Половина собаки
Шрифт:
— Но ты расскажи ему все честно! — посоветовала Пилле.
— Ха-а, к тому моменту, когда я смогу открыть рот, полпорки уже пройдет.
— Может, твоего папса еще и нет дома! — предположил я.
— Дома он! И протянет мне навстречу для объятий свои трудолюбивые руки, даю голову на отсечение! Они с матерью оба сегодня взяли свободный день и поехали в город. Должны были точно в восемь вернуться автобусом.
— В самое горячее время сельскохозяйственных работ поехали в город развлекаться… Как же это? — удивился я.
— Они поехали покупать мне новый костюм, во! И Майду с ними, на него должны будут мерить. Знаешь, руки Майду только на два сантиметра
Это вызвало у Пилле улыбку.
— Мы ведь должны были праздновать юбилей твоего костюма? — сказала она.
— Пожалуйста, пожалуйста! Праздник состоится в городе, на пункте скупки утиля! — отшутился Мадис.
Но мне было не до шуток, я думал о другом. Ладно, граммофон и остальные вещи останутся в школе — эту звукопроизводящую машину я смогу видеть опять раз в неделю на уроке пения, но вот Леди-то я лишился навсегда!
— Так ты придешь? — спросил Мадис.
Предаваясь своим грустным мыслям, я прослушал, о чем он говорил.
— Или ходить за стадом — слишком детское занятие для героя?
Выяснилось, что Мадис с завтрашнего дня должен на две недели подменить Майду, у которого перед отъездом в Тюриское животноводческое училище много забот. Вот Мадис и предложил, чтобы мы вдвоем взяли на себя исполнение его пастушеской должности.
— Пастбище Лауси прямо у озера, ты же знаешь, там, где растут водяные лилии. И там же близко валяется замечательная часть забора из толстых досок… Мы могли бы соорудить катамаран! — предложил Мадис. — К завтрашнему дню мне надо было точно знать, придешь или нет, потому-то я и околачивался возле вашего дома, поджидая тебя. Кролики дома все не кормлены, даже трава для них не накошена — получу такую вздрючку, что только держись!
— Приду, не сомневайся! — пообещал я. — И знаешь что: катамаран назовем «Память о Леди» — она все-таки уток десять вынесла из озера Лауси в своей пасти.
— Мы это название напишем по-английски, будет загадочнее, верно? — воодушевился Мадис. — Пилле, как будет по-английски «память»?
— Не знаю, — сказала Пилле и ткнула носком туфли в асфальт. Мы стояли уже перед домом.
— Только, Олав, — вдруг сказал Мадис, — ведь так называют в память о мертвых, а Леди-то жива.
Я вздохнул:
— Надеюсь, жива! Но где, этого мне никогда не узнать!
— Что ты мелешь! Когда мы с твоим предком почапали в школу, она осталась у вас в кухне хлебать суп! — сообщил Мадис. — Твой папс велел матери задержать ее в кухне. Леди примчалась домой со страшной скоростью и, когда вбежала, все смотрела на дверь и лаяла!
Вот это была новость!
— А ты не видел, Каупо уже уехал к тому времени? Такой невысокий дядька с большим пузом, глазки у него водянистые, как у ежа.
— Счастливо оставаться! — сказала Пилле вдруг. В голосе ее опять была эта дурацкая «девичья гордость», и она с такой скоростью ринулась в дом, словно за нею гнались пчелы.
— Какая змея ее опять ужалила? — не понял я.
— Ах, женские дела! — Мадис махнул рукой. — А этого толстого я видел, да. Он тоже на синем «Москвиче», верно? Он яростно рванул от вашего дома и помчался, только пыль за ним вилась. Но тогда было еще совсем светло, когда он уехал… ну… часов около пяти-шести. Твой папс уже у машины отвалил ему какие-то мани — по крайней мере, там было две двадцатипятирублевки, если не больше. Две купюры упали на землю возле машины, когда этот пузатый запихивал их себе в бумажник. Машина стояла там, видишь! — Мадис указал пальцем. — А я возился тут у стены с велосипедом. По-моему, этот ежиный глаз пообещал твоему предку какой-то паспорт прислать по почте, а сам был злой, как бешеный бык. Думаешь, тут что-то криминальное? — оживился Мадис.
— Не могу придумать ничего другого, кроме того, что отец откупил у Каупо половину Леди! — сказал я, грудь распирало от радости. — Это он из своих сбережений на «мерседес» вытряхнул три сотни! У Каупо находится паспорт Леди…
Занавеска в горошек на окне нашей кухни отодвинулась, окно раскрылось, и мама высунулась из него:
— Олав, это ты там?
— Да, я.
Мать велела мне «наконец идти в комнату». Я, конечно же, слышал, что она сказала, но до чего же прекрасно было делать вид, будто голос матери не слышен из-за лая Леди, который несся из открытого окна, словно победная песня: «Я здесь! Я теперь целиком твоя собака! Аух! Гав! Гаух!»
Мать уговаривала Леди замолчать, а я крикнул, что через минуту буду дома.
— Знаешь, почему барышня Пилле Сийль [6] обиделась? — спросил Мадис. — Ты ведь сказал, что у этого Каупо глаза водянистые, как у ежа!
Ну и балда же я! И как только это не пришло мне в голову! Но еж, по-моему, замечательно выглядел и считался по легенде самым сильным зверьком в Эстонии.
— Это и ежу ясно, — сказал я, засмеявшись. — По-моему, барышня Сийль иногда стесняется своей фамилии. Особенно когда наши ребята, случается, кому-нибудь желают: «Чтоб тебе на ежа сесть!» Но по сути дела, это она зря переживает.
6
Сийль (эст.) — еж.
— Да, по-моему, было бы очень здорово, если бы моя фамилия была, например, Коэр [7] , - поддержал меня Мадис. — Мадис Коэр — звучит гордо, под этим именем можно стать, например, знаменитым яхтсменом. Во всяком случае, звучит гораздо короче и звонче, чем Мадис Поролайнен. Я бы ничуть не сердился, если бы кто-нибудь сказал: «Кто собаке хвост поднимет, если не она сама!» Надо отучить девчонку от этого комплекса, прежде чем он станет у нее привычкой. Ну, до свиданья, завтра утром в шесть перед коровником!
7
Коэр (эст.) — собака.
— Погоди, Мадис…
У меня на сердце все еще что-то свербило.
— Знаешь… такое дело… нам, пожалуй, больше не удастся спрятаться от зубного врача там, в каморке за залом. Директор уже знает, и власти тоже… Я был вынужден объяснить, как спасся из каморки со своим ключом.
Но Мадис не стал ни упрекать, ни ворчать, что я выдал нашу общую тайну.
— Ха! — сказал Мадис. — Знаешь, и пора уже, давно пора: у меня в одном коренном зубе такое дупло, как кратер Везувия, полбулочки за шестнадцать коп помещается и сто граммов «Детской колбасы» впридачу. Самая пора позволить врачу запломбировать его половиной килограмма замазки, а то я больше никогда не смогу наполнить свой желудок!