Полуночное танго
Шрифт:
Он наклонился над Лизой, поцеловал ее в щеку, потом в ямочку на подбородке. Она даже не шевельнулась. «Спит, — решил он. — Пускай спит».
Как вдруг увидел, что Лиза смотрит на него широко раскрытыми, таинственно поблескивающими в свете луны глазами.
— Лиза, любимая…
Она быстро прижала ладонь к его губам.
Шаги доносились с другой половины дома, где были комнаты Ларисы Фоминичны и Марьяны.
— Она вернулась, — прошептал Плетнев. — Мне, думаю, следует незаметно уйти.
— Нет, останься, — едва слышно попросила Лиза.
Что-то
И снова их обступила тишина.
— Она ушла, — выдохнула Лиза.
— Она может вернуться.
— Не вернется.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
На берегу зафыркала моторка, ее назойливый рокот долго сверлил наполненный лунным светом воздух, жалобно всхлипывая на высоких оборотах.
«Отважная женщина, эта Марьяна, — подумал Плетнев, представив одинокую моторку, бороздящую гладь реки. — Не каждый мужчина способен на такое. Вот в ней есть тот огонь, о котором говорила Лиза. Интересно, зачем она приезжала? И почему не осталась?..»
— Мне жаль ее, — сказала Лиза. — Ничего в жизни не проходит бесследно.
— Ты про что?
— Про все на свете. Трава и та зря не растет.
— Зря можно целую жизнь прожить.
— Не думаю, что Михаил ее зря прожил, — угадала направление его мыслей Лиза. — Нет, тот, кто не приемлет зла, не бесследен на земле. Михаил в каждом умел видеть только доброе.
— Возле тебя так ясно на душе. Мне кажется, я другим человеком становлюсь.
— Можешь оставаться таким, каким был. Все равно я буду тебя любить…
Утром Плетнев позвонил Ермакову, и тот сообщил о результатах вскрытия.
— «Сухое утопление, вызванное остановкой дыхания на почве сердечной недостаточности», — монотонно читал Ермаков. — Сухое утопление — это медицинский термин, означающий, что в легких пострадавшего воды не обнаружено, — пояснил он. — Следовательно, смерть наступила мгновенно, как только пострадавший упал в воду. Может, даже раньше. «В крови, — продолжал читать Ермаков, — обнаружено большое количество алкоголя, что свидетельствует…» Ну, и так далее. Ага, вот: «Никаких следов насилия на теле не обнаружено, за исключением неглубокой царапины длиной в четыре с половиной сантиметра на правой голени чуть ниже колена». Кстати, пострадавший был босиком, но это еще ничего не значит. Сапоги, если он был в сапогах, могли остаться на дне. Мужайтесь, Сергей Михайлыч. А насчет всяких формальностей мы тут вам подсобим. Вы, кажется, хотите, чтобы брата похоронили на Дорофеевском кладбище. Мне сказала об этом ваша односельчанка, фельдшерица Фролова. Кстати, она нас очень выручила — сама вызвалась сопровождать… тело в город, на вскрытии присутствовала. Ну, жму вашу руку, дорогой Сергей Михалыч. Мы все тут глубоко и искренне вам сочувствуем…
Плетнев ходил из комнаты в комнату, выходил в сени и, постояв на крыльце, в который раз мерил тяжелыми шагами крашеные половицы дома Царьковых. Лиза намеренно, видимо, дала ему побыть одному — поднялась еще до того, как он проснулся, и ушла во двор. Он видел в окно, как она кормила Волчка, собирала с земли нападавшие за ночь груши, которые отдала соседской девчушке, подвязала оборвавшиеся чубуки винограда. Он еще не рассказал Лизе о разговоре с Ермаковым. Хотя что тут рассказывать? Михаил сам виноват в своей нелепой смерти.
Теперь, когда брата нет в живых, никакие кровные узы с этими местами его не связывают. И он больше никогда сюда не приедет.
Ну а Лиза? А как же Лиза?..
Где-то мяукала кошка. Кажется, в комнате Ларисы Фоминичны. Да, это точно ее комната. Раньше, он помнит, здесь спали Лиза с Людой. Он заходил по пути в школу за Людой, а Лиза, в ту пору еще совсем маленькая, стояла на пороге в одной рубашечке и с завистью на них смотрела.
Дверь открылась с трудом. То ли просела от сырости, то ли что-то мешало. Плетнев наклонился, пошарил по полу рукой.
Железяка какая-то… Он подошел к окну и с изумлением разглядел на ладони пулю.
Плетнев вертел в руках маленький кусочек свинца, не зная, что сделать с ним дальше. Быть может, как раз он и будет той основной уликой, которая навсегда закрепит за братом это ужасное определение — «преступник». Или же… Впрочем, оружие, из которого произведен выстрел, тоже пока не найдено. Так что у него есть все основания не сообщать о своей находке ни Лизе, ни тем более Ермакову. Пусть все останется как есть.
Плетнев положил пулю в карман рубашки и застегнул пуговицу.
Лиза мыла порожек, заляпанный уже подсохшей рыжей грязью.
— Наследили мы тут. Откуда-то красная глина. У нас во дворе ее сроду не было, — сказала она.
— Это от резиновых сапог, — машинально заметил Плетнев. И тут же спохватился: — Постой, постой… Но ведь я в туфлях, ты в босоножках. Разве что… Я имею в виду Марьяну.
— Марьяну? — недоуменно переспросила Лиза, выкручивая мокрую тряпку.
— Ты разве забыла? Она же здесь ночью была… Но ведь Ермаков сказал, что Марьяна ездила в город, присутствовала на вскрытии. Значит, вряд ли это была Марьяна. Кто же, Лиза?
Лиза молча терла тряпкой мокрый порожек.
— Не знаю, — сказала она, не поднимая головы. — Может, и не Марьяна.
— Странно. Очень странно.
Лиза быстро посмотрела на него и снова опустила глаза.
— Я вспомнил, как ты нас с Людой в школу провожала. Стояла на пороге комнаты в ночной рубашонке. Помню еще, волосы у тебя были длинные и густые.
Лиза распрямилась, с благодарностью посмотрела на Плетнева.
— Неужели ты это помнишь?
— Вы с Людой спали тогда в той комнате, где…
Он осекся, вспомнив про пулю в кармане.
— Где теперь мама живет, — подхватила Лиза. — Это моя бывшая комната. В угловую я перебралась за две недели до бабушкиной смерти. Чтобы поближе к ней быть.
— Так, значит, стреляли в тебя! — неожиданно для самого себя заключил Плетнев.
— Нет!