Полонянин
Шрифт:
– Смотри, никто тебя за язык не тянул, – улыбнулась девчонка, украдкой слезинку с ресниц смахнула.
– Спасибо тебе, Добрый, за оберег, – поклонился мне каган. – Я его при себе держать буду. Пускай вместе с рогом дедовым висит.
– Неужто цел рог Асмуда? – удивился я.
– А куда он денется? – пожал плечами Святослав. – У дядьки Свенельда он до поры хранится. Тяжеловат для меня. Пока тяжеловат.
– Святослав! Ты где? – Ольга со Свенельдом на крыльцо терема вышли.
– Здесь я, мама! – отозвался каган.
– Прощайся давай! – Воевода нам рукой помахал. – Ехать пора, кони ждут!
– Я сейчас!
Повернулся он к нам, в пояс поклонился.
– Ну, – говорит, – не поминайте лихом.
– Да будет тебе, – сестренка сказала. – Не за что тебя лихом поминать. Только добром о тебе помнить буду.
Сорвался мальчонка, к своим побежал. Потом остановился. Назад вернулся. К Малуше подлетел. В щеку ее поцеловал.
– Прощай, Малуша! – сказал Святослав, а сам рукой мой подарок потеребил, словно не я, а сестренка ему оберег сделала.
– Да прощайтесь вы быстрей, полюбовники! – рассмеялся Свенельд.
Спустились они с Ольгой с крыльца. К конюшне, где Кот с оседланными конями ждал, направились.
И народ вышгородский дела свои побросал. Вышли люди кагана в путь-дорогу проводить.
– Ну, чего ты там? – Свенельд уже сердиться начал.
– Бегу! – Святослав к матушке с дядькой поспешил, не оглядываясь.
А Малуша ему вслед смотрела.
Глава пятая
ВОИТЕЛЬ
9 апреля 950 г.
Зима никак не хотела уходить. И хотя днем пригревало по-весеннему жаркое солнышко, ночью мороз пробирал до костей. Он забирался под полу подбитого мехом зипунишки, заставляя плотнее кутаться в походный плащ. А под утро совсем зверел: зло кусал за щеки и норовил окончательно выстудить и без того замерзшую душу.
Снег таял медленно. Всю зиму ветер волнами перегонял его по степи, и порой казалось, что войско идет по белому застывшему морю. Теперь же изъеденные теплом гребни снежных волн стали похожи на изысканные хрустальные кружева. Лучи солнца переливались всеми цветами в переплетениях льдинок, и было очень жалко, когда эта потрясающая красота превращалась в прах под копытами каганова коня.
Святослав ехал впереди войска, стараясь направлять Облака так, чтобы он как можно меньше вредил весенней красе. Каган Киевский знал, что ратники, идущие следом, безжалостно порушат вытканное морозом и солнцем кружево, но сам почему-то не хотел участвовать в этом бесчинстве.
Война началась удачно. Во всяком случае, так говорил Свенельд. А Святослав никак не мог понять: мерзнуть по ночам у костра, мерзнуть днем в степи, мерзнуть по вечерам и утрам под пронизывающим морозным ветром – это и есть удачная война? Однако он не решался спрашивать про это у воеводы. Боялся, что Свенельд будет смеяться над ним, а то и вовсе отправит обратно в Киев.
Терпел Святослав и холод, и голод, и другие лишения. Да и как же ему не терпеть, коли он каган войску своему? Ведь не будешь же жаловаться, когда каждый воин так же, как и он, мерзнет. Так ему дядя объяснил, а он воеводе своему верил.
По матери скучал только немного, но ведь и у ратников тоже небось матери есть, а они ничего. Не больно-то по ним тоскуют. Или только вида не подают? Вот и он подавать вида не будет.
А еще иногда на привалах про Малушку вспоминал. Вот закончится война, вернется он героем в стольный город, станет ей рассказывать про подвиги свои, а она слушать будет и за него радоваться. И от мыслей этих становилось мальчишке теплее.
Но прежде чем про геройства рассказывать, нужно героем стать. Вот только как это сделать, если уже четвертый месяц, как война идет, а о супротивнике ни слуху ни духу? Потому и злился каган. Мерз сильно и злился тоже сильно.
Наконец войско встало. Воины привал наскоро разбили. Шатер посреди становища для кагана и воеводы поставили. Себе палатки натянули. Отогрелся мальчишка. Повеселел. Время свободное появилось. Вот Свенельд охоту и затеял.
Следопыты турье стадо нашли. Истосковались воины по свежему мясу. Все время что коням припасли, то и сами ели. Кашу из овса, который в бочках дубовых Кветан с конюшими хранили да за войском в обозе возили. Просо да пшено затирали и салом топленым сдабривали. От снеди этой уже воротить стало. А тут вон, удача какая. Повеселели вой, потешиться решили. Свенельд их на лов повел и Святослава с собою взял.
А кагану такое в радость. Лук проверил. Копьецо древком в стремя вставил. Скачет по полю вместе со всеми, не отстает.
Добрались до стада. И стадо немалое. Голов сто. Сподручней рогатым по зиме вместе держаться. Легче так прокорм себе из-под снега добывать. Что быки копытами нароют, то телкам с коровами и достанется.
В сторонке охотники остановились, чтоб раньше времени добычу не спугнуть. Спешились. В круг встали, копья и луки на середку положили, руки на плечи друг дружке бросили. И Святослав вместе со всеми в корогод охотничий встал. По левую руку от него Свенельд, по правую – Алдан-десятник. Стали охотники ногой правой притопывать. А воевода ритм задавал да приговаривал:
– Встали мы в корогод, в коло братское, коло охотное, землей подстелились, небом покрылись, зарей подпоясались, звездами окрасились…
– Геть, зверь! – выкрикнули охотники разом.
– Копья наши востры, глаза остры, рука тверда, горяча руда…
– Геть, зверь! – выдохнул Святослав вместе со всеми.
– От Рода добыча, с нами удача, за нами Ветер, Огонь, Вода!
– Геть, зверь! Геть, зверь! Геть, зверь! – повторили охотники трижды и разомкнули круг.
– Так, значит, – Свенельд сказал, – Алдан! Ты со своим десятком стадо сзади обойдите да на нас говяду шуганите. Остальным изготовиться. Копья-то точеные? [67] А то мы за стадом полдня гнаться будем.
67
Для охоты русичи использовали копья с более широкими наконечниками (рожоны) или рогатины. Широкое лезвие копья, пробив шкуру зверя, оставляло в нем глубокую рану, и животное быстро слабело от потери крови. Боевые же копья делались с ланцетовидными наконечниками. Их задачей было пробить кольчужный доспех противника. Рана после удара оставалась небольшой. Потому боевые копья были мало пригодны для охоты.
– Обижаешь, воевода? – кто-то из воинов спросил.
– Шучу, – ответил Свенельд. – Ладно. По коням. Ускакал Алдан со своими людьми. По широкой дуге стал стадо огибать.
– Как тебе, Святослав, забава? – спросил кагана Свенельд. – Не забоишься, если бык матерый на тебя выскочит?
– Так ведь ты же рядом будешь, – улыбнулся мальчишка.
– Это точно, – кивнул воевода. – Ты копье зря с собой взял. Давай-ка его сюда, – принял копьецо от кагана, в руке взвесил, головой покачал. – Силенок у тебя маловато, чтоб шкуру турью пробить, так что лучше из лука по дичине стреляй. Меться в бок, под левую лопатку. Туда, где сердце у него. Понял?