Полудемон. Король Алекс
Шрифт:
— клянусь! Кровью и силой своего рода, что не причиню в эту ночь вреда призвавшему меня.
— И?
— Не причиню вреда никому, кроме тех, на кого он мне укажет.
— До….
— до ухода из этого мира!
Демон рычал, по волчьей шерсти пробегали красные искры, череп отблескивал в свете луны. Ну да, забудь я про часть этой клятвы — и он бы вывернулся. Демоны мастера на такие штуки.
Я не забыл. Марта мне бы уши оборвала если бы я что-то упустил, это точно.
— принимаю твою
Это выглядит, как беззвучный раскат грома, сотрясший землю между нами — и мы понимаем, что клятва услышана и засвидительствована. Если Ак — квир нарушит ее — то лишится своей силы, И самое страшное, что ее лишатся все его родственники. Не то, чтобы демоны дорожили родственными связями, нет.
Но…
За лишение силы они за ним такую охоту начнут и такую смерть для отступника придумают, что ей — ей дешевле самому убиться. Мучительно.
Демон выходит из пентаграммы — и я прыжком оказываюсь на его спине.
— Едем.
— Куда?
— Ты сам не чуешь? К восьми отступникам.
Ак — квир принюхивается. Череп блестит и скалится в лунном свете.
— отступники? Славная охота. Справишься?
— Можешь не надеяться, что тебе достанется девять тел, — парирую я — и тварь срывается с места. Это намного быстрее самой быстрой лошади. Он мчится стрелой, словно бы пронзая пространство — и я не удивляюсь, когда мы тормозим перед сторожкой лесника. К коновязи привязаны восемь коней, изнутри не доносится ни звука…
Судя по внешнему виду, домик жилой. Но…
Ак — квир потягивает воздух ртом, со свистом пропуская его сквозь клыки.
— Кровь…
Хозяина мы обнаруживаем позади дома, распятым на дереве. Прибит за руки и за ноги к дереву, поперек груди обвязан веревкой, которая принимает на себя часть его веса. Чтобы умер не сразу, помучился. Храмовники верят, что мучения облегчают казнимому грешнику дорогу в царство Сияющего, как бы искупая его грехи на земле. Так-то…
Чем же он им не угодил?
Я приглядываюсь к мужчине. По виду — обычный деревенский бирюк, навидался я таких. Рыбаком мог бы быть в Торрине.
Ладно.
— Не трогать, — командую я Ак — квиру. — Пошли, поговорим с…
— С нами, некромант?
Они вышли из дома, почуяв меня — и сейчас приближались. Восемь пятен пустоты и мерзости. Восемь отвергнутых…
Но я-то тоже их чувствовал — и меня уже не было рядом с мужчиной. Ак — квир рявкнул и бросился вперед, А я в перекате ушел в сторону — и метнул нож.
Один из храмовников захрипел, хватаясь за рукоятку, внезапно выросшую у него в кадыке.
Семь.
— кто ты?!
Вскрик храмовника прерывает жадный хруст и предсмертный хрип. Ак — квир не ждет милостей от некроманта, резонно рассуждая, что стоит
Шесть.
Я не размениваюсь на ответы, потому что занят. С моих пальцев срывается струя огня — и третий храмовник превращается в живой огненный факел.
Пять.
Оставшиеся бросаются ко мне. Надо отдать им должное, они не трусы. Отнюдь. Но… они и не привыкли к таким, как я. А я уже попробовал их кровь и не собираюсь останавливаться.
Клинки лязгают, высекая кровь. В одной руке у меня меч, в другой кинжал. Но орудую я одинаково ловко обеими руками. Более того, перед приходом на поляну я принял свой второй облик — и теперь вовсю им пользуюсь.
Успешно, о чем возвещает долгий и болезненный вскрик за спиной. А вот не надо, не надо нападать на скромного меня сзади и по — подлому. Это у людей там тыл, а у меня — хвост. Ядовитый. С жалом.
На которое и напоролся слишком наглый храмовник.
Четыре.
Ак — квир, который вовсе даже не не насытился, делает бросок, подсекая сзади еще одного храмовника. Мне этого хватает, чтобы достать мужчину мечом. Самым кончиком, зато по горлу. Кровь хлещет фонтаном к большой радости демона.
Три.
Их остается всего трое, но эти поступают умнее. Они разделяются, берут меня в треугольник и начинают приближаться медленно и осторожно, читая молитвы.
Кажется, они надеются, что на меня это подействует. Что ж, и верно, Ак — квир даже кусок дохлятины из пасти выпустил, плохо ему, болезному.
Но я-то не демон! Я полудемон со вторым обликом, а потому для меня молитвы… ну как облако мошки. Неприятно, кусается, жужжит, отвлекает и раздражает. Но это ничуть не мешает мне действовать. Точнее — броситься вперед и, отбив кинжалом удар храмовника, отчего тут же немеет рука, всадить ему меч… да, именно туда. Очень ему сочувствую, как мужчина, но лучше таким тварям не размножаться.
Два.
Даже до храмовников с их фанатичными мозгами, доходит, что сейчас их просто перебьют — и в ход идет тяжелая конница.
Один из них бросается на меня, размахивая мечом, а второй, тот самый, с которым мы не нашли общего языка, срывает что-то с шеи и отскакивает чуть назад. Та — ак…
Надо бы достать его, но сейчас у меня нет выбора. Приходится расправиться с тем, кто бросился на меня. А он неплохо владеет мечом.
Мы фехтуем так, что Анри гордился бы мной… минуты три. На большее его не хватает. Но когда мой меч находит слабость в его защите и мужчина оседает на траву — меня словно плетью обжигает взгляд последнего храмовника.