Половое воспитание детей
Шрифт:
Взрослое общество того времени сегодня кажется инфантильным не только из-за его умственного, но и физического возраста — доля детства и юношества в нем была значительно больше [Aries Ph., цит. по Кон И. С., 1983]. Понятие о личности только еще начинало складываться, и специфическая природа детства как времени развития и становления личности еще не осознавалась: ребенок рассматривался как маленький взрослый, взрослый в миниатюре. Во всех живописных групповых сюжетах средневековья так или иначе присутствуют дети, но сложены и одеты они как взрослые. Дети были естественными компаньонами взрослых, а игры мальчиков — прежде всего рыцарскими, а потом уже детскими. Семья еще не приватизировалась (лишь в XV–XVI вв. появляется семейный портрет в интерьере) и существовала как союз супругов, а не как ячейка общества, осуществляющая социально важную функцию воспитания детей.
Каноны отношения к телесности и структура эмоциональной жизни людей средневековья были совсем иными, чем сегодня.
Нетрудно, таким образом, заметить известную общность половой социализации в средние века и в «повторяющихся обществах»; половая социализация практически без остатка «растворена» в культуре, она не прелюдия и даже не подготовка к жизни, а неотъемлемая часть жизни.
Начиная с XVII–XVIII в., по мере роста интереса к ребенку, появления отношения к нему как к объекту воспитания, по мере романтизации и сентиментализации детства как символа безмятежно-счастливой и естественной невинности, в отличие от холодной, испорченной и рассудочной взрослости, возникает и усиливается идеализация детства, несовместимая с предшествующей практикой половой социализации. Однако, по точному замечанию И. С. Кона (1983), этот культ идеализации детства не включал в себя даже грана интереса к реальной психологии подлинного, живого ребенка; в половой социализации стала нарастать противоречивость, обусловленная подгонкой реального детства под сплав этой идеализации и религиозной половой морали. Эта тенденция набирала силу, так что даже более реалистический подход к детству в первой половине XIX в., учитывающий его неоднозначность и противоречивость, не мог ей помешать, и много лет спустя Л. Н. Толстой, прекрасно понимавший и описавший личностные коллизии детского развития, говорил тем не менее (это относится и к интересующей нас области) о постепенном развращении мальчика после детства и потом исправлении перед юностью.
В XIX в. половая социализация подрастающих поколений отражала официальную буржуазную мораль, в которой телесность и сексуальность жестко табуировались, в связи с чем Ф. Энгельс иронизировал по поводу работ немецких социалистов, читая которые «…можно подумать, что у людей совсем нет половых органов» [10] . И. С. Кон (1981, 1984, 1985) приводит ряд характерных примет этого времени. В Англии начала XIX в., в Германии конца XIX — начала XX в. считалось неприличным любое упоминание о ногах, так как слова «нога», «ножка» вызывают сексуальные ассоциации. Легализовалась проституция, процветали публичные дома, но за столом нельзя было попросить передать цыплячью ножку или сказать ребенку: «Не болтай ногами»; женщины показывали врачу место боли на кукле, а в ряде библиотек написанные женщинами книги хранились отдельно. Произведения Ронсара, Руссо, Лафонтена, Вольтера, Беранже и др. запрещались по соображениям «благопристойности». Г. Флобера в 1857 г. судили за оскорбление целомудрия в романе «Госпожа Бовари». Он с трудом оправдался, но Бодлер в том же году был осужден за книгу стихов «Цветы зла», цензурный запрет на которую был снят лишь в середине XX в. Знакомясь с подобными фактами, трудно освободиться от мысли, что буржуазные общества с такой же силой боролись с сексуальностью, с какой были одержимы ею.
10
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 6
Сексология и половое воспитание
К концу XIX в. диктуемая стремлением к сохранению традиционных укладов потребность в половом воспитании уже не обеспечивалась разрыхляющимися и разрушающимися системами вековых традиций и вынуждена была искать опору в естественно-научном изучении пола и сексуальности. Социальная и экономическая стратификация буржуазных обществ еще больше заострила противоречия отношения к полу, поставила индивида перед трудноразрешимым (если вообще продуктивно разрешимым) конфликтом, на полюсах которого кристаллизуются, так сказать, сексуальный догматизм и сексуальная анархия, неизбежно сказывающиеся на воспитании подрастающих поколений. Выход из этого конфликта мог быть связан лишь с подготовкой общественной и индивидуальной психологии к восприятию и принятию объективных научных данных о психосексуальном мире человека.
Реальные предпосылки для этого создаются в ходе научной революции второй половины XIX в. с начинающимся переходом от трактовок пола и сексуальности в терминах религии и морали к естественно-научному анализу и зарождению научной сексологии.
В отечественной науке целостная разработка проблем сексологии представлена трудами И. С. Кона (1966, 1981б, 1984 и др.), на которые мы и будем опираться в нашем анализе полового воспитания.
В обыденном сознании сексология обычно отождествляется с сексопатологией как разделом клинической медицины. На самом же деле сексология — междисциплинарная область научных исследований и знаний, относящихся к половой жизни. В идеале ее можно сравнить с равносторонним треугольником, стороны которого образованы биолого-медицинскими, историко-социологическими и психологическими исследованиями. Реальное соотношение сторон изменялось в ходе развития сексологии и, стремясь к идеалу, все же не совпадает с ним.
Медицина и сегодня не может, оперируя только биолого-медицинскими категориями и методами, исчерпывающе объяснить ни пол вообще, ни отклоняющиеся формы его проявлений. На рубеже XIX–XX вв. ее возможности были еще меньше (достаточно вспомнить, что, например, термин «гормон» введен лишь в 1902 г.). Включившаяся в обсуждение пола психология дополнила и существенно обогатила медико-биологические представления психологическими, допускающими вариативность индивидуальной нормы, существование непатологических отклонений от доминирующих психосексуальных стереотипов, смыкающихся с нормой степеней выраженности патологии. Историки и этнографы в трактовке данных о поле в других культурах стали все более отходить от взглядов, ранее приводивших к квалификации чужих обычаев и нравов как «дикости» (слово «дикарь» исчезло из научного лексикона, а в бытовом и детском употребляется преимущественно в переносном смысле).
Влияло ли это на половую социализацию? Об этом можно отчасти судить по реакциям на развивающуюся сексологию. Р. Краффт-Эбинга после публикации им книги «Psychopathia sexualis» (1886), многие места которой по цензурным соображениям были написаны по-латыни, обвиняли в смаковании грязных деталей и ставили вопрос о лишении его звания почетного члена Британской Медико-психологической ассоциации; I. Bloch, которому принадлежит сам термин «сексология», вынужден был значительную часть своих трудов публиковать под псевдонимом; Т. Эллис — автор 7-томного «Исследования по психологии пола» подвергался судебному преследованию за «непристойность» его трудов; M. Hirschfeld основал первый в мире сексологический журнал в 1919 г. и Сексологический институт, который был разгромлен нацистами; П. Мантегацца — автор книги «Половые отношения человечества» — едва не лишился профессорской кафедры и места в Сенате. Как замечает, приводя эти данные, И. С. Кон, драматическая история сексологии на этом не кончается, а в некоторых странах и сегодня заниматься сексологией — значит рисковать.
Подробное изложение истории бурного развития сексологии не входит в наши задачи. Мы лишь бегло упомянем основные вехи этого развития, с которым связана динамика полового воспитания.
Наибольший резонанс в первой половине XX в. в странах Западной Европы имели сексологические аспекты психоанализа, нашедшего потом вторую родину в США. Ортодоксальный психоанализ З. Фрейда и множество стимулированных им разновидностей фрейдизма и неофрейдизма неоднократно обсуждались в советской литературе [Бассин Ф. В., 1968; Лейбин В. М., 1977; Шерозия А. Е., 1969, 1973, 1979; Бессознательное, 1978, 1985].
И. С. Кон (1981б, 1984) подробно анализирует собственно сексологические аспекты теории 3. Фрейда. Расширительная трактовка либидо как источника всей психической энергии человека, сексуализация человеческой эмоциональности привели в конечном итоге к пансексуализму. Вместе с тем они опровергли сведение сексуальности лишь к генитальным ее сторонам, выявили связь индивидуального полового поведения с культурными нормами, помогли понять социальные и психологические предпосылки некоторых сексуальных нарушений, сексуальной символики и запретов. Чрезвычайно важным было осмысление роли и значения сексуальности в жизни человека, необходимости ее не только для воспроизводства, но и для нормального развития личности; указание на органическую связь сексуального и несексуального в переживаниях приводило к пониманию того, что сексуальность непостижима вне личности, как и личность вне ее сексуальных переживаний. Не менее важным было понимание так называемых половых извращений как фиксации или гипертрофии отдельных сторон психосексуального онтогенеза — понимание, противостоявшее трактовке отклонений как дегенерации в ломброзианском духе и открывавшее новые терапевтические перспективы. Фрейдовские представления о фазности психосексуального развития оказали настолько глубокое влияние на воспитателей и воспитание, что, как мы уже отмечали [Исаев Д. Н., Каган В. Е., 1979], мнение о сексуальной латентности возраста 5-10 лет до сих пор исповедуется педагогами, не только далекими от фрейдизма, но и принципиально не принимающими теории 3. Фрейда.