Полоса
Шрифт:
Все мы без конца возвращаемся и возвращаемся к своей юности, к своим первым опытам: работы, любви, дружбы, борьбы, войны. Писатель есть исследователь, и он упорно повторяет опыт, поставленный жизнью над ним самим: каким я был, как поступал, почему так, а не иначе? Что вообще было тогда? Где я сплоховал, где был молодцом? Опять же почему?
Все это очень важно, и это мучает каждого человека, пока он не найдет правды и не скажет наконец ее себе.
Думаю, из рассказов нетрудно вычитать, каков был жизненный путь самого писателя (П. Ф. Нилин родился в 1908-м, умер в 1982 году) — мальчишки из небогатой семьи, рано узнавшего и труд и горе; потом комсомольца, работника угрозыска, газетчика, строителя, писателя, военного корреспондента.
Нельзя писателя заставить писать о том, чего он не знает, не любит, не понимает или не принимает. То есть заставить, конечно, можно, но ничего хорошего из этого не выйдет. Всякий писатель пишет о с в о е м.
И вот Павел Нилин, например, стал писать о рабочих не только потому, что так требовала молодая страна рабочих, а потому что это было для него органично. Ему не требовалось подделываться или перестраиваться, он этих людей и знал, и любил, они всегда оставались объектом его внимания и пристрастия.
Нетрудно увидеть, как из рассказа в рассказ — от чахоточного жестянщика Павлюка до доктора Ермакова из африканского рассказа — движется г л а в н ы й герой писателя Нилина: человек труда, человек из народа. И некая одна черта, словно навязчивая идея, преследует в этих людях писателя, — черта, которая и ему самому особенно дорога.
Что же это?
Мы знаем, что «человек труда» — понятие расхожее и достаточно заштампованное. Что значит «человек труда»? Разные бывают «человеки труда». Но мы, разумеется, имеем под этим понятием подлинного человека труда, труженика, творца, воспевать которого и ставить в пример, как образец, требуют даже и государственные интересы.
Задача ясная.
Задача ясная, но понятие тоже довольно абстрактное и требует конкретизации.
Павел Нилин очень рано нащупал с в о е г о человека труда, выделил в этом понятии одну основную черту, ему самому наиболее близкую и дорогую. Вот его герои: Павлюк; Валя Лугина, работница; бесконечно занятой доктор Ермаков; американец-механик Тюлли, участник гражданской войны, «испорченный» русской революцией; старик Волков, который идет в швейцары, боясь помереть от сытой и бездельной жизни; обаятельная героиня рассказа «Впервые замужем», вечная труженица; супруги Полыхаевы из рассказа «У самой Волги», которые заняты послевоенным строительством. Все это люди труда. И все это разные, каждый со своим обликом персонажи.
Но что писателя-то занимает в этом собрании лиц? Насчет чего идет разговор? Зачем они все нам представлены?
Павлюк знает, что должен умереть, но работает до последнего, не суетится, делает свое дело; Варя Лугина расстается с мужем, которого она любила и от которого ждет ребенка, — только потому, что он попытался чуть-чуть закабалить ее; старика Волкова унижает и физически мучает безделье и т. д.
Пусть простит меня читатель, я не буду заниматься здесь подробным критическим «разбором», — мысль ясная: писатель выделяет в каждом своем «человеке труда» достоинство, честь. Вот что его интересует в тех, кто трудится, кто привык полагаться на себя и знает себе цену. Настоящий работник, рабочий, специалист — всегда гордый и независимый человек. И это есть его жизненное приобретение. Его не закабалишь. А закабалишь, он будет бороться и биться, хорошо сознавая — за что. Подневольный труд рождает рабскую психологию, труд свободный возвышает до понятия чести, незнакомого рабу.
Читаешь рассказы П. Ф. Нилина и видишь, как милы автору именно такие люди, простые и гордые, ясно глядящие, работящие, нравственно здоровые, то есть н о р м а л ь н ы е, люди, какими они и должны быть.
Но мир сложен и неласков, жизнь груба, борьба беспощадна. Автору хочется, чтобы мальчик, честно колющий чужие дрова в поте лица, был бы честно вознагражден, а не обманут, ибо это значит унижать достоинство человека. Но точно так же ему хочется в свою очередь, чтобы каждый человек с достоинством и понятием чести был увиден как человек, даже если это враг из рассказа «Загадочные миры».
Как само время, новые обстоятельства меняют взгляд на вещи! Можно, допустим, взять два рассказа П. Нилина — из дней войны и из дней мира (один написан четверть века спустя после первого) — и увидеть: жестокость войны заставляет молодого человека, мальчика, вчерашнего школьника, по натуре мягкого и доброго, застрелить своего лучшего друга, когда тот в неравном бою готов сдаться врагам («Линия жизни»). Чувствуется, как в самом авторе все противится такому финалу, как он изо всех сил производит этот «нажим», не строя при этом больших психологических лесов, какая для него мука, что такое вообще возможно между людьми на белом свете. Но — да, это возможно, и это необходимо.
При этом Павел Нилин не неженка, не голубых, как говорится, кровей, и он сам с наганом в руках бился за молодую Советскую власть в грозные годы. Видел всякое.
Но вот то-то и дорого, что можно не быть голубых кровей, навидаться всякого, умом понимать необходимость, скажем, расстрела врага, который только что стрелял в тебя, но при этом иметь человеческое сердце, а в нем и нежность, и печаль, и ужас от человеческой смерти, а не ликование по этому поводу.
Жестокость, жестокость, непримиримость, вражда, бой не могут быть н о р м о й человеческого существования. Непримиримость солдата в бою — это одно, но, например, непримиримость доктора Ермакова по отношению к другому русскому человеку, который по молодости, глупости, из-за страха и голода попал когда-то во власовскую армию, потерял навсегда родину и теперь мыкается по свету, живет где-то в Африке и дети у него чернокожие, — непримиримость доктора как бы и понятна автору, но все же горемыку ему тоже жаль. И ермаковская жестокость смягчается добротой жены Ермакова, которая говорит и понимает, что э т о г о конкретного человека можно бы теперь и простить.
Честь и гордость — это высокие моральные качества, и они обнаруживают в носителях их непременно и другую, высшую нравственную черту — человечность.
Человечность, я думаю, и есть главная особенность в творчестве писателя П. Нилина. И хоть не я первый отмечаю это, и хоть человечность, говоря по чести, есть или должна быть элементарным условием любой писательской личности и деятельности, основой любой писательской позиции, все же приходится отмечать эту особенность как достоинство, потому что было время, когда человечность вызывала почти осуждение и насмешки и именовалась попросту слюнтяйством.
Молодые люди не знают и не помнят, но те, кто постарше, знают и вспоминают с благодарностью нилинскую «Жестокость», — о, какой огромный был резонанс, какое откровение, когда на исходе самых суровых наших времен писатель пронзительно сказал именно о человечности, о цене человеческого достоинства, равного жизни.
Повлияло ли на писателя время, или он сам был столь самостоятельно мыслящ, независим, авторитетен, что, подобно Льву Толстому, потрясавшему общественное мнение из яснополянской цитадели, говорил то, чего не говорили другие?