Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30?60-х годов XIX века

Фалькович Светлана

Внутренняя структура Союза детей Люда Польского отличалась четкостью. Пятеро членов Верховной власти были строго законспирированы и связаны коллективной ответственностью, их контакт с массами осуществлялся через Братьев стражи – посредников, которых назначала, определяя их численность, Верховная власть и которых знали в лицо лишь некоторые члены Союза. Группой членов Союза в несколько человек руководил «начальник», имевший доступ к Верховной власти через определенного посредника; решения принимались большинством голосов. Все члены Союза приносили присягу, каждый имел номер и псевдоним, в частности, Лелевель шел под номером 333 и назывался «Богун»⁶⁰.

Союз детей Люда Польского был заинтересован в укреплении связей в эмиграции. Через вступившего в Союз Кароля Ружицкого (№ 76, «Богдан»), который являлся председателем Братского общества граждан-солдат, был налажен контакт с радикальной военной молодежью. Он же занимался агитацией в секциях Батиньоль и Фонтенбло Польского демократического общества, рассчитывая присоединить их к Союзу, и в результате был исключен из ПДО. Через Винцентыя Тышкевича (№ 43, «Ежи») старались склонить к сотрудничеству группу демократов, близких к партии Чарторыского, а через Валентыя Зверковского (№ 88, «Лютый») – часть карбонариев. Что же касается «Молодой Польши», там, наряду с Зверковским и Петкевичем, прочные позиции занимали также Антоний Глушневич (№ 3, «Марек»), Константый Залеский (№ 22, «Павел»). Члены Союза Петр Копчиньский (№ 7, «Копа»), Северин Пилиховский (№ 35, «Михал»), Винцентый Будзыньский (№ 111, «Вацлав»), Михал Будзыньский (№ 26, «Игнаций») вели работу в Галиции. Летом 1835 г. Лелевель направил в Польшу члена «Молодой Польши» Ш. Конарского с целью объединить тайные кружки по

всей стране. Объединение поляков для национально-освободительной борьбы должно было стать примером для других славянских народов, так же, как и польская социально-политическая программа. Поднять народ на революцию рассчитывали при помощи духовенства и шляхты. Предполагалось, что во время борьбы помещики будут уплачивать специальные налоги, и потому требовалось провести учет всех имений и доходов их владельцев. Ставилась также задача подготовки оружия.

Основываясь на этих постулатах, Конарский, Жабицкий и братья Залеские договорились с Северином Гощиньским и Леславом Лукашевичем – руководителями созданного еще в 1833 г. в Галиции Союза друзей народа – о формировании Содружества Люда Польского. «Через люд для люда» – таков был лозунг Содружества, а его целью провозглашалось завоевание единой независимой Польши, опирающейся на «всемогущество народа-нации». Ставилась задача охватить организацией всю территорию бывшей Речи Посполитой. В налаживании работы Содружества большую роль сыграл Конарский, он гасил конфликты членов организации, принадлежавших к разным идейным направлениям, вместе с Залеским помогал Гощиньскому в организационных вопросах. Он также активно участвовал в разработке Устава Содружества, положив в его основу Устав «Молодой Польши» и опираясь на опыт конспиративных организаций, существовавших в Польше в последние годы. Главный акцент в программе Содружества был сделан на перестройку социальных отношений и сближение всех частей Польши. Говорилось о специальной миссии народов, о всевластии люда, причем, как и у Лелевеля и «Молодой Польши», отождествлялись понятия «народ» («нация») и «люд» («крестьянство»). Содружество провозглашало целью «не только освобождение Польши из-под чужого ярма, но полное омоложение нации», в его документах акцентировались принципы свободы и гражданского равенства, всеобщего голосования на выборах в сейм, звучал социальный мотив – уничтожение барщины и передача крестьянам в собственность их наделов. Знаменательно, что в руководстве организацией были не только представители интересов крестьян, но и сами крестьяне. В Содружестве боролись два течения – либеральное, ставившее задачу пропаганды среди крестьян и выступление на повстанческую борьбу в будущем, и демократическое, стремившееся к непосредственной агитации в народе, созданию революционных кружков ремесленников, гуралей и пр. Эти идеи находили отклик, в частности, у галицийских радикалов. Северину Гощиньскому и Люциану Семеньскому удалось присоединить к Содружеству и львовских карбонариев, создав, наряду с Главным собранием в Кракове, Земское собрание в Львове. Галиция стала главным пунктом приложения сил революционеров, так как они ориентировались, в первую очередь, на борьбу против Австрии. Но Ш. Конарский отправился также в Литву и на Украину, Л. Жихлиньский – в Познань, Ф. Венжик – в Королевство Польское (в Варшаву). Однако соединить все эти пункты эмиссарам не удалось⁶¹.

4. Борьба за объединение польской политической эмиграции. Конфедерация польского народа. Централизация Польского демократического общества и Великий манифест ПДО 1836 г

В годы наибольшей активности «Молодой Польши» в союзе с лелевелистами не прекращались их попытки объединить под своим началом эмиграцию, распадавшуюся на 200 маленьких огулов, которые вели между собой борьбу. Лелевель планировал возродить сейм и пытался при помощи Я. Ледуховского и Ф. Тщиньского созвать бывших парламентариев в Брюсселе. В то же время так называемая Корреспондентская комиссия, взявшая на себя объединительные функции после роспуска в мае 1834 г. Национального комитета польской эмиграции под руководством Дверницкого, разрабатывала новый устав в духе установок Польского демократического общества. В июле 1834 г. она выступила против партии консерваторов, приняв документ, «заклеймивший систему, которая убила Польшу». Документ стал актом осуждения бывшего главы повстанческого правительства

A. Чарторыского, который к тому же усердно хлопотал в это время о посылке польских военных частей в разные страны Европы и Африки. Это было не первое выступление демократов: еще за два года до этого, в июле 1832 г., Я. Н. Яновский обращался в редакцию парижской газеты «Le Messager des Chambres» («Вестник Палаты»), протестуя против хвалебной статьи, представлявшей Чарторыского воплощением борьбы поляков; протест был опубликован в 1833 г. в брошюре «Последние моменты революции в Польше в 1831 г.». Теперь, в 1834 г., за восемь месяцев объединились 2840 эмигрантов, подписавших акт с осуждением князя Адама. При этом Огул в Пуатье заявил, что «не только не питает доверия» к князю, но и считает его «врагом польской эмиграции», а эмигранты в Невере назвали Чарторыского «не достойным имени поляка, изменником родины» и «предавали его общественному презрению и проклятию потомков». Однако консерваторы и их глава получили поддержку части эмиграции: в пользу князя Адама подписались 248 человек, а от имени группы военных в Оксере Мохнацкий обратился 17 октября к Дверницкому с открытым письмом, где оправдывал действия Чарторыского. В то же время он призывал эмигрантов не ожидать от Европы освобождения Польши, а действовать собственными силами: «Ничьей помощи мы не отвергаем, – писал он, – но ни в чью помощь не верим». Подчеркивая необходимость создания «центральной повстанческой власти», Мохнацкий утверждал: «Для нескольких десятков миллионов поляков, если они хотят одного и того же, нет ничего невозможного». Свою концепцию он развивал и в переписке с В. Замойским, указывая на необходимость «объединить под верховным руководством одного лица всю эмиграцию, чтобы затем поднять на восстание всю польскую нацию». За этой монархическо-инсуррекционной концепцией Мохнацкого просматривался все тот же его взгляд на А. Чарторыского как на вождя польской нации, главу всей страны, что объясняло и оправдание им действий князя как в восстании 1830 г., так и в эмиграции⁶².

Поскольку объединительная акция Корреспондентской комиссии не удалась, группа эмигрантов в Ажане создала новую Объединительную комиссию и провела выборы в Комитет, куда вошли К. Дверницкий (как председатель), B. Зверковский, Я. Ледуховский, К. Ружицкий, Л. Ходзько, Б. Залеский и издатель газеты «Nowa Polska» Ю. Б. Островский. Против участия последнего выступили члены Комитета-лелевелисты, и в сентябре 1835 г. Комитет распался. К этому времени обозначился успех другого объединительного центра: наиболее сильная секция Польского демократического общества в Пуатье при поддержке других секций взяла на себя функции осуществления программного и организационного объединения – создания четкой исполнительной власти эмиграции и опубликования манифеста, содержащего новые идеи. Секция выиграла выборы в конце 1834 г. и в июне 1835 г. стала Центральной. Огул эмиграции принял разработанный ею новый устав. Сохранялась структура ПДО – деление на секции, по большей части пятичленные. Путем тайных выборов формировалась исполнительная власть – Централизация в составе девяти членов (позже их стало пять). Первые выборы состоялись 5 июля 1835 г., но работа Централизации началась позже, в начале 1836 г. Ее членами стали Ян Непомуцен Яновский, Томаш Малиновский, Александер Мольсдорф, Виктор Гельтман, Генрик Якубовский, Роберт Хмелевский, Люциан Зачиньский, Адольф Хрыстовский и Винцентый Ципрысиньский (последний вскоре умер). Большинство членов Централизации составляли «умеренные» демократы, выступавшие как против революционно-демократических, так и либеральных «крайностей». В. Гельтман, например, был против выдвижения лозунга общественной земельной собственности, критиковал программу ПДО, принятую в 1832 г., как чересчур либеральную и считал нужным ее изменить. Противниками «крайностей» были также Я. Н. Яновский, И. Р. Плужаньский и другие деятели Польского демократического общества. На этой платформе осуществлялась и «чистка» состава Общества⁶³.

Новый проект Манифеста, в подготовке которого участвовали Гельтман, Малиновский, Хмелевский, Якубовский, обсуждался в секциях в течение года; в декабре 1836 г. его подписали 1135 членов ПДО, и он был издан на польском, немецком, французском и английском языках. В это время соперники ПДО продолжали попытки объединить различные группы эмигрантов. В 1836 г. Дверницкий, Ледуховский, Стемповский и другие основали Конфедерацию польского народа. Новая организация выдвинула программу борьбы за освобождение Польши, которая

должна была стать «первой гарантией европейского равновесия». Подчеркивалось, что это цель польской эмиграции, и она имеет право и обязанность ее добиваться. Конфедерация выступила с лозунгом безвозмездного наделения крестьян землей в собственность после победы восстания как проявления доброй воли помещиков, и этот закон предстояло принять сейму будущей свободной Польши. Проведение выборов в сейм брала на себя Рада Конфедерации, так же, как и осуществление власти во время восстания. Польское демократическое общество не поддержало этот акт. «Nowa Polska» выступила с критикой, а Петкевич назвал положения программы Конфедерации «глупостью и вздором». Но ряд членов «Молодой Польши» присоединились к Конфедерации: Зверковский и Чайковский стали редакторами ее печатного органа «Nar'od Polski» («Польский народ»), что способствовало ее популярности и помогло присоединить также лондонский Огул. Осенью 1836 г. организация уже насчитывала 300 членов, а затем соглашение с Дверницким подписал и Мадзини от имени «Молодой Европы». Предполагалось, что восстания в Польше и Италии должны произойти одновременно; предусматривались взаимопомощь в подготовке революций людьми, оружием, деньгами, отправка эмиссаров, пропаганда и агитация в войсках стран-угнетателей. Однако сотрудничества добиться не удалось. Так как Мадзини считал Дверницкого «нулем в политике», «Молодая Польша» рассчитывала на преимущественное влияние среди эмигрантов, к тому же у союзников существовали расхождения программного характера: Конфедерация выступала за немедленное «освобождение и наделение землей крестьян», и те, кто подписывали ее программу, обязывались передать крестьянам землю в своих имениях, «младополяки» же боялись утратить поддержку шляхты в Польше и откладывали этот акт на неопределенное время. В результате уже в августе 1836 г. Конфедерации пришлось приостановить работу, чему способствовали репрессии французских властей: по требованию союзных держав членов Конфедерации выслали из Франции, а ее руководство выехало в Англию, издав обращения к эмиграции и к французскому народу с протестом. Тем не менее, сторонники Дверницкого продолжали разрабатывать планы сплочения эмиграции, стараясь при поддержке части лондонского Огула создать новый комитет. В то же время «младополяки» пропагандировали в лондонском Огуле объединительные идеи Лелевеля: с начала 1837 г. А. Н. Дыбовский стал издавать в Лондоне журнал «Republikanin» («Республиканец»), с которым сотрудничали Штольцман, Гляйних, Калуссовский – «младополяки», тесно связанные с Лелевелем и Мадзини⁶⁴.

Польское демократическое общество отвергло возможность беспринципного объединения. Когда 4 декабря 1836 г. появился так называемый Великий (Пуатьерский) манифест, в нем содержалось категорическое заявление: «Людям другой веры мы не подадим руки, ради мнимого единства не пожертвуем политическими убеждениями и не будем покупать минутного согласия полумерами». Манифест определял цель борьбы за свободу Польши собственными силами во имя установления демократического республиканского строя. Его авторы утверждали, что поляки – единственная нация, сохранившая и развившая демократические идеи славянства, которые у других славян были задавлены, что Польша одна «заслоняла европейскую цивилизацию» против «толп» татар, турок и москалей. «Польша, – говорилось в Манифесте, – эта исконная выразительница демократических идей, передовая стража европейской цивилизации, верная своей миссии, первой сразилась в бою и в этой борьбе пала», а «с ее падением шестидесятимиллионная семья славян потеряла единственного представителя, народы же – вернейшего союзника». Как подчеркивалось в документе ПДО, Польша «пала не в силу чужого превосходства, а в результате пороков социального состояния»: на всех этапах борьбы, как в 1794 г., так и в 1830–1831 гг., препятствием была позиция шляхты, которая «предпочитала скорее погубить дело родины, чем расстаться со своими привилегиями». В Ноябрьском восстании 1830–1831 гг. Польшу убил «эгоизм привилегированных», так как, когда господствующие слои польского общества поняли грозящую им опасность, они, хитро перехватив руководство в восстании, «превратили революционное движение в простую военную кампанию» и вместо того, чтобы поднять народ, «бросились в объятья лживых кабинетов», стали искать помощь у «соучастников убийства» Польши, вступили в переговоры с врагом. Но «польская нация жива, […] она уверена в своем будущем», – заявляли авторы Манифеста, утверждая:

«Польша ощущает в себе неугасшие силы, ее воскрешения требуют народы и боятся угнетатели». Они подчеркивали: «Только независимая и демократическая Польша способна исполнить свою великую миссию, разорвать абсолютистский союз, уничтожить его губительное влияние на цивилизацию Запада, распространить демократическую идею среди славян, ныне служащих орудием угнетения, объединить их вокруг этой идеи и даже своей добродетелью, чистотой и силой своего духа дать начало всеобщему освобождению европейских народов». В этой связи ПДО провозгласило лозунг: «Через Польшу для человечества!». На социальном облике «возрожденной независимой, демократической» Польши был сделан особый акцент. Одним из главных демократических постулатов Манифеста являлось «равенство» как «кардинальный, непременный национальный принцип»: каждому должно было быть гарантировано «обеспечение физических, умственных и моральных потребностей», «публичное, единое и общедоступное образование», «полная, неограниченная свобода выражения своих мыслей», свобода совести; провозглашался также принцип выборности власти и предоставления всем равных политических прав. Утверждая, что «единственной причиной бед Родины и всего человечества» является «общественный порядок, опирающийся на присвоении», авторы Манифеста провозглашали «право на владение землей и каждой иной собственностью», причем подчеркивали связь этого постулата с борьбой за независимость Польши: «первым лозунгом, зовущим к бою, должно быть освобождение люда, возвращение отнятой у него земли в его безоговорочную собственность, возвращение прав, призыв пользоваться выгодами независимой жизни всех без различия вероисповедания и происхождения». Примечательно, что передача крестьянам в собственность их наделов в первый же день восстания предусматривалась независимо от позиции шляхты и даже вопреки ей, но при этом ничего не говорилось ни о правах безземельных крестьян и батраков, ни о судьбе помещичьих фольварков, так как сохранение собственности шляхты должно было, по мысли идеологов ПДО, обеспечить национальное единство в борьбе. Таким образом, оставшийся в новом Манифесте старый лозунг «Все для люда – все через люд» теперь подразумевал не крестьянство (люд), а весь польский народ (нацию) без социальных различий. Он отражал главный принцип демократии, ее цель и форму⁶⁵.

Члены Централизации считали, что в Польше имеются все условия для завоевания независимого демократического существования собственными силами и что «независимая, демократическая Польша» будет восстановлена. Они утверждали, что все ее граждане «без различия вероисповедания и происхождения обретут в ней интеллектуальную, политическую и социальную самостоятельность; новый, основанный на принципе равенства, порядок, охватывающий собственность, трудовую деятельность, промышленность, образование и все общественные отношения, займет место той анархии, которую присвоители до сегодняшнего дня именуют законами. Возрожденная Польша не может быть аристократической республикой. Вся власть будет возвращена народу, класс, который прежде господствовал, распадется окончательно, вольется в ряды народа, станет народом, все будут равными, свободными детьми одной матери-родины». Руководство ПДО утверждало, что задачей Польского демократического общества является «свободное развитие главной мысли», а на них возложена обязанность перенести эту мысль на родную землю и тем ускорить ее победу над внешним врагом и внутренними противниками. Поэтому программа ПДО разъяснялась и уточнялась в циркулярах и воззваниях Централизации, на страницах печати. Так, в 1836 г. публиковались материалы обсуждения проекта Манифеста в секциях, свидетельствовавшие о существовании в среде демократической эмиграции достаточно радикальных позиций. В частности, высказывалось мнение, что «право обладания землей и всякой иной собственностью может быть признано только труду». На протяжении 1830-х годов обсуждался вопрос о роли шляхты: утверждалось, что Польское демократическое общество «не может сотрудничать со шляхетским сословием как с классом, как с поработителем крестьянства. Демократия по самому своему названию является антишляхетской». К шляхте обращались с предупреждением: «Не с мечом Архангела, не путем поджогов и убийств мы хотим восстановить Польшу […]. Но […] если те, кто до сих пор угнетал люд, вызовут его реакцию своим упорством в сохранении присвоенного, то пролитая братская кровь падет только на их преступные головы». Это было развитием тезиса Манифеста: его авторы провозглашали дозунг национально-освободительной революции без кровопролития, но предупреждали помещиков, что в случае «бурных потрясений» крестьянство станет судьей и мстителем. Они приходили к заключению, что «горстка привилегированных» не стоит «счастья 200 миллионов»⁶⁶.