Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Но было очевидно одно — нам необходимо было время. Тогда мы смогли бы продержаться ночь, расширить связи с «глубинкой», наладить контакты с мировым сообществом, союзными республиками, уточнить наш план сопротивления и т. д. Нам нужна была эта ночь как воздух.
Все это я перебирал в уме, пробираясь темными коридорами после радиовыступления. В этот момент я вспомнил произвольно высказанную мной мысль на утреннем заседании Президиума Верховного Совета. Тогда, в полемике с Исаковым, я сказал, что у нас не может быть никаких переговоров с заговорщиками и путчистами из ГКЧП. Мы будем вести переговоры исключительно с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, который не входит в этот ГКЧП «Вот он, возможный
…Впереди тревожная ночь. Что нам она готовит? День был предельно сложным, трудным, насыщенным. Мы добились существенного тактического успеха. И самое главное, удалось широко информировать всю страну о том, что руководители России полны решимости смести ГКЧП и вернуть страну к конституционному порядку. Сумели «запустить механизмы» организации сопротивления, поднять большие группы москвичей, которые находятся здесь, под парламентскими стенами, удалось посеять раздор в рядах лидеров ГКЧП. (Я об этом был информирован неплохо. Но об этом — ниже.)
Но все это может завершиться быстрым нашим поражением, если сегодня ночью будет предпринята вооруженная акция по захвату Парламентского дворца — о вооруженном сопротивлении не приходится и говорить. Что может противопоставить парламент регулярным войсковым подразделениям? Все наши «приготовления» — это, скорее всего, имитация, больше ничего. Самый мощный наш резерв — это люди, находившиеся по периметру здания… Как предотвратить нападение этой ночью? Завтра, если доживем и будем на свободе, — что-нибудь придумаем. Но как продержаться сегодняшнюю ночь? Эта мысль буквально сверлила голову…
10 часов вечера. В кабинете Ельцина собрались: его хозяин — Ельцин, я, Силаев, Юрий Петров, Скоков, Илюшин, кажется, был Бурбулис и еще кто-то. Настроение у всех подавленное — эйфория от триумфального выступления Ельцина на танке прошла, впереди — полная неопределенности длинная ночь. Всех терзает затаенная мысль, как и меня, — что делать? Опасность расправы с нами велика. У меня постепенно созревал свой план.
— Борис Николаевич! — обратился я к Ельцину. — Мне кажется, есть один шанс получить относительно безопасную ночь. Я сейчас немедленно созваниваюсь с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым. Он официально не числится в ГКЧП, так что мы не нарушаем своего подхода никаких переговоров с путчистами, хотя вы сообщили на пресс-конференции, что имели разговор с Янаевым. Я предложу ему встретиться завтра утром. Если он согласится, мы сможем отработать те вопросы, которые мы предложим «обсудить». В результате мы получаем важную передышку — ночь; «они» там тоже в не очень легком положении. Возможно, заговорщики расценят нашу инициативу как готовность к «компромиссам» — нас это вполне устраивает — нам, по существу, совершенно нечего терять.
Все были удивлены этим неожиданным, но серьезным предложением. Однако возражать никто не смел — других идей не было ни у кого. Ельцин молчит, думает. Первым поддержал меня Силаев, отметил при этом: «Руслан Имранович всегда предлагает дельные вещи». Затем идею одобрил Ельцин, другие также согласились с этим предложением. Но без энтузиазма.
И вот набираю номер телефона, отвечают: «Приемная Лукьянова». Представляюсь, прошу соединить с председателем. Тут же голос Лукьянова. Здороваемся. Я сразу же приступаю к сути, говорю, что дело плохо, может закончиться кровью. Нам следует встретиться, переговорить, — может быть, найдем пути мирного решения «проблемы». Лукьянов явно втягивается в разговор. Соглашается, что было бы хорошо, если бы мы нашли такой выход.
Лукьянов. Согласен, Руслан Имранович, дело может кончиться плохо. Надо поговорить. Но зачем эта встреча только со мной? Я не участвую во всем этом «деле», лучше
Я. Нет, Анатолий Иванович, с ними я встретиться не вправе. Я хочу встретиться и переговорить исключительно с вами. Вы — законный Председатель Верховного Совета СССР, я — руководитель Верховного Совета России. Нам с вами без личной встречи и переговоров никак не обойтись в сложившейся обстановке. Любой человек, даже спустя много времени, спросит — почему не встретились два Председателя Верховных Советов и не обсудили пути мирного выхода из кризиса? Особенно если произойдет кровопролитие. Как бы конфликт ни закончился, независимо от результата — главными виновниками назовут нас с вами, Анатолий Иванович, если мы не встретимся и не обсудим ситуацию.
Лукьянов соглашается, приглашает немедленно прибыть к нему в Кремль. Но нам — не надо «немедленно», нам нужна ночь. Поэтому мне необходимо породить у них надежду на благоприятный для них исход намечаемой встречи и оттянуть ее на утро.
Я. Ну зачем на ночь глядя, ночь как-нибудь переживем. Давайте завтра, поутру. Я с собой приведу также премьера Силаева и вице-президента Руцкого.
Лукьянов. А они-то зачем нам нужны?
Я. Разве мы не хотим принять какие-то конкретные решения и обговорить их? В таком случае они нам с вами будут необходимы.
Лукьянов молчит, видимо размышляет, и — соглашается. Дата нашей встречи — завтра, 20 августа, в 10 часов утра. В Кремле. Я облегченно вздохнул, — кажется, ночь мы «выиграли». Лидеры ГКЧП, скорее всего, ожидают «легкой победы» в ходе переговоров; они ведь хотели именно «переговоров» с нами, правда, в Завидово.
Все, затаив дыхание, слушают разговор двух руководителей парламентов — СССР и России, — чем закончится их беседа? Закончилась благополучно…
Мой собеседник в нашем коротком разговоре несколько раз подчеркнул, что он лично непричастен к ГКЧП. Видимо, своим острым умом он уже понял, если российское руководство сразу же не склонилось перед ГКЧП — надо ожидать худшей развязки, возможно, прольется кровь. А этого не простит никто. Рано или поздно соберется Верховный Совет, съезд народных депутатов СССР — надо будет держать ответ. Не лучше ли договориться? Возможность появилась. Это — шанс если не выиграть всю партию, то хотя бы сохранить и лицо, и позиции…
Мой же расчет строился также на том, что к вечеру 19-го ко мне стала поступать информация о колебаниях в рядах лидеров путча, о спорах. Заколебались Янаев и Язов. С более решительных позиций, требуя немедленного штурма, выступали Крючков, некоторые генералы КГБ, Бакланов и Шенин. В такой обстановке, мне казалось, намек на возможный компромисс усиливал сомнения колеблющихся и укреплял нашу надежду на получение «одной ночи», в течение которой мы изрядно могли бы укрепить наши позиции. Нам нужна была эта «ночь» как воздух.
Уверен до сегодняшнего дня в том, что именно мой разговор с Лукьяновым определяющим образом повлиял на то, что войска не были посланы на штурм в эту первую трагическую ночь. Позже генерал Владислав Ачалов, заместитель министра обороны СССР, подтвердил это. Но тогда мы не знали точно, что выиграли эту ночь. Ельцин тоже считал, что скорее всего штурма в эту ночь не будет — Лукьянов не позволит. Но полной уверенности не было…
Вечером 19-го путчистами был объявлен комендантский час. Ясное дело, они готовились к штурму нашего парламента. Это была очень тревожная ночь. Первая ночь путча. Министр внутренних дел России Баранников ввел в здание все «вооруженные силы России» — около 100 милицейских работников. Некоторые наши депутаты опоясались кобурами с пистолетами, работники аппарата — тоже. Вместе с охраной и отрядом Руцкого — всего около 300–400 вооруженных мужчин. Прибывали и наши депутаты — к ночи их было уже более 300 человек.