Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
А началось осуществление парламентского переворота следующим образом. Ровно в 10 утра 27 февраля 1991 г. я занял ставшее привычным председательское место. (Ельцин давно перестал вести заседания парламента. А на этот раз он находился в Калининграде.) Я открыл начало работы Верховного Совета. Слева от меня — Светлана Горячева, заместитель Ельцина; справа — Борис Исаев — тоже заместитель председателя. В президиуме еще четверо, руководители палат — Владимир Исаков и Рамазан Абдулатипов и их заместители — Александр Вешняков и Виталий Сыроватко. Я начал согласовывать повестку рабочего дня, как вдруг Горячева попросила слова. Ну, как отказать в выступлении одному из заместителей председателя Ельцина? — хотя это была несколько странная просьба. Взойдя на трибуну, Горячева начинает зачитывать заявление, сделанное от имени шести руководителей Верховного Совета — то есть всего президиума, если исключить меня. В этом «заявлении» была осуществлена тщательная подборка всех деструктивных действий и выступлений Председателя Верховного Совета Ельцина, которые якобы «ведут к развалу СССР, нагнетанию напряженности в межнациональных отношениях» и т. д. Роль Ельцина оценивалась как провокационная деятельность, стремление усилить противоречия между союзным центром и республиками. Одновременно он обвинялся в том, что не выполняет свои прямые обязанности Председателя Верховного Совета, не контролирует деятельность правительства России, не помогает ему в решении вопросов, которые требуют внимания председателя, и т. д. Отмечу: многие обвинения, в общем-то, были справедливы. Но создалась ситуация, когда надо было спасать своего председателя от унизительного изгнания с высокой государственной должности с мотивировкой «провокатор, бездельник». Для чего, в таком случае, нужны такие «первые заместители», каким являюсь я? Так лихорадочно мелькали мысли в моей голове.
В конце выступления Горячева предложила: созвать съезд в ближайшие несколько дней (4–5 дней), утвердить повестку дня с одним вопросом — «О Председателе Верховного Совета РСФСР Б.Н.Ельцине», с целью снять его с этой высшей государственной должности в Российской Федерации. Это ее предложение было встречено одобрительными аплодисментами большинства депутатов Верховного Совета. «Дело плохо, — механически отметилось в памяти, — большинство явно недовольно Ельциным. Борьба будет трудной».
После Горячевой выступил Борис Исаев (как и Горячева, заместитель Ельцина), а также многие другие депутаты, поддержавшие предложения Горячевой. Особенно жестким было выступление Владимира Исакова, председателя одной из палат, — давнего соратника Ельцина еще по Свердловску, но ставшего его смертельным врагом в последнее время. Исаков — очень тяжелый человек, со смертельно скучным характером и каким-то злобным отношением к Ельцину и ко всем, кто поддерживал Ельцина. Он любил шокирующие выступления «от микрофона», например, сообщал всем, что тогда-то Ельцин был пьян, что он сделал такое-то «неприличное заявление» и т. д. А проельцинская пресса в ответ… немедленно начинала атаку на меня, выдумывая всякие небылицы на мой счет. Видимо, они считали, что Исаков действует, имея на то мое «согласие». Но Исаков ненавидел всех, кто поддерживал Ельцина, а меня в особенности. В общем, сыграл он откровенно провокационную роль и сделал много для ослабления позиций Верховного Совета России.
Исаков нашел еще целую «кучу» прегрешений Ельцина, потребовал созвать съезд депутатов и отрешить Ельцина от поста председателя. Была названа и дата проведения съезда — 4 марта, то есть через четыре дня. Выступило более 20 человек, в том числе и сторонники Ельцина. Но голоса последних почему-то звучали слабо и неуверенно, похоже, они уже примирились с грядущим поражением Ельцина.
Приходилось рассчитывать исключительно на себя. Все время внушал себе — не сорваться! Хранить спокойствие, сохранять самообладание, действовать филигранно четко, немного с иронией, как бы нейтрально-отстраненно; перевести обсуждение в спокойное русло, «убаюкать» парламент рассудительным ведением заседания — в противном случае разгоряченные и возбужденные депутаты могли потребовать смены председательствующего. И любой из заместителей Ельцина — Горячева или Исаев — немедленно поставили бы вопрос о дате съезда и его повестке на голосование. И получили бы нужное решение — это было бы поражением — за 4 дня до съезда мы с Ельциным не сумели бы развернуть работу и проиграли бы окончательно. Единственное оружие — логика, умение убедить, использовать внешний фактор — как мир будет расценивать наши действия: мы, Российский демократический парламент, или группа заговорщиков, которые в отсутствие председателя парламента коварно пытаются отстранить его от конституционного поста?
Настрой большинства депутатов вначале заседания был именно такой — быстро решить вопрос относительно даты проведения съезда и утвердить повестку: «О Ельцине». Моя задача была диаметрально противоположная — затянуть «вопрос», навязать серьезную дискуссию, логикой доводов выдвинуть другой вопрос повестки: «О социально-экономическом и политическом положении в Российской Федерации» и отодвинуть созыв съезда на месяц.
В ходе 6-часовой дискуссии мне удалось переломить ситуацию — убедить депутатов принять то постановление, которое перечеркнуло намерение «шестерки». Была и такая деталь: в соседней комнате президиума Верховного Совета непрерывно звонил телефон, помощник брал трубку — это названивал Ельцин, с тревогой спрашивал: «Что происходит?» — и требовал, чтобы я подошел к телефону. Я этого не мог позволить себе — в этом случае другой председательствующий мгновенно провел бы невыгодное для Ельцина решение. И только в перерыве я смог переговорить с Ельциным по телефону — он, конечно, был расстроен, кажется, не верил в благополучный для себя исход. Я, как мог, успокоил его, сказал, что добьюсь принятия вполне нормального варианта решения. Успокоил как мог. Даже по телефону чувствовал, как он напуган и деморализован.
Конечно, полной внутренней уверенности в победе в такой сложной обстановке у меня не было — слишком тщательно был подготовлен заговор, а большинство депутатов, обозленных Ельциным, были полны решимости его сместить. При этом они имели огромную поддержку Кремля — это укрепляло их в моральном — психологическом отношении, придавало внутреннюю силу и энергию. Я же видел свою силу исключительно в себе — от моею поведения зависела судьба Ельцина. Но, как мне представляется, сила политика, государственного деятеля заключается в том, что, когда он уверен в правоте своей позиции, он должен ее отстаивать до конца, с величайшим напряжением, мощно и уверенно, умно и логично. Это подчиняет противника, вызывает сомнения, сокрушает его волю. Только так можно и нужно действовать в такой сложной обстановке, притом действовать психологически очень тонко, не допуская ни малейших сбоев, — это приведет к немедленному поражению. Здесь очень многое зависит от силы воображения, мгновенного анализа обстановки, наблюдения за действиями противника, угадывания его шагов и аргументов, использования различного рода внешних факторов, которые остаются вне учета со стороны противника. В общем, это дело — сложное, совершенно тонкое, которое требует и знаний, и опыта, и умения, и интуиции — при этом не только аргументированно вести дискуссию, но и терпеливо, уважительно слушать оппонента, иногда — соглашаться с его доводами, но иначе их интерпретировать…
Дело в том, что мощная армия союзного партийно-госу-дарственного чиновничества имела огромное влияние на многих наших депутатов. К тому же большинство российского общества в целом не поддерживало устремлений прибалтийских лидеров к попыткам выйти из Союза. И позиция Ельцина в этом вопросе не была такой же популярной, как его позиция в области социально-экономической политики. Требование отставки Горбачева также вызвало реакцию самую противоположную — он все еще оставался авторитетным лидером, и его поддержка в обществе, несомненно, была более серьезной, чем позиции Ельцина. Поэтому нашим противникам — как в Кремле и Старой площади (где концентрировалась партбюрократия), так и среди наших депутатов — задача мгновенно созвать внеочередной съезд народных депутатов казалась сравнительно легкой задачей. Поэтому у них и возник, с их точки зрения, вполне логичный план действий: быстро, в течение нескольких дней созвать Внеочередной съезд народных депутатов и решить «вопрос о Ельцине». Они планировали «заслушать» Ельцина, затем с разгромным докладом выступает председатель палаты Владимир Исаков с обвинениями в попытках развалить Союз (в том числе с обвинениями в постоянном пьянстве) и прочих грехах; съезд принимает «нужное решение» — Ельцин отстраняется от руководства в России, соответственно — он не будет баллотироваться на президентских выборах 12 июня; президентство в России отменяется. Таков был «план», одобренный Горбачевым.
Таким образом, с учетом всей сложнейшей обстановки моя задача заключалась в том, чтобы тактически переиграть не только «шестерку», а весь Верховный Совет, который, как я отметил выше, в своем большинстве относился негативно ко многим действиям и выступлениям Ельцина. Среди них на первом месте находились отношения с союзным центром. Все хорошо понимали, что при всех неверных подходах Кремля к союзным республикам — сохраняющихся централизаторских подходах и прочих ошибках — союзный центр теряет управление над страной, слабеет. В такой обстановке следовало помочь ему, предложить сотрудничество, а не терзать, не набрасываться с оголтелой критикой, тем более когда собственный набор ельцинских рецептов «лечения» крайне скудный. За период после избрания Ельцина Председателем Верховного Совета он не смог стать действительным моральным авторитетом для большинства депутатов, умным и способным человеком, имеющим свои мировоззренческие принципы. Многие уже были в нем разочарованы.
Поэтому передо мной стояла сложнейшая задача — полностью изменить настрой большинства депутатов. И это удалось осуществить — если с самого начала заседания многие депутаты просто кричали «Долой Ельцина!», то в конце шестичасовых дебатов тот же парламент и те же самые депутаты приняли спокойный и взвешенный документ, который даже намеком не исходил из первоначальной цели созываемого внеочередного съезда народных депутатов — стремления отправить в отставку Ельцина. При этом, казалось, все были довольны.
На самом деле это, конечно, было не так — Горбачев и руководство ЦК КПСС, Политбюро — все были в ярости: их «план» отстранения Ельцина провалился — «всех переиграл один Хасбулатов», как писала печать, с «блеском и фантастической изобретательностью». Верховный Совет согласился с моими доводами — созвать внеочередной съезд не через 4 дня, как того требовали заговорщики, а через месяц. Это давало нам с Ельциным абсолютные возможности подготовиться, к тому же это означало созыв съезда после референдума 16 марта, когда вся политическая обстановке в стране подвергнется изменениям, и, несомненно, в нашу пользу. Мне также удалось провести свою формулировку повестки дня будущего съезда — «О социально-экономической и политической обстановке в Российской Федерации» (вместо предлагаемой «шестеркой» повестки с вопросом «О Председателе Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцине»). С этим докладом должен был выступить Ельцин.
В 16.00 мы благополучно завершили обсуждение этого вопроса принятием постановления парламента с созывом Внеочередного съезда народных депутатов в начале апреля, с указанной выше повесткой. Так завершилась эта борьба, на кону которой находилась политическая судьба Ельцина. Тогда я уже, в спокойной обстановке, созвонился с Ельциным, сообщил ему о результатах. Он в этот период (с 10 утра до 16 дня) непрерывно созванивался с помощниками, и те ему докладывали обстановку на нашем заседании, так что он был хорошо информирован о ходе борьбы за его политическую жизнь. Он благодарил и благодарил меня, — это, кстати, было не в его характере — он не умел благодарить никого. Сказал необычное: «Руслан Имранович, вы спасли меня. Я этого никогда не забуду!» А за что меня благодарить? — я всего лишь выполнил свой нравственный долг и долг его, Ельцина, первого заместителя, да и долг просто высокого должностного лица в Российской Федерации. А как иначе?