Стали кони... Нет в них силы,Клонят морды в снег...Ну, пускай другой, кто хочет,Продолжает бег!И не в том теперь, чтоб дальше...Всюду – ширь да гладь!Вон как вдруг запорошило...Будем умирать!
«Сквозь листву неудержимо...»
Сквозь листву неудержимоТихо льет церковный звон,Уносясь куда-то мимоВ бесконечность всех сторон.Сквозь большие непорядкиДуш людских – добро скользит...Где и в чем его задатки?И какой влечет магнит?Дивной силой притяженьяКто-то должен обладать,Чтобы светлые явленьяВ тьме кромешной вызывать.
«Молчи! Не шевелись! Покойся недвижимо...»
Молчи! Не шевелись! Покойся недвижимо...Не чуешь ли судеб движенья над тобой?Колес каких-то ход свершается незримо,И рычаги дрожат друг другу вперебой...Смыкаются пути каких-то колебаний, —Расчеты тайных сил приводятся к концу,Наперекор уму без права пожеланий,И не по времени, и правде не к лицу...О, если б, кажется, с судьбою в бой рвануться!Какой бы мощности порыв души достиг...Но ты не шевелись! Колеса не запнутся,Противодействие напрасно в этот миг.Поверь: свершится то, чему исход намечен...Но, если на борьбу ты не потратил силИ этою борьбой вконец не изувечен, —Ты можешь вновь пойти... Твой час не наступил.
«Не храни ты ни бронзы, ни книг...»
Не храни ты ни бронзы, ни книг,Ничего, что из прошлого ценно,Все, поверь мне, возьмет старьевщик,Все пойдет по рукам – несомненно.Те почтенные люди прошли,Что касались былого со страхом,Те, что письма отцов берегли,Не пускали их памятей прахом.Где старинные эти дома —С их седыми как лунь стариками?Деды где? Где их опыт ума,Где слова их – не шутки словами?Весь источен сердец наших мир!В чем желать, в чем искать обновленья?И жиреет могильный вампирУрожаем годов оскуденья...
«Над глухим болотом буря развернулась...»
Над глухим болотом буря развернулась!Но молчит болото, ей не отвечает,В мох оно оделось, в тину завернулось,Только стебельками острых трав качает.Восклицает буря: «Ой, проснись, болото!Проступи ты к свету зыбью и сверканьем!Ты совсем иное испытаешь что-тоПод моим могучим творческим дыханьем.Я тебя немного, правда, взбаламучу,Но зато твои я мертвенные водыПородню, чуть только опрокину тучу,С влагою небесной, с детищем свободы!Дам тебе вздохнуть я! Свету дам трясине!Гром мой, гром веселый, слышишь, как хохочет!»Но молчит болото и, погрязши в тине,Ничего иного вовсе знать не хочет.
«Люблю я время увяданья...»
Люблю я время увяданья...Повсюду валятся листы;Лишась убора, умаляясь,В ничто скрываются кусты;И обмирающие травы,Пригнувшись, в землю уходя,Как будто шепчут, исчезая:«Мы все вернемся погодя!Там, под землей, мы потолкуемО том, как жили, как цвели!Для собеседований важныхНеобходима тишь земли!»
«Горит, горит без копоти и дыма...»
Горит, горит без копоти и дымаИ всюду сыплется по осени листва...Зачем, печаль, ты так неодолима,Так жаждешь вылиться и в звуки и в слова?Ты мне свята, моя печаль родная, —Не тем свята ты мне, что ты печаль моя;Тебя порою в песне оглашая,Совсем неволен я, пою совсем не я!Поет во мне не гордость самомненья...Нет, плач души слагается в размер,Один из стонов общего томленьяИ безнадежности всех чаяний, всех вер!Вот оттого-то кто-нибудь и где-тоВо мне отзвучия своей тоске найдет;Быть может, мной яснее будет спето,Но он, по-своему, со мной одно поет.
«Меня здесь нет. Я там, далеко...»
Меня здесь нет. Я там, далеко,Там, где-то в днях пережитых!За далью их не видит око,И нет свидетелей живых.Я там, весь там, за серой мглою!Здесь нет меня; другим я стал,Забыв, где был я сам собою,Где быть собою перестал...
«Я плыву на лодке. Парус...»
Я плыву на лодке. ПарусРежет мачтой небеса;Лебединой белой грудьюОн под ветром налился.Море тихо, волны кроткиИ кругом – везде лазурь!Не бывает в сердце горя,Не бывает в небе бyрь!..Я плыву в сияньи солнца,Чем не рыцарь Лоэнгрин?Я совсем не стар, а молод,И плыву я не один...Ты со мною, жизнь былая!Ты осталась молодаИ красавицей, как прежде,Снизошла ко мне сюда.Вместе мы плывем с тобою,Белый парус тянет нас;Я припал к тебе безмолвный...Светлый час, блаженный час!..По плечам твоим высокимСолнце блеск разлило свой,И знакомые мне косыЛьнут к волнам своей волной.Уст дыханье ароматно!Грудь, как прежде, высока...Снизойди к докучным ласкамИ к моленьям старика!Что? Ты плачешь?! Иль пугаетОстрый блеск моих седин?Юность! О, прости, голубка...Я – не рыцарь Лоэнгрин!
«Здесь все мое!– Высь небосклона...»
Здесь все мое!– Высь небосклона,И солнца лик, и глубь земли,Призыв молитвенного звонаИ эти в море корабли;Мои – все села над равниной,Стога, возникшие окрест,Река с болтливою стремнинойИ все былое этих мест...Здесь для меня живут и ходят...Мне – свежесть волн, мне – жар огня,Туманы даже, те, что бродят, —И те мои и для меня!И в этом чудном обладанье,Как инок, на исходе дней,Пишу последнее сказанье,Еще одно, других ясней!Пускай живое песнопеньеВ родной мне русский мир идет,Где можно – даст успокоеньеИ никогда, ни в чем не лжет.