Полтора килограмма
Шрифт:
несчастьям. Она регулярно принимала участие в волонтерских движениях экологов Бостона. А как невестка
смотрела на Джима! Каждый мужчина мечтает, чтобы его любимая женщина смотрела на него именно так
– нежно, преданно и восхищенно.
До рождения Анжелики она работала в каком-то женском журнале, но последние шесть лет писала
сценарии детских передач для местного телевизионного канала, а всё свободное время посвящала семье и
тренировкам дочери.
– Почему
вечер, Натали! Ничего, что я вашего папу задерживаю здесь?
– Добрый вечер, мистер Харт. Обещайте, что это ненадолго, мы тоже по нему очень соскучились, – с
нежностью в голосе произнесла Натали, с грацией, присущей балерине, восседая на диване.
– Обещаю. Может, заедете завтра или в выходные? – предложил я.
– Мы бы с радостью, но у Анжелики сейчас тренировки каждый день, скоро уже соревнования, —
виновато вздохнула Натали.
– Дедушка, а Томас тоже едет, – с сияющими от счастья глазами сообщила мне Анжелика,
заговорщицки понизив голос. Русые волосы с выгоревшими прядями закрывали ее плечи и спину густым
струящимся потоком. Легкие волны от расплетенных кос придавали внучке сходство с маленькой
принцессой. Именно так я ее всегда и называл. Голубые глаза, словно васильки, сияли синевой на загорелом
личике. Выцветшие на солнце ресницы пушистыми лучиками окаймляли ее лукаво прищуренные глаза.
Анжелика уже три года занималась фигурным катанием и показывала высокие для ее возраста результаты.
– Так, кто такой Томас и почему дед его знает, а я о нем впервые слышу? – нарочито хмуря брови,
возмутился Джим.
– Ну, не буду же я тебе такие серьезные вещи по Скайпу рассказывать, вот приедешь и всё узнаешь,
– нравоучительным тоном объяснила девочка.
Мы с Джимом и Натали засмеялись. Для своих шести лет Анжелика была не по годам рассудительна.
– Всё, малыш, тебе пора в постель, завтра рано вставать. Целую вас, мои девочки! – Джим послал
воздушный поцелуй в сторону монитора.
– Спокойной ночи, мои родные, – улыбнулся я.
– Спокойной ночи, – Анжелика наклонилась и поцеловала экран компьютера.
– Пока, – помахала рукой Натали.
Послышался булькающий звук – и изображение исчезло. Я всё еще продолжал улыбаться, находясь
под впечатлением от общения с моей принцессой. Казалось, совсем недавно и Джесика была такой же
маленькой, нежной и чистой, как ангелочек. Я потворствовал всем ее капризам. Джиму повезло меньше: его
26
детство пришлось на тот период времени, когда наша семья
сформировать в нем сильную личность, способную проявить упорство и терпение для достижения
поставленной цели и ценить чужой труд. С десяти лет сын каждые каникулы подрабатывал на автомойке, и,
даже когда я стал зарабатывать более чем достаточно, он продолжал сам обеспечивать свои карманные
расходы.
– Пап, держи, – вернул из воспоминаний приятный баритон сына.
Он протянул мне бокал красного вина.
С удовольствием пригубив этот божественный напиток и наслаждаясь его послевкусием, я замер,
глядя на языки пламени, облизывающие белый мрамор камина. Сделав еще глоток, я, хрустя коленями,
опустился в мягкое кресло. Джим сидел в кресле напротив. Мы молча смотрели на огонь и слушали, как
мотыльки, летящие на свет наших окон, не щадя себя, бьются о стекла. Где-то в саду надрывался сверчок,
исполняя свой из века в век неизменный репертуар. Хайаннис погрузился в сонную тишину, нарушаемую
редкими гудками барж и рыболовецких суден, спешащих в Бостонский порт на ночлег. Сквозь огромные
панорамные окна гостиной за нами наблюдала темнота.
Я первый нарушил тишину:
– Я подписал завещание. Тридцать процентов получит Джес, остальное – ты, с условием, что
ежемесячно будешь перечислять на ее банковский счет по пятьдесят тысяч, не более! – и, зная способность
дочери выпрашивать деньги, сделал акцент на конце предложения. – Только умоляю тебя, не поддавайся
на ее слезы и уговоры. Я, конечно же, люблю Джесику, но она совершенно не умеет распоряжаться своим
бюджетом.
– Пап, ты к чему сейчас затеял этот разговор? – настороженно спросил Джим.
– Рано или поздно нам бы пришлось это обсудить, – пожал плечами я.
Готовясь к разговору, я попытался оградить себя от эмоций и сухо изложить суть завещания, словно
имею к нему лишь косвенное отношение.
– И еще, если операция пройдет неудачно, то решай сам, продолжать лаборатории работать или
закрывать ее. Посоветуйся с Томом и Георгом, как лучше поступить.
Джим слушал, облокотившись на кресло, не отводя от меня внимательных настороженных глаз. В
комнате вновь повисла неловкая тишина. Мы не обмолвились о Броуди ни словом, но, казалось, имя его
вот-вот само проступит на стене гостиной, как буквы библейского пророчества на пиру обреченного царя
Валтасара.
– Сейчас я понимаю, что поспешил, предав гласности наше открытие. Нужно было просто записать