Польский детектив
Шрифт:
— Уверяю вас, в моей жизни случались и худшие моменты.
— К сожалению, жизнь вас ничему не научила.
— Почему же?
— Сидите себе и гадаете на кофейной гуще, кто убил бедного Квасковяка. Или вы надеетесь, что все сами будут приходить к вам, чтобы поделиться своими наблюдениями и сомнениями, а также подозрениями в связи с убийством? Ничего не выйдет. Они вам улыбаются, пожимают руку, случится, пригласят сыграть в бридж или на рюмку водки, но не больше. Вы для них если не враг, то чужой, который только и делает, что шпионит за ними. Они вас никогда не признают своим, разве что через много лет. А пока что вся Подлешная гудит от
— Что случилось?
— Спросите у своих приятелей. О, пришел инженер Белковский, мне надо с ним поговорить. До свидания. Очень приятно было с вами поболтать. — Нелисецкая встала и отошла с довольным видом. «Блефует баба», — решил майор и заговорил с магистром Хрустиском, заведующим местной аптекой, в этот момент зашедшим в кафе. Провизор был человеком разговорчивым, в чем майор уже неоднократно убеждался, а как аптекарь, он знал множество сплетен.
Действительно, рот магистра не закрывался. Понизив голос до шепота, он сообщил собеседнику, что между хорошенькой официанткой и инженером Белковским произошел окончательный разрыв. Причина этого — сержант Михаляк. Он так заморочил голову бедной Эле, что дело, судя по всему, идет к свадьбе. Это вызвало всеобщее удивление: что за партия для красивой девушки стать женой сержанта милиции?! А ведь Белковский очень богатый человек. Это он одел Элю Дорецкую, не говоря уже о том, что купил ей кооперативную квартиру. Правда, он, Хрустиск, не осуждает девушку: сам двадцать семь лет назад женился на красивой бесприданнице и никогда об этом не жалел. Возможно, Эльжбетка поступила правильно, сменив богатого, но старого химика, на красивого мужчину в милицейском мундире.
— Всякое в жизни бывает, — поддакнул майор, чтобы что-нибудь сказать, — у каждого свои заботы.
— Вот именно, дорогой пан, вы это очень верно подметили. Такова, например, Мария Ковальская. Казалось бы, чего ей не хватает для счастья? Отличная вилла, денег хоть отбавляй. Правда, вдова, но ведь и развлечений ей хватает. — Аптекарь многозначительно подмигнул. — И столько хлопот с сынками…
— И в кого они только уродились? — подхватил Неваровный.
— Я тоже об этом думал. Пан Ковальский, мир праху его, был порядочным человеком, а сынки — настоящие лоботрясы. Недавно младший вытащил у матери из сумочки две тысячи злотых и истратил их на пластинки. Старшего снова выгоняют из школы. Уже из третьей или четвертой.
Подобным же способом аптекарь перебрал всех, сидевших в кафе. Но все эти сплетни были давно уже известны майору.
И все же в Подлешной должно было что-то произойти. Посетителей в кафе было значительно больше, чем обычно. За столиками все о чем-то перешептывались. Нелисецкая, наверное, была права: Неваровный выждал момент, когда она осталась за столиком одна, и подошел:
— Можно присесть?
— Не смею отказать. Слишком много глаз на нас смотрят.
— Вы меня действительно заинтриговали.
— Вы и вправду ничего не знаете?
— Даю слово.
— И не узнаете. — Нелисецкая насмешливо улыбнулась. — Ничего не случилось, просто я решила пошутить с начальником милиции.
— Прошу извинить. — Майор встал.
— Где же ваше чувство юмора? Выходите из кафе и подождите меня на станции. Встретимся там минут через десять. Хорошо бы я выглядела, пустись сейчас в разговоры с вами. И так уже на нас смотрят.
Неваровный вернулся за свой столик. Действительно, он заметил, что все наблюдали за его краткой беседой с заведующей магазином. Минут через десять майор демонстративно глянул на часы и попросил счет.
— Надо ехать в Варшаву, — объяснил он свой ранний уход.
Через четверть часа на станции появилась пани Ханна.
— Вы в Варшаву? — спросила она громко.
— Да. Дела.
Подошла электричка. Они сели в вагон.
— Вы меня проводите домой, — решила Нелисецкая, — а я по дороге расскажу, что знаю. Предупреждаю, что знаю я немного.
Через несколько минут поезд остановился на станции Восточная Подлешная. Оба вышли. Нелисецкая взяла майора под руку.
— Теперь, — усмехнулась она, — если нас кто-нибудь увидит, тут же распространится сплетня, что Нелисецкая завела себе нового любовника.
Они свернули в одну из улочек.
— В школе произошла какая-то жуткая история, — начала пани Ханна свой рассказ. — Моей дочери Магде пятнадцать лет. И я стараюсь строить наши с ней отношения на основе дружбы и взаимного доверия. Не как мать, а как старшая подруга. Магда ничего от меня не скрывает, но на этот раз подробности не знает и она. Сказала мне лишь, что в одиннадцатом классе ученица у доски потеряла сознание. Ей ничем не могли помочь. Пришлось вызывать «скорую помощь». Врач определил тяжелое отравление наркотиками и отвез девочку в психиатрическую лечебницу, где ее поместили в отделение для наркоманов и алкоголиков.
— Наркотики? — офицер милиции был искренне удивлен.
— Вас это удивляет? Еще в прошлом году у нас забрали на лечение трех молодых людей. Правда, они уже вышли из школьного возраста. Нюхали что-то одурманивающее. В Подлешной разразился скандал, но его быстро замяли. И теперь все стараются замолчать происшедшее.
— Уж я-то сумею развязать им языки.
— Вам это только кажется. Вы недооцениваете солидарность местного общества. В лучшем случае вам скажут: девочка отравилась по ошибке, приняв слишком большую дозу какого-нибудь лекарства. И все. О том, что произошло в действительности, все будут молчать, опасаясь скандала. Развязать им языки вы сможете, лишь добыв доказательства.
— Что вы посоветуете?
— Для начала поговорить с молодежью. Но не с теми, кто балуется наркотиками, а с теми, кто этому противится. Насколько я знаю, большинство ребят высмеивают наркоманов. Последствия получаются двоякие. С одной стороны, это препятствует расширению наркомании, с другой — укрепляет спайку группки молодых наркоманов, отталкивая их от молодежной среды, что усложняет лечение — физическое и моральное — этого порока. Их легко узнать. Они носят на свитерах черные железные крестики на шнурочке или цепочке. Каждый обладатель такого крестика может рассчитывать на помощь другого, даже если они и не знакомы.
Неваровный припомнил, что ему не раз приходилось видеть в Варшаве и в Подлешной молодых ребят и девушек с такими черными крестиками. Он даже удивился такому приливу религиозных чувств у длинноволосой молодежи. Оказывается, черный крестик не имеет ничего общего с религией, это просто знак хиппи.
— А от вашей дочери я мог бы что-нибудь узнать?
— От Магды? Вам пришлось бы взяться за дело очень аккуратно.
— Надеюсь, она не носит черного крестика?
— К счастью, нет. Впрочем, она еще слишком молода для этого. Наркомания охватила в Подлешной лишь часть учеников старших классов и кое-кого из молодежи, уже окончившей школу. Магда их всех высмеивает.