Полоса
Шрифт:
— При Лужкове все-таки лучше чистили…
— Так, Алексей Сергеевич, — пошептавшись с очкастым юношей, подсела к Шулину девушка Алина. — Сейчас мы едем размещаться в гостинице. В три часа вас ждут в постпредстве Коми. Посмотреть на вас хотят ваши земляки. — Улыбнулась и сама взглянула на него то ли с искренним, то ли с притворным интересом. —
Потом — отдых. Завтра к одиннадцати часам нужно быть в студии. Сами понимаете, что точное время начала и окончания встречи с премьером неизвестно. Начнется ориентировочно в двенадцать, идти будет, может быть, три часа, может быть, пять. Поэтому нужно плотно
— Ну, если прилетел, то можно и поучаствовать.
— Ясно, — девушка сделала пометку. — Буду вас курировать в эти дни. Обо всех изменениях постараюсь сообщать заранее. График постоянно меняется, уточняется.
— Понял.
Все было сказано, а микроавтобус полз еле-еле. За окном медленно проплывали огромные свежие здания “Икея”, “Метро”, “Вольво”, “Леруа мерлен”, “Тойота”, “Атак”… “Н-да, теперь основные силы, бетон и стекло в магазины вкладывают”, — подумалось Шулину, и он усмехнулся этой мысли. Действительно, глупой. Что ж, есть покупатели, спрос, значит, будут возникать новые и новые магазины, торговые центры. Вон сколько людей на одном этом шоссе. Несколько тысяч. Им всем нужно есть, у них есть квартиры, которые неплохо бы обставлять удобной и свежей мебелью, оснащать современной техникой. У большинства загородные дома, которые тоже неплохо бы оснащать…
Да, несколько тысяч человек в тысячах автомобилей, большинство из которых недешевые. Наших “Жигулей”, “Волг”, а тем более “Москвичей”, “уазиков” практически не попадается, зато японских, корейских, немецких, шведских — вся дорога от горизонта до горизонта. Что впереди, что сзади… Автомобили необходимо обслуживать, а желательно — как советуют специалисты — менять каждые три года. После трех лет эксплуатации начинаются проблемы. Да и действительно — “Тойота”, это не “уазик”, который на всю жизнь… Хотя, появись у Шулина возможность купить “Тойоту”, он наверняка бросил бы свой “уазик” и потом менял бы “Тойоту” в положенный срок на новую. Расставался бы без сожаления, зная, что новая — еще лучше.
Может, на самом деле не нужны эти северные города и поселки, где самой природой они не предусмотрены. Лишь высасывают деньги из страны… Будут прилетать на вертолетах вахтовые бригады на месяц, а потом, отработав, возвращаться в теплые, без гнуса и копоти, края, где абрикосы висят над окнами, месяц-другой греться на солнышке, напитываться витаминами, готовиться к очередной смене…
Телестудия поражала своими размерами, высоченным потолком, обилием сложной аппаратуры. Какой-то космический корабль далекого будущего, а не телестудия, декорации в которой завтра будут разобраны и наверняка списаны — для следующего разговора премьер-министра с народом сделают новые, еще более яркие и внушительные.
Поначалу Шулину было приятно сидеть в удобном кресле, интересно изучать обстановку, но вскоре стало жарко, — вроде и свежий ветерок надувал из бесшумных кондиционеров, а дышать нечем, пот под свитером щекочет спину, бока. Жарко было и от обилия людей, и, главным образом, от освещения. Мало что в глаза светили мощные фонари, так еще и стены утыканы лампами,
А в студии девушки под руководством молодого человека — режиссера,
видимо, — пересаживали некоторых зрителей и участников будущей встречи. Шулина не трогали — как сразу определили в первый ряд, так и оставили в покое… Нет, однажды обратили внимание. Подошла дамочка с оранжевыми волосами, в руках коробочка и кисточка. Без прелюдий стала прикасаться кисточкой к его лбу. От неожиданности Алексей Сергеевич отшатнулся; оранжевая оправдывающимся тоном объяснила:
— Бликовать будет. Нужно пригасить.
— М-м, понятно. Пудрите…
Глядя на сидящих в креслах, на работников студии, Шулин удивлялся — почти всё это была молодежь, люди лет двадцати-тридцати. Он оказался чуть ли не самым старым.
— Так! — похлопал в ладоши режиссер. — Внимание, господа! Владимир Владимирович уже прибыл. Прошу всех соблюдать порядок, не шуметь, не выкрикивать. Заостряю внимание: мы находимся в сфере ФСО!.. Тем, кто задает вопросы, микрофон у журналисток не выхватывать, говорить коротко и ясно. Эфир у нас прямой, поэтому всё должно быть слаженно и четко. Все меня поняли?
Ему ответили аплодисментами.
Премьер-министр появился ровно в двенадцать часов. Бодро сбежал по ступенькам, кивнул пригласившему его за стол крупному светловолосому ведущему с детским лицом. Уселся, поздоровался. И посыпались вопросы. То ведущий задавал, то находившаяся за стеклянной стеной известная журналистка Мария Ситтель, то сидевшие в студии, то люди в других городах, появлявшиеся на большом экране. Владимир Владимирович обстоятельно, но и без особого увязания в теме отвечал.
Вопросы по большей части были серьезные, даже смелые, некоторые наверняка неприятные премьеру. Про массовое убийство в станице Кущевская, про совсем недавнее побоище на Манежной площади, про пожары под Москвой, с которыми справиться сумели только дожди, про взрывы в метро, взрывы на шахте “Распадская”, про Ходорковского, мозги в гараже, бандитизм в Гусь-Хрустальном… Шулин слушал, и пыл, который нагнетался в нем в последние недели, угасал, угасал в чужих бедах, горе, неблагополучии. Неблагополучии, получалось, всей страны.
Прошлые встречи Владимира Владимировича с народом он смотрел урывками, вполглаза, быстро уставал, да и тратить три-четыре часа на сидение перед телевизором было жалко. А теперь поневоле не пропускал ни слова, не позволял себе задуматься о постороннем — ведь в любую минуту одна из девушек с микрофоном могла подойти к нему.
И еще не позволял отвлечься, дергал вопрос: если нынешний премьер-министр, а в прошлом, на протяжении восьми лет, президент, и до того какое-то время премьер-министр в курсе всех проблем, если, судя по его ответам, он хочет, чтобы было лучше, то почему этого движения к лучшему не происходит? Такого явного, для большинства бесспорного движения. Ощущение, что огромная страна сползает в пропасть, а ее украшают пестрыми блестяшками — как их? стазы? зразы? — чтобы сползание не было так заметно.