Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ХОТЬ ЧУЧЕЛОМ, ХОТЬ ТУШКОЙ…
Последующие три дня, после вчистую выигранной «Пулковской баталии», обернулись для адвоката Габузова полным Ватерлоо: Сергей совершенно не представлял, что ему делать дальше. Последние события, происходившие вокруг Самсут Матосовны и ее таинственного наследства, увы, заставили его потерять уверенность в собственных силах. Но и просто сидеть — ждать у моря погоды, а из Греции — известий, было невыносимо. Душа просила романтики, задница — приключений,
Наконец, на четвертый день ему на трубку позвонил Толян и, дежурно поинтересовавшись делами, предложил встретиться. Намекнув на некие новые всплывшие обстоятельства. Причем встретиться следовало прямо сейчас, так как ближе к вечеру опер со своими архаровцами должен был ехать в область на задержание.
Сергей поморщился: буквально этим утром у него состоялся весьма неприятный разговор с Михал Михалычем. Отчитав Габузова за систематические отлучки с работы и отвратительные показатели по итогам первого полугодия, директор конторы почти в открытую предупредил о неполном служебном соответствии. Сергей клятвенно, хотя и без азарта, пообещал «рвать жилы». И вот теперь… Впрочем, деваться было некуда. Ибо сейчас Габузова по-настоящему занимало и волновало лишь одно дело — дело Самсут Матосовны.
— Хорошо. Через полчаса, в «Колобке», — подтвердил свое присутствие Сергей.
— Есть контакт. Только давай не в «Колобке», а в той пивнушке, на Разъезжей, 3, помнишь? Я сейчас как раз в этих краях обретаюсь… Да, и еще, Серый, будь поосторожней.
— В каком смысле?
— В таком, что Шверберг в курсе, что ты в курсе.
— Ни хрена не понял.
— А ты пока не анализируй. Просто прими к сведению. Всё, амиго, до встречи…
Сергей выключил компьютер и вышел из кабинета, тщательно захлопнув за собой дверь. Проходя по коридору, он неожиданно столкнулся нос к носу со Швербергом, который буквально прожег его взглядом. Причем, как показалось Габузову, взглядом не просто злым, а просто-таки ненавидящим.
— Вы куда это собрались, Сергей Эдуардович? — отвлекшись от пасьянса, окликнула его на выходе секретарша Лариса. — До обеда еще сорок минут.
— А и я не на обед. На встречу с клиентом.
— Погодите, я сейчас запишу. Фамилия клиента, регистрационный номер дела?
— Это еще зачем? — удивился Сергей. — Что за бюрократические фокусы?
— Михал Михалыч распорядился фиксировать все ваши перемещения в рабочее время. И в конце каждой недели подавать ему отчет. Так к какому клиенту вы отправляетесь?…
В этот момент дверь в подвальчик распахнулась и в помещение ввалилась всклокоченная старушенция с увесистой клюкой в руках. Обведя взглядом приемную, она выцепила глазами Габузова и решительно направилась к нему.
— Ах, вот вы где! Ну, наконец-то. Сколько вы мне еще будете голову морочить, а? Такие деньжищи дерут, а работать не хочут! Больше месяца прошло, у меня за это время уже Васенька околел, а вы тут и не чешетесь. У-у, буржуйское отродье!
— Это кто? — испуганно спросила Лариса, инстинктивно прячась за спиной Габузова. — И кто у нее околел?
— Успокойся, это гражданка Блендеева. А околел у нее, судя по всему, один из трех десятков котиков. Что ж печально, но — все мы смертны.
— Я вот те щас покажу «смертны»! — джедайски потрясла клюкой старуха. — А ты чо там стоишь, пялишься?
Сообразив, что последняя фраза адресована не ему, Габузов обернулся: Шверберг по-прежнему стоял в коридоре и с немалым удивлением наблюдал за происходящим в приемной.
В мозгу Сергея мгновенно щелкнуло решение и в уголках глаз тут же вспыхнули лукавые искорки:
— Простите, уважаемая, но в вашем случае имеет место быть классическая «ошибка в объекте», — бархатным голосом произнес Габузов и галантно чмокнул старушенцию в сморщенное запястье.
— Чего имеет? — опешила та.
— С вашими кошками это теперь уже не ко мне. Виноват, не справился. Не оправдал высокого доверия. А ведь, помнится, предупреждал меня профессор Хрюкин: не прогуливайте, молодой человек, лекции по животному праву, ей богу, пригодится. Э-эх, грехи молодости…
— А к кому же мне тогда? — грозно спросила старуха, снова потрясая клюкой.
— Лариса, не вспомните, кому после меня отписали дело гражданки Блендеевой? — любезно спросил Габузов.
— Я точно не помню, — пролепетала секретарша. — А разве его у вас…
— А вот я прекрасно помню, — перебил ее Габузов. — Вот, Марья Иванна, как говорится, на ловца и зверь бежит. Прошу любить и жаловать: адвокат Шверберг, большой профессионал в своем деле. Кстати сказать, специализируется на защите прав животных. Вернее — всякого скота.
Илья Моисеевич испуганно попятился назад. Немая сцена — просто изумительно! Однако досматривать ее до конца времени не было. А посему Габузов — бочком-бочком — двинулся к выходу: на волю — из душного, спертого подвального воздуха в объятия аномально-жаркого питерского лета.
Регистрироваться в секретарском «журнале убытия» он посчитал ниже своего достоинства.
— …Угощайся, амиго, — Толян подвинул к Габузову пивной бокал, ласкающий взгляд приятной запотелостью стекла. — С удовольствием составил бы тебе компанию, но перед большой вечерней прогулкой лучше не злоупотреблять.
— Благодарю. Но, насколько я помню, сегодня моя очередь проставляться.
— Зачем обижаешь дарагой, э? Мои джигиты тебе не бокал — бочку пива подогнать обещали.
— Это за что ж такая честь?
— Да за наколку по Швербергу.
— Что, есть результаты?
— Не то слово! Всего третий день слушаем, а по двум «глухарям» уже вполне конкретно продвинулись. Если такими темпами пойдет, глядишь, к ноябрьским и сдюжим. С гидрой-то преступности.
— Я не вполне понял твою давешнюю фразу. Насчет «Шверберг в курсе».