Полукрылые. Черные песни забвения
Шрифт:
Антон Сергеевич прищурился.
– А ты откуда про это знаешь?
– Так она и сказала. А что, это с-секрет?
– Не секрет, но все-таки… не стоит об этом лишний раз болтать с друзьями. А что касается твоей мамы… Не думаю, что ее «пропажа», – он пальцами изобразил в воздухе кавычки, – как-то связана с тем случаем. Молния не бьет в одно место дважды. Знаешь такую пословицу? Слушай… Может, у нее в этом городе живут какие-то подруги? Однокурсницы, например? Она не могла поехать с кем-то на встречу и остаться с ночевкой?
– Нет, н-никаких подруг… – начал было говорить Артем, но
– А что, если… м-м-м… – Антон Сергеевич отвел глаза, – позвонить твоему отцу? Он может быть в курсе, есть ли у нее какие-то знакомые в Петербурге.
Артем скривился, как будто лимон съел. Звонить отцу он не хотел, тем более, по такому поводу. Представлял себе, что придется выслушать. Но в целом мысль была здравая – кто, как не бывший муж, может знать подробности о прошлом мамы. Титов вздохнул, достал телефон и, уже набирая нужный номер, мотнул головой в сторону коридора:
– Н-не возражаете, если я отойду? Так б-будет удобнее.
– Да, конечно. Я подожду в комнате. Дверь оставлю открытой, так что как поговоришь, заходи. Будем дальше думать.
Артем кивнул и пошел по коридору, придумывая, что именно ему сказать отцу. После шести гудков тот наконец взял трубку.
– Привет трудным подросткам! Что ты хотел? Только говори быстрее, я занят.
Титов вздохнул, чтобы не заводиться прямо в начале разговора. Он и сам не знал, что его злило сильнее – просьба говорить побыстрее, учитывая, что это был первый их разговор за несколько последних месяцев, или тот факт, что отец упорно называл лицей интернатом для трудных подростков, и никакие доводы не помогали.
– П-привет, пап. Как дела?
– Нормально дела, ты ради этого звонишь? Артем, серьезно говорю – я сейчас занят, поэтому если просто хочется поболтать с кем-нибудь…
– Нет, н-не ради этого, – поспешно перебил Титов раздраженный голос отца. – Я про д-другое хочу спросить. М-мама говорила тебе, что мы от лицея п-поехали н-на соревнования в Санкт-Петербург?
– Да, было что-то такое… Хорошее финансирование у вашего интерната, хоть это радует. Ну и чего дальше?
– П-понимаешь, мама со вчерашнего дня н-не появлялась в отеле. Да и телефон у нее н-не отвечает. Я п-подумал, м-может ты знаешь, есть тут у нее какие-то п-подруги, одноклассницы, м-может, или еще кто? Куда она м-могла пойти?
Отец рассмеялся, громко и зло.
– Ну Милка, ну дает! Сын, да и ты вроде не маленький, чтобы всерьез про подруг спрашивать! Не знаю я ни про каких ее одноклассниц в Питере, да и если б были такие – уж явно ночевать к себе ее бы не позвали.
Артем стиснул зубы так сильно, что, казалось, еще чуть-чуть и они начнут крошиться. Сделал еще один долгий вдох, чтоб успокоиться.
– Если у тебя нет н-никаких м-мыслей, куда она м-могла пойти, то, н-наверное, стоит обратиться в п-полицию…
– Ну почему же, мысли есть, – отец снова хохотнул. – Могла по магазинам отправиться шляться. Ее хлебом не корми, только дай деньги потранжирить на всякие цацки.
– Питер, конечно, город б-большой. Но что-то с-сомневаюсь, что здесь есть круглосуточные м-магазины одежды… – неуверенно проговорил
– Ну если нет магазинов, то наверняка других-то развлечений хватает, а? Как считаешь? – У Артема возникло полное ощущение, что отец «на том конце провода» подмигнул. – Ночной развод мостов – это же, кажется, как раз в Питере? Или просто катается с кем-нибудь на яхте по Неве, да хвостом крутит. Ты же знаешь свою маму, она любит красивую жизнь.
К концу фразы Титов уже сообразил, что папа над ним просто издевается, и задохнулся от злости. Он никогда раньше не обсуждал отношения родителей ни с кем из них. С отцом в принципе не возникало желания что-либо обсудить. А мама… мама, судя по всему, ограждала его как раз от подобного. Совершенно очевидно, что у взрослых оставались друг к другу претензии, до сих пор нерешенные проблемы, непрощенные обиды. Но Артем был не в курсе. Он и не хотел быть в курсе. Не желал выступать судьей в спорах десятилетней давности. Но и просто так, ничего не предпринимая, слушать, как отец говорит гадости про маму, Артем тоже не мог. Это было бы как будто предательство. А он не предатель. Он даже придурка Редькина не бросил на соревнованиях, что уж говорить про собственную семью!
Артем сжал телефон в руке так сильно, что костяшки пальцев побелели, и отчеканил в трубку:
– Н-не знаю, о ком ты сейчас г-говоришь. Но м-мама совсем не такая.
Отец сперва растерялся от неожиданного отпора, но затем снова хохотнул.
– Такая-такая. А о тебе я был лучшего мнения. Полагал, ты соображаешь, что к чему в этой жизни. Хотя, о чем я? Глупо думать, что такой недоумок, которого пришлось из нормальной школы перевести в интернат, может использовать голову по назначению. Тем более…
– М-мама. Не. Такая. – Мальчик оборвал поток оскорблений. – Жаль, что ты этого д-до сих пор так и н-не понял.
И Артем, который никогда раньше не спорил с отцом, дрожащими пальцами сбросил звонок. От адреналина его колотило. Хотелось швырнуть телефон об стену, разбить, растоптать, уничтожить. Чтобы раз и навсегда стереть из памяти этот мерзкий разговор. Но в последний момент Артем передумал и вместо этого со всей силы врезал ногой по стене коридора. Раз. И другой. После третьего на душе стало немного легче. Правда, теперь болела ступня, хоть мысок кеда и принял большую часть удара на себя.
Побродив по коридору и немного успокоившись, Артем вернулся к комнате Антона Сергеевича и, стукнув из вежливости пару раз в приоткрытую дверь, вошел в номер. Физик сидел в кресле и разглядывал стакан, в котором пузырилась прозрачная жидкость.
– Будешь? – Антон Сергеевич кивнул на бутылку с минералкой, которая стояла рядом с ним на столике.
Артем отрицательно покачал головой и огляделся. Номер, в который поселили учителя, был явно больше их с Черниченко комнатушки. Здесь имелась небольшая прихожая, которая вела в проходную гостиную. Ничего особенного – пара кресел, журнальный столик, холодильник с телевизором. Но все же, две комнаты, они и в Африке две комнаты. В углу виднелась закрытая дверь, вероятно, в спальню. «Интересно, у мамы такой же номер?» – подумал Артем. – «Я ведь к ней даже не заглянул».