Полтора квадратных метра
Шрифт:
– А для чего тебе дадены сила и время?
– спросил бог.
– Чтобы людям пользу делать, - ответил Павел Семенович.
– Как же ты делаешь эту пользу?
– грозно спросил бог голосом Долбежова, поднял верхнюю губу и ткнул себе пальцем в зубы.
– Ты ставил мне коронку? А она стерлась всего за два года.
– Николай Илларионович, это ж я без цели! Золото оказалось квелым. Прости меня, - и Павел Семенович повалился на колени.
– Врешь! Золото было червонное, девяносто шестой пробы... Ты слишком тонкую
– Грешен, Николай Илларионович... Прости! Не для себя я, не из корысти. Берте щербину залатал. Ей из плохого золота коронку не поставишь.
– Ну, ежели для иностранки сэкономил, тогда встань. Значит, не для себя, для ближнего своего старался.
Павел Семенович удивился, что и тут имя Берты сработало. Скажи ты, какая сила во всяком иностранном слове имеется. И осмелел:
– Так для чего же человек живет? Для того, чтобы пользу делать, или добиваться своего, то есть правду отстаивать?
– спросил он.
– Не спрашивай. Служи богу и обрящешь покой, - торжественно ответил бог.
– А что есть бог?
– У тебя что, глаза на лоб повылазили? Ослеп ты, что ли?
– сказал бог голосом Марии Ивановны, и Павел Семенович в страхе очнулся.
Мария Ивановна спала рядом, и не было у нее ни бороды, ни лысины.
Павел Семенович растолкал ее и пересказал весь свой чудный сон.
– А сон-то в руку, Павлуша. Надо стучаться, идти до самой верховной власти. И дело выиграем, и покой обрящем.
– Дак ведь легко сказать - до верховной власти. А сколько сил положим? Сколько времени уйдет... Эдак и работу запустишь.
– Наплевать. А иначе досада заест.
И пришлось Павлу Семеновичу на время от общего дела отступить и взяться за личную линию. Забросил он свои научные проекты насчет торфа, патоки, сапропеля, бурого угля и даже про черепичных специалистов из ГДР позабыл; а пошел он по инстанциям искать свою узкую, голую правду, в глубине души досадуя на это временное уклонение от борьбы за всеобщее счастье.
И понесло его, и закружило...
– Это как езда в санях в зимнюю пору, - признавался Павел Семенович впоследствии, - когда ехать не знаешь куда, дорога заметена, кругом тебя все кипит, вертится, в лицо плюет, будто тысяча чертей балует, а тебя несет куда-то во тьму, и ты ничего не видишь, окромя лошадиного зада, и слезть не в силах.
Так он и мчался в этой отчаянной погоне с яростью изголодавшегося человека утолить свою жажду, насытиться - лично доказать свою правоту.
Из жалобы Павла Семеновича в высокие инстанции:
"В прошлом году в августе месяце мы обратились в домоуправление с просьбой перенести входную дверь в нашей квартире с тем, чтобы она открывалась внутрь квартиры для удобства и в противопожарном отношении.
Горисполком разрешил перенести дверь. В соответствии с этим ремстройучасток по заявке домоуправления перенес дверь на один метр
Однако проживающая рядом с нами гражданка Чиженок категорически стала возражать, ссылаясь на то, что ей негде ставить ведро с углем и золой, класть дрова, тряпки, летом керосинку (около нашей двери). Ширина коридора полтора метра, длина после переноски двери семь метров.
В связи с этим гражданка Чиженок стала писать жалобы и письма в советские и партийные органы, от которых требовала переставить дверь на старое место.
Вместо того чтобы призвать ее к порядку, председатель Рожновского райисполкома тов. Павлинов по непонятным для нас причинам стал на ее сторону и принялся выискивать пути и способы к тому, чтобы заставить нас перенести дверь на старое место (опасное в пожарном отношении).
Притом Павлинов угрожал нам судом, милицией и заявил: что если бы у него было свободное от работы время, то сам пришел бы руководить взломом двери.
Я, как инвалид, имею автомашину, которая находилась до августа прошлого года в деревянном гараже, построенном мною с разрешения горисполкома в 1958 году. В ответ на наш отказ перенести дверь Павлинов приказал пожарному инспектору опечатать гараж, запретить им пользоваться, а затем потребовал от начальника городской пожарной команды разобрать мой гараж. Для постройки нового кирпичного гаража Павлинов выделил мне место на Пупковом болоте, за городской чертой. Спрашивается, как же мне, инвалиду, на одной ноге прыгать туда? Может, мне летать? Но где достать крылья?
Вот такой ультиматум поставил перед нами Павлинов. Хочешь, смейся, а хочешь, плачь.
С 29 августа по 1 сентября 196... года мы с женой находились в Москве, искали защиту у прокурора. И вот в это самое время, узнав, что мы уехали жаловаться, Павлинов приказал взломать дверь в нашей квартире и поставить ее на старое место.
Таким образом, было совершено уголовное преступление - нарушение статьи 128 закона.
Решения суда и санкции прокурора на взлом двери не было.
Между прочим, ставим вас в известность, что управдом Фунтикова по приказанию того же Павлинова подавала до этого на нас в суд, чтобы приказать нам перенести дверь на старое место. Но суд вернул ей дело, так как судья выяснил, что она сама же, то есть Фунтикова, переносила нашу дверь.
Впоследствии она объяснила нам факт взлома двери так: вызвали, говорит, нас в горисполком, сидим ждем. Вот тебе приходит туда Павлинов, расселся в кабинете и сказал: "До тех пор буду здесь сидеть, пока дверь у этих захватчиков не сломаешь. Не то выгоню с работы".
Мне, говорит Фунтикова, тоже нужен кусок хлеба. Взяла я с собой Судакова и Дезертира (это наши плотники из райкомхоза) и пошла ломать. Вот и все, из чего исходит совесть нашего домоуправа. А остальные взломщики чем лучше ее? Но все они теперь молчат.