Полнолуние для магистра

Горбачева Вероника Вячеславовна

Тишина, опустившаяся на бабушкину кухню, была густой и весомой, как туман Межмирья.

— Я… поняла.

Лика огладила джинсовую ткань на коленях.

— Это так необычно, словно не по-настоящему… Прости, Яша, у меня просто голова кругом идёт. Сейчас, сейчас, я соберусь… Значит, давай, я кратко сформулирую, что именно от меня требуется. Помочь девочке очнуться, встать на ноги — раз; найти вместе с ней дедов дом — два, спасти птенцов — три, да? Я правильно всё поняла?

Дождалась сдержанного кивка от филина, торопливо продолжила:

— А если мне не хватит времени? Не хочу вставать в позу и говорить, что у меня не получится, потому что сама пока не знаю, насколько там всё

серьёзно, но что, если я просто не успею?

— Тогда у нас будет ещё один месяц. До следующего пика нашей силы. Помнишь, я говорил, что нужно немало совместных усилий всех скроухов, чтобы держать открытым проход между мирами? Перенос души — тоже дело не из лёгких, для него нужен определённый резерв. Но означает ли твой вопрос, что ты согласна?

— Да означает, конечно… Яша, а как же Лера? Как он без меня? Ему же и выписываться скоро, и послеоперационный уход…

Она вдруг замолкла. Филин деликатно кашлянул, совсем по-человечески.

— Ликуша, какой уход? Это после Живой воды-то? Успокойся. Обещаю: я останусь с ним. При нём. По крайней мере, в его снах. В конце концов, человек должен знать, что с ним происходит и как ему теперь жить дальше. К тому же, нужно будет приглядывать за твоим спящим телом, за твоей квартирой; кому как не ему? Стазис стазисом, а счета за ваше жильё надо оплачивать, чтобы не привлекать внимания. Да и заодно уладить дела на твоей работе… Ничего, в твоём брате сейчас сила так и кипит, её просто необходимо на что-то направить. Вернувшись, ты застанешь здесь полный порядок. Не беспокойся. Готова перенестись прямо сейчас?

— Страшно, — призналась Лика. — Но в чужом мире я уже побывала, и до сих пор цела. В чужом теле, наверное, сложнее… Что там вообще за мир? Я ведь даже не представляю, какая там эпоха, на каком языке люди разго… Вот чёрт, ты упоминал Лондон? А я английский знаю с пятое на десятое, я ж не потяну! Как эти люди ведут себя в обществе? каково его устройство, что за лорды-сэры-пэры?

Филин пресёк её начинающую панику уже знакомым властным взмахом крыла.

— Погоди, Ликуша, не волнуйся. Эпоху ты знаешь по книгам того времени; она очень напоминает годы Регентства; кстати, там сейчас тоже правит регент, да и сама их история в чём-то совпадает с историей этого мира. А вот чтобы гармонично врасти в новую реальность, мы временно — слышишь, временно, не пугайся! — приглушим твою память. Не перебивай, сперва выслушай. Эта методика уже опробована нами на нескольких подселенцах. Мы подтолкнём, как я уже говорил, память Ликиного тела, в котором владение местным языком, моторика, поведение, манеры — всё заложено, всё сохранилось на уровне рефлексов, им просто надо не мешать проснуться. Для того-то мы временно приглушим твою личность, чтобы ты без помех приняла и усвоила чужие навыки. Когда ты немного адаптируешься, память вернётся. Ты к тому времени свыкнешься с новым миром…

* * *

Серп луны упрямо глазел в окно флигеля для выздоравливающих.

За стеной захныкал младенец, шикнула на него мать… Здесь всё ещё стояла ночь, хоть Лике одно время казалось, что череда воспоминаний тянется бесконечно долго…

Она осторожно глянула на свои руки. Хрупкие кисти подростка, тонкие до прозрачности, с просвечивающими голубыми жилками, с коротко постриженными ногтями — заботами сестры Эмилии… Как они отличаются от её собственных рук, ухоженных, с неброским, но дорогим маникюром, рук библиотечного и архивного работника, часто работающего в перчатках с особо ценными книгами …

Лика опять посмотрела в окно.

«Вышел месяц из тумана…»

И поняла, почему совсем недавно он, месяц, показался ей таким странным. Значит, жители этого мира уже не помнят, что такое — полная луна? А как же тогда… этот самый Орден Полнолуния? Откуда-то ведь взялось его название?

Внезапно ей вспомнился Рихард Нэш, магистр оного Ордена, с виду чистопородный аристократ, но вместе с тем ничуть не кичливый; не сноб, не гордец, а просто… Магистр, у которого такая работа: помогать попаданкам… Сейчас она видела его совсем по другому: глазами не девочки, цепляющейся за протянутую руку в поисках хоть какой-то поддержки, а взрослой женщины, жительницы другого мира. Кажется, ей многое здесь предстоит увидеть и воспринять по-другому.

Ну вот, она и вспомнила свою предысторию. Осознала ответственную миссию и не собирается увиливать от её исполнения. Осталось только решить: а что, собственно, делать дальше? Добывать новые сведения, думать, искать пути выхода из госпиталя… Как-то наладить этой девочке нормальную жизнь, чтобы, возвращаясь через месяц домой, быть за неё спокойной…

И не пропадут ли привычки, которые до этого воспринимались Ликой-пришелицей как естественные? Не растеряла ли она приобретённые навыки? Вот придёт завтра с визитом доктор Диккенс, а она двух слов связать не сможет, забыв, как это делается. Как, собственно, должна вести себя юная леди при встрече с лечащим врачом?

«Как с любым джентльменом. Встать, поздороваться, присев в лёгком полоне, и сесть, если ты встречаешь гостей у себя дома. Или… в комнате, считающейся твоей. Пока ты сама не присядешь, джентльмен вынужден стоять», — робко сообщил чей-то до странности знакомый голос.

Её собственный.

— Ли-ка… — сказала она вслух. И приложила руку к груди, к заколотившемуся сердцу. — Ангелика… Неужели это ты?

Глава 10

Молчание в ответ. Будто некто, высказавшись, не подумав, торопливо шагнул в тень и затаился.

«Лика, девочка…»

Валерия Никольская была старше Ангелики Оулдридж лет на девять-десять, не больше, но сейчас ощутила себя всемогущей и мудрой, а свою тёзку никак не могла осознать выросшей. Та, что в последнее время смотрела на неё из зеркала, оставалась ею самой, помолодевшей, но всё той же Ликушей, «лучшей в мире сестрёнкой», самостоятельной взрослой женщиной, пока незамужней, но мечтающей, что когда-нибудь в её квартире завопят ещё одни братец и сестричка, и будет у них лучший в мире отец… Ангелика же для неё оставалась всё той же девочкой, когда-то отбившей у железноклювых воронов свою скроушку.

Нелепица? Но отчего-то это сработало. Лика-старшая почувствовала, что затаившееся в глубине сознания «нечто» больше не отступает, не растворяется в иллюзорной тьме, а словно замерло в нерешительности.

И, кажется, оно пугалось, когда к нему обращались вслух.

Неудивительно. Если вспомнить, что ей пришлось пережить… Доктор Диккенс и его молодой помощник избегали любых разговоров с пациенткой о прошлом, щадя её психику, или, как здесь больше любили выражаться, нервы; но им и в голову не приходило, что об этом самом прошлом могут шептаться дежурные сёстры, наивно предполагая, что если уж «эта блаженная ещё недавно была дурочкой из Бэдлама», то она до сих пор ничего не соображает. Подумаешь, память вернулась! Просто просветление нашло, с психами это случается; и что теперь, носиться с ней, как с писаной торбой? Услышанные нелестные эпитеты Лика пропустила мимо ушей, а вот слову «Бэдлам» ужаснулась. Слишком много она в своё время прочла об этом страшном месте. И бедной девочке Ангелике пришлось там промучиться невесть сколько? Неудивительно, что она едва не погибла. Там и здоровяк трёхнется, что уж говорить о почти ребёнке.