Половина собаки
Шрифт:
Воры помолчали минутку, затем Олав спросил:
— Темноголовый, в красной куртке, худой такой мальчишка, да? Он тут недавно играл со своей собакой, но, кажется, пошел домой.
— Странно… Он звонил домой и сказал, что в школе…
— Звонил?
Олав зашептал Марту:
— Ну что ты стоишь, как статуя, иди, приведи свою жену!
Заднюю дверь машины захлопнули, словно выстрелили. Очевидно, Март и пошел в дом, а Олав рассказывал отцу:
. — Этот пацан разгуливал по школе. Я еще удивился, как же это, разве можно ученикам бегать по зданию, да еще с собакой? Я-то, видите, помогаю приятелю перевезти жену, у него самого машины нет…
— Врет! — не выдержал я.
Конечно, когда я вылез из-под машины, отец и Мадис остолбенели, Мадис и был вторым человеком, который пришел с моим отцом. Олав сказал, сплюнув:
— Ну этот мальчишка, действительно, словно наваждение!
— Они воры, жуткие воры!
— Ну и фантазер ты, мальчишечка! — засмеялся мой тезка.
— Папа, верь мне, я все слышал, они заперли меня в школе, в кладовке, а сами обшарили всю школу!
Отец развел руками.
Ну, конечно, как же я забыл, он ведь у нас рохля!..
— Мадис, заснул ты там, что ли? — крикнул Олав в сторону двери школы. — Поторапливайся, меня семья ждет в городе!
— Ты это честно? — спросил Мадис. — Или придумал?
— Честное слово, — зашептал я. — Ну, надо бы вызвать милицию, они сперли из музыкального класса граммофон и… Давай беги к Юхану Куре, а я попробую задержать их тут.
Мадис побежал сразу, а отец положил руку мне на плечо, как раз на то, которое недавно сжимал мой тезка, и сказал:
— Олав, что ты, одумайся, не ставь меня в неловкое положение… Мы просим прощения, сын вечно читает детективы, и ему чудится бог знает что!
Небрежно поигрывая ключами от машины, Олав ответил:
— Ничего, мы ведь все были когда-то молодыми!
Я не понимал, и как только отец не замечает, что этот человек говорит все фальшивым тоном.
— Пойдем, пойдем, — велел мне отец. — Успеем еще остановить Мадиса, пока не поздно…
— Добрый вечер!
Пилле все же передала отцу, что я звонил! И они пришли вдвоем: директор с огромной связкой ключей в руке и Пилле в длинной юбке.
— Товарищ директор, знаете, эти мужчины — воры, один из них — муж уборщицы Реэт, и он выпил спирт, и они взяли граммофон в музыкальном классе! — пытался я выложить все на одном дыхании.
Директор покачал головой.
— Олав, я что-то ничего не понимаю…
— Мальчик просто не в себе, — принялся за свое отец, как бы извиняясь. — Эти люди просто помогают уборщице перевезти вещи…
— Ах так! — рассердился директор. — А вот на это у них нет сейчас никакого права!
Дверь школы открылась, и появился Март с узлами-пакетами в руках, а через мгновение в приоткрытой двери показалась и его жена с тем самым чемоданом, с которым она уже пыталась сегодня пуститься в путь. Уборщица Реэт произнесла тихо, еле слышно:
— Добрый вечер! — и затем не промолвила ни слова.
Похоже было, что у нее нет ни малейшей охоты садиться в машину: опустив чемодан на крылечко, она стояла, ссутулившись, глядя в землю, и немо слушала, как галдели остальные. И галдеж перед школой был сейчас громче, чем обычно! Прежде всего, сердитые крики директора (немногие знали, что спокойный, ясный голос нашего директора может сделаться буквально громоподобным, но мы убедились в этом однажды давным-давно, когда прогуляли всем классом), на которые отвечал грубый голос Марта:
— Со своей женой я могу делать что хочу! Рабовладельческий строй давно отменили! Если хочешь, можешь сам весь месяц убирать свою вшивую богадельню!
Время от времени Олав Второй кричал в открытое окно машины:
— Март, иди уже сюда! Март, ну что ты зря застрял!
А Пилле время от времени пыталась успокоить отца:
— Папа! Не нервничай! Папа, слышишь!
А когда на секунду возникала тишина, я уговаривал:
— Товарищ директор, они воры! Товарищ Сийль, у них в машине полно школьных вещей!
Весь этот шумный балаган на сумеречном школьном дворе, где пахло флоксами и туей, мог, пожалуй, напоминать оперу «Дочь полка», которую мы ездили смотреть в Таллинн, в знаменитый театр «Эстония»: каждый выкрикивал свои слова, а из этого получалась какая-то песенная неразбериха. Часть безмолвной публики — товарищ Теэсалу-старший — закурила сигарету, время от времени покачивала в изумлении головой, но, к счастью, больше уже не тащила меня домой.
— Согласно закону, работник обязан выполнять свои обязанности в течение двух недель после подачи заявления об уходе с работы! — гремел директор.
— Черт! Тот не мужик, кто закона боится! — громыхал Март и подталкивал уборщицу Реэт к машине. — Этим своим законом можешь подтереться!
— И покажите, что у вас там в машине! — наконец послушался меня директор. Он нагнулся и попытался заглянуть в окошко машины.
Но тут мой тезка высунулся из окошка:
— Машина — личная собственность, и обыскивать ее будете, когда предъявите ордер на обыск! Закон, кстати…
Уборщица Реэт уже сидела на заднем сиденье, держа чемодан на коленях. Я закричал:
— У них там стереограммофон и пишущая машинка, кажется, и еще…
И тут — ух ты! — к машине подошел мой отец, распахнул переднюю дверку и — щелк! — выдернул ключ зажигания, прежде чем кто-нибудь успел что-то промолвить. Я тайком взглянул на Пилле — у нее от изумления был открыт рот.
— А ну отдай ключ! — закричал Март, замахнулся. И…
Такой скорости действий я от своего отца ждать не мог! В одно мгновение отец поймал мускулистую руку Марта и каким-то удивительным приемом швырнул угрожавшего здоровилу — шлеп! — на дорогу.