Полумрак
Шрифт:
Рильке Райнер Мария
«Никто из них (поэтов начала века), пожалуй, не жил тише, таинственнее, неприметнее, чем Рильке. Но это не было преднамеренное, натужное… одиночество, вроде того, какое воспевал в Германии Стефан Георге; тишина словно бы сама ширилась вокруг него… он чуждался даже своей славы… Его прошли, не подозревая, что это поэт, и притом один из величайших в нашем столетии…». Стефан Цвейг о Рильке, «Вчерашний мир» (1941)
Рильке Райнер Мария [Rilke, 1875—1926] – один из крупнейших немецких поэтов, представитель неоромантизма. Принадлежал к старинному аристократическому роду. Родился в Праге. Там же получил первоначальное образование, затем учился в Мюнхене и Берлине. Много путешествовал. Во время мировой войны жил в Швейцарии. Долгие годы жил во Франции, был другом и личным секретарем скульптора Родена. Несколько раз в своей жизни он ездил в Россию. На него сильно повлияли встречи со Львом Толстым, Ильёй Репиным, русскими писателями и поэтами. Со многими, как например с Борисом Пастернаком, он вёл
В 1975 году Владимир Летучий пишет в своём очерке: “Думается, что понятие перевод’ обрело слишком расширенное толкование и под ним зачастую подразумевается или наличествует нечто совершенно иное: пересказ, переложение, версификация, обработка… подражание, вариация на тему, стилизация… мистификация, то есть умышленная ссылка на якобы имеющийся первоисточник… подделка, пародия, вольное сочинение на ту же или почти ту же тему… К Райнеру Марии Рильке приложили руку все”. Такова цена популярности Рильке. Существует мнение о “непереводимости” Рильке. Я, в меру сил, пытаюсь убедить в переводимости, сохраняя в переводах неповторимую индивидуальность поэта, красоту и оригинальность его мыслей, образов, метафор и стиля.
В процессе перевода стихов возникают трудности: нужно 1) сохранить национальное своеобразие; 2) сохранить дух времени написания; 3) выбрать между точностью и красотой перевода. Первое: стихотворение отражает определённую действительность, связанную с жизнью конкретного народа, язык которого и даёт средства для воплощения образов. Нужно сохранить все особенности языка, сохранив единство формы и содержания. Вторая проблема сохранения «духа» того времени, когда было написано произведение. Нужно сохранить в переводе атмосферу прошлого, но при этом не превратить его в музей. Таким образом, переводчик сталкивается с парадоксом, нужно, сохранив в переводе особенности времени написания, при этом максимально приблизить его к читателю. Третий – вечный вопрос: каким должен быть перевод – как можно более точным или, как можно более естественно звучащим. Споров много, ответа окончательного нет. Чтобы читатель убедился в этом, я, иногда, предлагаю подстрочник и несколько вариантов перевода: первый и более точный, как правило, хуже звучащий. Выбирайте, какой вариант больше нравится.
Белый замок
Спит белый замок – белый снег постель,
По залам бродит тихий шорох,
Больной вьюнок в стене нашёл опору,
Дороги в мир засыпала метель.
Над головою небо, синь слепит,
Мерцают стены, ветер в стёкла бьётся,
Безумная тоска наружу рвётся,
Часы стоят, а время крепко спит.
Подстрочник
Белый замок в белом одиночестве.
По голым залам ползут слабые шорохи .
Смертельно больной вьюн цепляется за стену,
А все дороги в мир засыпаны снегом.
Над ним широко раскинулось небо.
Замок мерцает. А вдоль белых стен
Тоска пытается вырваться наружу.
Часы в замке стоят: время умерло.
Ein weisses Schloss in weisser Einsamkeit.
In blanken Saelen schleichen leise Schauer.
Totkrank krallt das Gerank sich an die Mauer,
Und alle Wege weltwaerts sind verschneit.
Daruber hangt der Himmel brach und breit.
Es blinkt das Schloss. Und laengs den weissen Waenden
Hilft sich die Sehnsucht fort mit irren Haenden …
Die Uhren stehn im Schloss: Es starb die Zeit.
1898
Начало весны
Потеплело… Распахнулись дали.
Обнажились, поседев, луга.
Ручейки нежнее зазвучали,
Плеском волн, лаская берега.
А к земле из космоса тропинки
Протянулись, им теряя счёт,
Понимаешь – звёзды из искринки,
А из корня дерево растёт.
VORFRUEHLING
Haerte schwand. Auf einmal legt sich Schonung
an der Wiesen aufgedecktes Grau.
Kleine Wasser aendern die Betonung.
Zaertlichkeiten, ungenau,
greifen nach der Erde aus dem Raum.
Wege gehen weit ins Land und zeigens.
Unvermutet siehst du seines Steigens
Ausdruck in dem leeren Baum.
Весна
Ликуют птицы – солнце с нами!–
Наполнен песнями простор;
А в царском парке до сих пор
Весь бальный зал покрыт цветами.
А солнце пишет алфавит,
На листьях молодой травы.
Средь увядающей листвы,
Из камня столб, грустя, стоит.
К нему идёт, с глазами лани,
Девчонка, кружит жёлтый лист,
На столб кладёт, он лыс и чист,
Венок из голубой герани..
Fruehling
Die Voegel jubeln – lichtgeweckt -,
die blauen Weiten fuellt der Schall aus;
im Kaiserpark das alte Ballhaus
ist ganz mit Blueten ueberdeckt.
Die Sonne schreibt sich hoffnungsvoll
ins junge Gras mit grossen Lettern.
Nur dorten unter welken Blaettern
seufzt traurig noch ein Steinapoll.
Da naht ein Lueftchen, fegt im Tanz
hinweg das gelbe Blattgeranke
und legt um seine Stirn, die blanke,
den blauenden Syringenkranz.
Вечерние облака
Вечереет, простор, тишина
Над холмом и уснувшей деревней
Облаков серебристые гребни,
Колыхаются в сини без дна.
Отдохнув, не спеша скользят вдаль…
Под луной, над мерцанием гор
Замирает их белый узор,
Как на острове диком, печаль.
Abendwolken.
Abend . . . . . Stille die Fernen. – Ich schau’
Hoch ob verdaemmernder Huegellehne
Wandelnde Wolken, silberne Kaehne,
Schimmernd schwimmen im bleichen Blau.