Полтавское сражение. И грянул бой

Серба Андрей Иванович

— Так рассуждает и поступает всякий имеющий голову на плечах полководец, — ответил Скоропадский. — Но проявлять воинские таланты и изощряться в хитростях лучше всего в полевых сражениях, где можно зайти неприятелю в тыл, охватить его с флангов, нанести удар там, где тот его не ждет. Но при штурме или осаде крепостей возможность проявить хитрость сужается до предела, в большинстве случаев их захватывают измором либо превосходством в силах прежде всего в тяжелой артиллерии.

Скоропадский взял в руки отставленную было в сторону бутылку токайского, открыл ее, припал губами к горлышку. Сделал несколько глотков,

продолжил:

— Что касается Батурина, необходимо учесть еще одно обстоятельство — Мазепа постарается переметнуться к шведам в день, когда те окажутся от крепости в двух-трех суточных переходах и на ее штурм у царя Петра не будет достаточного времени.

— Иванку, я слышала много рассказов, как гарнизоны осажденных крепостей совершали внезапные вылазки против осаждающих и успешно засылали в их лагерь своих лазутчиков. Все это делалось с помощью тайных подземных ходов, ведущих из крепости за ее стены. Но если по этим ходам можно совершать вылазки в тыл осаждающим, то, выходит, и осаждающие по тем же ходам могут проникнуть в крепость. Так?

Скоропадский налил в Марысин кубок вина, протянул ей. Заговорил тоном, каким терпеливый учитель объясняет прописные истины непонятливому школяру.

— Конечно, могут. Но эти ходы потому и называются потайными, что о них знают лишь самые доверенные люди. Такие ходы имеются у меня в Стародубе, есть они в Батурине. Став гетманом, Мазепа, как говорят знающие люди, расширил батуринские подземелья, помимо общегородских ходов велел сделать сеть ходов под своим дворцом, о которых знают лишь он и комендант Чечель. А они умеют хранить свои тайны. Так что забудь о батуринских подземельях, выпей вина и давай устроимся поудобнее.

Приложившись к горлышку бутылки и опорожнив ее почти до дна, Скоропадский поставил ее на пол, обнял Марысю обеими руками за талию, приподнял и начал усаживать на своих коленях так, как ему хотелось. В другое время Марыся, зная его желание, с удовольствием подыграла бы ему, но только не сейчас, поскольку это значило прервать разговор, подошедший к самому ответственному моменту. Поэтому Марыся, делая из кубка большие глотки, одновременно принялась легонько раскачиваться взад-вперед, мешая любовнику осуществить его намерение. Однако полковник обладал недюжинной силой, и когда Марыся почувствовала, что тот почти достиг своего и в следующий миг ей придется заняться не осуществлением своего плана, а любовью сидя, она швырнула кубок в угол с котом, обеими руками оттолкнулась от казачьей груди и залилась смехом:

— Ты сказал, что Мазепа с Чечелем могут хранить тайны? Ха-ха-ха! Если это так, откуда моя тетка Ганна знает тайну не только крепостных подземелий Батурина, но и ходов под гетманским дворцом?

Руки полковника, только что вертевшие Марысю как пушинку, замерли на ее бедрах, глаза, полузакрытые в предвкушении ждущего его сейчас наслаждения, широко открылись. Но это длилось лишь несколько мгновений. Сбросив Марысю с коленей, он склонился над ней, обхватил ладонями ее голову, уставился немигающим взглядом ей в глаза.

Марыся испугалась этого взгляда — тяжелого, пристального, обдающего холодом. С таким скачут с саблей наголо в атаку, а не лежат на груди у обнаженной любовницы, которой миг назад стремился обладать и был почти у цели.

— Твоей тетке известна тайна батуринских

подземелий? — медленно, с расстановкой спросил Скоропадский. — Откуда?

— Иванку, отпусти мою голову... раздавишь, — с трудом шевеля губами, попросила Марыся.

— Голову? Сейчас. — Скоропадский снял ладони с головы Марыси, отбросил с ее лица локоны, поцеловал в глаза. — Прости, королевна, наверное, я лишнего выпил. Так откуда твоя варшавская тетка знает тайну батуринских подземелий? — повторил он свой вопрос.

— Помнишь, три года назад Мазепа лично водил казачьи войска в Польшу, и в Белой Кринице, родовом замке князей Вишневецких под Дубно, стал крестным отцом Ядвиги, дочери князя Януша Вишневецкого?

— Помню. Ведь крестной матерью Ядвиги была твоя тетка Ганна Дольская, стародавняя знакомая гетмана в бытность его пажом при варшавском королевском дворе.

— На крестинах гетман познакомился с подругой жены князя Януша, княгиней Вандой Конецпольской, и у них возник роман. Причем настолько сильный, что княгиня несколько раз инкогнито ездила к Мазепе в Батурин.

— Никогда не слышал об этом, хотя о любовных похождениях гетмана до сих пор ходит много слухов, — сказал Скоропадский.

— Естественно. Княгиня Ванда замужем, гетман уже начал женихаться с дочерью Генерального судьи Кочубея, так что огласка их связи не нужна была обоим. Поэтому княгиня проникала во дворец Мазепы и покидала его через подземный ход, а ее неизменным проводником был полковник Чечель.

— Не думаю, чтобы Чечель стал проводником тех, кто осадит его с Мазепой в Батурине, — разочарованно заметил Скоропадский.

— Разделяю твою точку зрения. Но таким проводником может стать длинный язык княгини Ванды Конецпольской. — Марыся игриво щелкнула Скоропадского по носу, ухватила за ухо и, притянув к себе поближе, прошептала: — Поклянись, что не выдашь страшную тайну одной из бывших любовниц Мазепы.

— Выдам тайну княгини Конецпольской? — опешил Скоропадский. — Марысенька, до ее ли тайн мне сейчас?

— Поклянись, не то ничего не услышишь, — капризно надула губки Марыся. — А для тебя ее тайна крайне важна.

— Если так — клянусь не менее страшной клятвой, — с улыбкой произнес полковник. — Какая же страшная тайна княгини-ветреницы для меня важна?

— Та, что она, как всякая женщина не первой и не второй молодости, ужасно ревнива. Вполне естественно, что вскоре она стала ревновать Мазепу к Мотре Кочубей и закатывать ему скандалы. Поскольку тот уверял, что с крестницей у него дела дальше объятий и поцелуев не продвинулись, Ванда вздумала уличить его во лжи, застав с соперницей в постели. С этой целью она решила внезапно нагрянуть к Мазепе в его личные дворцовые апартаменты, для чего нужно было без его и Чечеля ведома попасть в подземный ход под дворцом. Посещая после этого гетмана, она постаралась хорошенько запомнить маршрут, по которому водил ее Чечель, расположение и способы открытия тайных дверей, встречающихся на пути. И однажды якобы случайно, незаметно для Чечеля она уронила за крепостным валом у выхода из подземелья свою расческу. Возвратившись вскоре назад, она отыскала ее и, чтобы не забыть или не спутать с похожим место входа в подземелье, Ванда оставила напротив него условный знак, сосчитав затем к нему свои шаги от ближайшей крепостной башни.