Полтора килограмма
Шрифт:
Броуди. Были и другие некрасивые истории, относительно недавно я что-то слышал о фиктивном трасте, уже
не вспомню подробностей.
Я тяжело вздохнул. Итак, запущенный механизм событий пришел в движение. Я должен был
просчитать последствия своего заявления, но не сделал этого!
Мы вернулись домой.
Уже в холле сын нарушил молчание:
– Разожгу камин, спускайся, если не очень устал. Я привез отличный «Шато Петрюс» восемьдесят
девятого года.
Подавленно
прошел в кабинет и устроился в кресле. Посидев пару минут в темноте, все же включил компьютер.
Процессор слегка зашумел, и мягкий свет монитора наполнил комнату привычным голубым мерцанием. Вот
уже много лет я каждое утро и вечер просматриваю присланные управляющим биржевые сводки,
анализирую и, сделав необходимые пометки о продаже или покупке, отправляю сообщение обратно.
Итон Лоукридж – мой управляющий в корпорации «Харт Индастриз». За двенадцать лет, которые он
проработал у меня, я ни разу не пожалел о том, что когда то принял его на должность рядового менеджера.
Коренной американец, высокий, чуть сутулый, с глубоко посаженными серыми глазами, которые толстые
линзы очков безжалостно уменьшали в размере. Прямоугольное лицо с крепкой квадратной челюстью,
выпирающей вперед, словно чуть выдвинутый нижний ящик комода. Он отличался пунктуальностью,
исполнительностью, однако при этом всегда высказывал свою точку зрения, даже если она кардинально не
совпадала с моей. За это я его уважал и, невзирая на достаточно молодой возраст, в тридцать два года
назначил главой корпорации.
Акции «Харт Индастриз» за сегодняшний день поднялись на один пункт. Что ж! Неплохо.
Следующее письмо было от Тома. «Странно, он не говорил, что собирается что-то отправить», –
подумал я и поспешно кликнул по ярлыку. В письме оказалась всего одна строчка: «Возможно, тебе будет
интересно взглянуть на нее».
В приложении оказалась фотография мексиканки. Я непроизвольно подался вперед, пытаясь
всмотреться в ее лицо. С экрана на меня смотрела девушка, достаточно милая, но точно не красавица. Она
сидела на берегу моря в шортах и майке. Широкие скулы, густые брови, смущенная улыбка, полное
отсутствие косметики, спортивная фигура, на вид не более двадцати семи лет.
Я снял очки и не спеша растер пальцами канавки, оставленные дужками на висках. Откинулся на
спинку кресла. Тревожные мысли надвигались новой волной. Воображение подменяло реальность: я видел,
как эта девушка сидит в моем кресле и просматривает мою почту, потом отдает какие-то распоряжения
Патрику, едет на совет
25
уставился на фотографию.
Почувствовав нарастающее волнение, уже привычным жестом закинул в рот таблетку и запил водой
из стоящего рядом графина. Взгляд упал на часы, показывающие двадцать один пятнадцать. Я вспомнил, что
Джим ждет в зале; бокал хорошего вина сейчас бы точно не помешал.
После того как суровый диагноз разлучил меня с «Макалланом», я чувствовал себя глубоко
несчастным и обделенным. Дворецкий умудрялся находить все мои самые изощренные тайники с
фляжками, а Фредриксон стыдил словно подростка, таскающего у отца сигареты. Было решено смириться,
что абсолютно не мешало мне выпить с гостями или же в ресторане. Впрочем, из дома я выбирался крайне
редко, да и визитеры беспокоили меня не часто.
Я выключил компьютер и направился вниз.
Войдя в каминный зал, который выполнял также роль гостиной в доме, я услышал нежное щебетание
Анжелики. Джим разговаривал по Скайпу с женой и дочкой. Винчи тоже был здесь. Не поднимая головы, он,
в знак приветствия, постучал хвостом по паркету. Я заглянул в экран ноутбука и, улыбнувшись, подмигнул
Натали и Анжелике.
Джим поздно сделал меня дедом. Поиск идеальной женщины затянулся на целых двадцать лет, но
ожидание того стоило. Натали была замечательная мать, хозяйка и жена. Гибкая, длинная, как норка, с
русыми волосами и прекрасными голубыми глазами. Они познакомились в социальных сетях. Красивая,
добрая, начитанная девушка жила во Франции и сразу покорила сердце моего сына.
Она родилась в Марселе в семье фармацевта и преподавателя танцев. Девочка исколесила весь мир с
детским танцевальным коллективом, руководителем которого являлась ее мама. Увидев ее впервые, я был
очарован величественной грацией, подчеркнутой крепдешиновым серо-голубым платьем, струящимся
вдоль бедер. Она не разбрасывалась эмоциями, скорее бережно хранила их для нужного случая. Мне
импонировала ее манера как-то заминать улыбку, от чего всё лицо словно светилось изнутри.
Натали была журналистка, вела свой блог, писала рассказы. Иногда она словно смотрела в себя и
грустила от увиденного там. Впрочем, творческие личности часто обладают именно таким взглядом. Еще
она прекрасно готовила и варила дивный глинтвейн по саксонскому рецепту своей бабушки. Натали часто
уходила в литературные «запои», презирала беллетристику и была болезненно чувствительна к чужим