Половина собаки
Шрифт:
Капитан Хейнмаа достал что-то из кармана и протянул директору:
— Полагаю, это вещь нужная?
— Печать? Наша школьная печать! Она же была в ящике моего стола, в запертом ящике! Ой! Знаете, что было бы, если бы она пропала? Были бы ужасные неприятности! Огромное вам спасибо! Вот хулиганы! Но зачем она им-то?.. — удивился отец Пилле.
— Может, начали бы подделывать документы — кто их знает! Этот толстый — Март Соова — неделю назад освободился из мест заключения. Отбывал два года за квартирную кражу и различные мелкие хищения. Другой — Олав Мерила — был у нас на заметке, но прямо на месте преступления ни разу не попадался. Он, правда, постоянно вращается в подозрительном обществе и частенько меняет места работы, но ведь этого недостаточно, чтобы привлечь его к ответственности.
— Но жена этого Марта, уборщица Реэт, разве она тоже преступница? — вставил я и увидел, что мой вопрос заставил директора нахмуриться.
— Нет, вряд ли, — ответил милиционер. — Вероятно, она помогла своему мужу распродать ворованные вещи, но тогда, два года назад, это осталось недоказанным. Во всяком случае, Реэт Соова хотела начать новую, честную жизнь, оставила свою прежнюю работу — она была буфетчицей — и уехала в деревню, надеясь, видимо, что муж, освободившись, ее не найдет. Но, поди ж ты…
— Признаю свою вину! Я, конечно, поступил легкомысленно, когда принял на работу в учебное заведение человека, не выяснив толком, кто он и откуда… Но, поверьте, капитан, чем ближе к концу учебного года, тем больше в школе проблем… Поэтому, когда на объявление, что нам требуется уборщица, отозвалась лишь эта женщина, я вцепился в единственную возможность… Учительницу-то всегда можно найти, но вот найти уборщицу в наше время всеобщего образования… Вы даже представить себе не можете, какой это жуткий дефицит — уборщица…
— Ну что вы, товарищ директор! — успокаивал его милиционер. — Вас никто ни в чем не обвиняет. Нам только необходимо теперь получить от вас короткие объяснительные записки о том, что тут произошло. Ты, как я понимаю, будешь у нас главным свидетелем? — обратился капитан ко мне. — Как поступим: поедем в райцентр или напишете объяснения тут, в школе?
Конечно, мне хотелось поехать в настоящую милицию, но отец возражал, сказал, что время позднее, детям уже пора идти спать.
— Честно говоря, повезти вас в город мы бы и не смогли, у нас в машине почти нет места, — сказал капитан. — Естественно, вас сразу же вызовут в суд свидетелями… Но сейчас, пожалуйста, пойдем писать. — И он, повернувшись к машине, крикнул: — Кяспер и Петров, стерегите задержанных!
Столь плотно заполненного школьного дня у меня еще не бывало! Носись как волчок взад-вперед — то в школьную дверь, то из школьной двери! Я уже уселся за стол в учительской, собираясь писать объяснение, но вдруг вспомнил что-то:
— Товарищ капитан, а разве нельзя поехать в город на машине Олава Мерилы?
Капитан Хейнмаа, задумчиво постукивавший пальцами по подоконнику, обернулся, улыбаясь:
— Во-первых, молодой человек, на этом «Москвиче» далеко не уедешь. Правая передняя шина спустила и до того стерта… Когда мы подъехали, шина буквально дымилась! И во-вторых, машина-то находится в розыске, ее владелец вовсе не Олав Мерила, а один шахтер из Кохтла-Ярве. Ясно? Завтра постараемся найти где-нибудь запасную резину и приедем за угнанной машиной. А ты пиши!
— А этот Олав еще возмущался, мол, личная собственность, без ордера обыскивать нельзя. Писать ли об этом? И как вообще начать?
— Пиши, как школьное сочинение, — поучал директор.
Вздохнув, я взял шариковую ручку. Но у меня не возникало чувства, что я пишу школьное сочинение, да и Пилле, которой писать-то особенно было нечего, стояла рядом в ожидании.
Заглавие мне подсказал отец, а дальше я должен был описать все как было. Писать так, чтобы получилось интересно, я не умел, да и усталость сильно одолевала. Получилось вот что:
«Майметсская восьмилетка. Ученика 5-го класса Теэсалу Олава Юрьевича
ОБЪЯСНЕНИЕ
Был хороший летний день. Я находился со своей собакой Леди (английский сеттер, родители Фанси и Билль, экстерьер: отлично, призер малого серебряного жетона, высота 56 см) в районе Майметсской восьмилетней школы. В силу обстоятельств пошел с собакой на школьный двор и увидел, что школьная уборщица Реэт Соова покинула свое рабочее место, не заперев дверь. Она несла чемодан. Затем навстречу ей приехал синий „Москвич“. Его номер „26–34“ был нарочно замазан грязью. Из „Москвича“ выскочил М. Соова. Он затолкал Р. Соову в машину. Затем я побежал с Леди обратно в школу, чтобы увидеть, что будет происходить. Затем М. Соова пришел вместе с другими в школьную кухню и ел там глазунью. Он угостил меня тоже одним „глазом“. Но второй вор причинил мне на плече телесные повреждения. Его имя — Олав. Когда я пришел в учительскую, чтобы позвонить директору об этих фактах, Олав запер меня в каморке за залом и вместе с М. Соова продолжал воровать. Я слышал, как они искали спирт. Но еще раньше я видел, что у них стереограммофон нашей школы. И они сказали, что нашу школу ликвидируют. А я еще давно знал, что ключ от нашей квартиры (Майметса 4–2) подходит к замку каморки. И я этим воспользовался. Выбежав из школы, я стал выпускать воздух из шин „Москвича“. Но из второй шины выпустить не успел, потому что пришли воры. И потом пришел мой отец вместе с моим другом Мадисом Поролайненом, который обещал позвать стража общественного порядка Юхана Куре и убежал звать. Тогда преступники хотели пуститься в бегство, но тут пришел директор школы, товарищ Сийль. И мой отец выхватил ключ зажигания машины воров. Затем мы пошли вверх по лестнице. Но этот Олав ударил директора под коленки и толкнул нас всех так, что мы все попадали, но никто не повредился. Преступники, применив внезапное нападение, насильно вырвали ключ от машины у моего отца и бежали на „Москвиче“ примерно на 200 метров от места преступления. Но там их самоотверженно остановили приехавшие на место милиционеры. И еще приезжала машина „скорой помощи“, но мы ее не вызывали, потому что человеческих жертв и кровопролития не было. Наступила прохладная августовская ночь.
Капитан Хейнмаа прочел написанное и сказал, что у меня удачно получилось, прямо как у писателя. Но это удалось благодаря урокам учительницы Маазик, объяснявшей, что небольшое описание природы в разных местах оживляет сочинение. Зато сам я был полужив от усталости. И Пилле зевала, а когда мы уже шли домой, встретили Мадиса, который, вызвав милицию, поехал обратно к школе на велосипеде, но у него порвалась цепь. Мадис тоже зевал, но сказал, что это от возбуждения, у него, мол, всегда так: если его одолеет испуг или волнение, начинает зевать. Правда, я помнил, что, когда мы приняли того журналиста за шпиона, Мадис ни разу не зевнул, хотя прямо дрожал от волнения, также и при слежке за учительницей Маазик. Но я про это ничего не сказал, потому что в конце концов мы с ним истинные друзья. Ведь Мадис, не застав по телефону дома Юхана Куре, не побоялся позвонить настоящим милиционерам. Но на человеческие жертвы и кровопролитие он намекнул только для того, чтобы они там действовали побыстрее. Откуда ему было знать, что милиция прихватит за компанию «скорую помощь»!
— Скажи теперь честно, Олав, неужели ты ни капельки не боялся, когда бандиты захватили тебя и заперли там, в каморке? — спросила Пилле, которая пошла домой со мной и Мадисом.
Директор решил еще задержаться в школе, чтобы все осмотреть, и мой отец остался помогать ему. А Пилле, похоже, опять была нормальным человеком, когда выяснилось, что мое сватовство ей не угрожает.
— Ни капельки! — бодро ответил я.
О каком страхе теперь могла идти речь, если огни нашего дома уже светились навстречу! Под ясенем чернела собачья будка, с крыши которой всегда соскакивала Леди, заслышав мои шаги, чтобы, весело прыгая, исполнить свою приветственную пляску.
— А жаль, Мадис, что тебя не было, когда приехала «скорая помощь», — сказала Пилле и весело хмыкнула. — Видел бы ты, как огорчилась эта врачиха, услыхав, что у нас нет ни убитых, ни раненых. Но ведь это же хорошо, что обошлось без жертв!
— Нет, все-таки без жертв не обошлось, — грустно сказал Мадис.
Пилле изумилась:
— Тебе жаль этих воров? А если бы они пристукнули Олава, тогда что?
— Речь не о них. Человеческая жертва сегодняшнего вечера — это я! — объявил Мадис. — Вам-то что: одному немного сдавили плечо, другая упала на лестнице и тому подобное. А вот меня, как только явлюсь домой, отец выдерет как Сидорову козу.