Полнолуние
Шрифт:
– Тогда через речку, – упрямо стоял на своем Балабан. – На тот берег.
– Ты переплывешь? Место здесь не самое узкое. Течение лютое, снесет.
– Вас двое. Перетащите меня. Слушай, Голуб, не борзей. Ты что-то резким становишься сегодня. Времени нет прохлаждаться. Всю ночь надо идти. До утра. Чем дальше, тем лучше.
– Ага, лучше, – легко согласился Голуб. – Если бы ты еще не кашлял и за сердечко свое не держался. Связался я с тобой.
Поведение щербатого совсем перестало нравиться Вовку.
– Борзеешь? – Старый вор уже не скрывал угрозы. – Нам вместе идти, Голуб. Ты это
– Фильтруй, Балабан. Расклады поменялись. Тайга кругом, она уравнивает. Тут нет никого, кроме нас троих. Так что лучше подумай хорошо, потом уже собачься.
Тень на лице старого вора мгновенно стала темнее и гуще скорых таежных сумерек. К нему будто снова вернулись силы. Вовку показалось: Балабан враз скинул с себя лет десять и даже прибавил в росте. Рывком встал, расправил плечи, голос грянул, аж эхо пошло берегом:
– Что сказал? На кого тявкаешь, сученок? Тебе напомнить? Попутал совсем?
Дальше Игорь не успел ничего сделать.
Слишком стремительно и неожиданно все произошло.
К тому же он по привычке все еще держался от блатных на определенном расстоянии. Сократить его одним махом не мог. Когда сделал-таки резкое движение в их сторону, Голуб уже вынимал из живота старого вора заточку.
Вовк остановился. Даже несмотря на обстоятельства, он не мог себе представить, как рядовой бандит, который еще вчера по приказу пахана подавал ему кружку с чифирем, сегодня сумел запросто поднять руку на вора в законе. Нарушив этим все возможные тюремные табели о рангах. И разобрав по ступеням, казалось бы, крепкую, выстраиваемую десятилетиями иерархическую лестницу. Игорь не знал, как ему вести себя. Пока думал, Голуб, придерживая Балабана за плечо, чтобы не упал, примерился – и повторно всадил заточку в живот жертвы. Теперь уже целясь точнее.
Старый вор захрипел.
Струйки крови потекли из уголков рта. Сейчас он стал похож на сказочного вурдалака, который перепил крови несчастной жертвы.
Убрав руку, Голуб отступил.
Балабан повалился на землю живым мешком.
Развернувшись к Вовку всем корпусом, щербатый спросил спокойно, будто ничего особенного не произошло:
– Ты со мной?
– А…
– На! – резко прервал Голуб. – Проша спекся. Нас тут двое, никто не узнает. Скажем – двинул кони по дороге. Похоронили в тайге. Сам виноват.
– Кто?
– Балабан же, кто… Напряг бродяг, когти рвануть вышло, прикрыли старика. А вишь, даром на себя надеялся. С ним бы мы далеко не ушли, Офицер. Балласт, гиря. Вдвоем проберемся быстрее. Сухари есть, маза твоя про сплав по воде реальная, впрягаюсь. Нам до Соликамска дойти, люди ждут. Есть еще у старого возможности на воле. То есть были. Ксивы смастерят – не подкопаешься. Дальше – воля, сведу тебя с людьми. Жора Теплый мне кореш. Краем уха услышал, где он может быть, туда пробираемся. Примет как родных. Лишь бы выбраться отсюда, а мы выберемся, Офицер, нас же.
Оттолкнувшись ногами от земли, Вовк прыгнул.
Тюрьма, этап и лагерь не успели отобрать остаток сил. Хотя Голуб выглядел покрепче, но на стороне Игоря сыграла неожиданность. В движении он успел перехватить руку с заточкой, повалил щербатого на спину, прижал весом тела, несколько раз ударил запястьем, пытаясь выбить оружие – и выбил его. Отвлекся от попытки перехватить. Этим дал противнику фору – колено Голуба тут же ударило снизу между ног, не сильно, но ощутимо. Тупая боль вынудила Игоря ослабить хватку. Голуб скинул его с себя, откатился, вскочил на ноги. Вовк сделал это почти одновременно с ним. Теперь оба стояли, согнув ноги в коленях и сжав в кулаки разведенные руки. Заточка лежала в стороне, но все равно – между ними.
Игорь сделал обманное движение, будто собирается атаковать Голуба голыми руками. Когда же тот повелся – снова прыгнул. Повалился на землю, в падении смог достать пальцами заточенную железку. В перекате подтянул ее к себе, схватил крепко, вскочил на ноги, вспомнив свою спортивную юность. Носок кирзака встретил челюсть Голуба, который мигом оказался рядом. Вовк не метил нарочно в лицо, не лупил носаком прицельно и профессионально. Брыкнул ногой, сам не зная, куда попадет.
Вышло больно. Голуб завыл, схватился за ушибленное место, попятился. Глаза горели ненавистью. Но опасная железка в правой руке Игоря его сдерживала. Какое-то время они стояли друг напротив друга, сопя и выравнивая дыхание. Наконец щербатый выдавил:
– Тебе везет сегодня. А может и нет, как посмотреть.
– И как же можно посмотреть?
– Подумай. Вместе нам теперь дороги нет. Сам ты отсюда не выйдешь. Балабана придется оставить. Разве что порежешь его на филе. – Голуб недобро улыбнулся. – А я выйду. Мы сибиряки, дед у меня белку в тайге промышлял. Я же не всегда с блатными гужевался, так сложилось. Долгая история…
– Засунь себе свою историю в задницу, Голуб.
– Вишь, правда. Не надо оно тебе. Так я пошел. Счастливо оставаться.
Говоря, щербатый пятился.
Вовк слишком поздно понял его цель.
Следил за движениями, готовился не пропустить возможную атаку, просчитывал варианты. Но совсем забыл, что за спиной Голуба – их мешочек с сухарями. Потому растерялся, когда тот, ловким жестом схватив единственные их харчи, победно поднял трофей в воздух, даже потряс добычей, хвалясь.
– Отдай! – вырвалось у Игоря, хотя точно знал – не отдаст, надо забирать силой.
В ответ Голуб согнул в локте левую руку, помахал перед Вовком, показывая непристойный жест.
– Забери! Иди сюда, забери, фраер дешевый!
Сцепив зубы, Игорь ступил вперед.
За спиной громко застонал Балабан.
Насилу сдержавшись, чтобы не повернуться и не открыть себя для контратаки, Игорь вместо наступления отошел, став так, чтобы прикрыть раненого старика собой. Стон повторился. Поняв, что Вовк не собирается далеко отходить от Балабана, щербатый снова победно махнул мешочком, попятился, ступил в воду.
Так, спиной вперед, отходил вниз по течению.
Когда расстояние между ним и Игорем стало безопасным, спокойно развернулся, пошел вперед, не оборачиваясь. Вовк уже собирался сделать последнюю попытку догнать беглеца, но стон старого вора его остановил. Так что оставалось присесть возле раненого и в бессильной ярости наблюдать, как фигура Голуба отдаляется, растворяется в сумерках, которые уверенно перетекают в ночь, и в конце концов исчезает за изгибом Глухой Вильвы.