Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Поэтому я был крайне недоволен, когда Лукьянов был подвергнут аресту и заключен в тюрьму вместе с другими участниками ГКЧП. Даже в том случае, если он выступал идейным вдохновителем путчистов, — слишком велика была его роль в бескровном разрешении этой ужасной драмы, которая могла завершиться в самых катастрофических формах, с огромными жертвами, возможно — с установлением диктаторского и даже — тиранического правления — пусть на сравнительно краткий временной период. Потому что в этом мстительном поступке особую роль сыграл Бурбулис, который почему-то яростно ненавидел Лукьянова и Горбачева. Да и российский генеральный прокурор Степанков, грамотный юрист и хороший парень, но
Наших депутатов, прибывающих на Чрезвычайную сессию Верховного Совета, не задерживали (такие указания, как выяснилось, были). Это обещание Лукьянов тоже выполнил — это подтверждалось непрерывным прибытием в Белый дом парламентариев, начиная с Камчатки, Сибири, Кавказа и Ленинграда — до ближних (центральных) областей России.
Вернувшись в Белый дом (так стали называть Парламентский дворец с 20 августа), мы все втроем прошли к Ельцину, подробно рассказали ему о наших переговорах с Лукьяновым. Мы заново проанализировали содержание нашей беседы и пришли к следующим выводам, которые были изложены мной.
Первое. Можно с уверенностью заключить, что Председатель Верховного Совета СССР действует в координации с заговорщиками, хотя, возможно, они не всегда и не во всем учитывают его мнение. Силаев, однако, считал, что он играет более важную роль, как бы обеспечивая их «политическое и правовое прикрытие».
Второе. Лукьянов — достаточно самостоятельная политическая фигура, он не является марионеткой путчистов, опытный и умный человек, способный влиять на ситуацию.
Третье. Необходимо использовать стремление Лукьянова оставить для себя возможности маневрировать — он неоднократно повторял, что «не связан с ГКЧП», изъявил желание продолжать поддерживать со мной постоянную телефонную связь. В нашей ситуации — это уже не плохо.
Четвертое. Нам следует и далее действовать решительно и твердо, но — крайне осторожно, не спровоцировать на активные действия воинские подразделения — у них нервы напряжены до предела. Похоже, единоначалие в составе ГКЧП отсутствует — военные боятся брать на себя ответственность и дать четкий приказ Армии захватить нас. Поэтому важно, чтобы не возник какой-нибудь трагический эпизод, способный самопроизвольно «завести» эту адскую военную машину.
Пятое. Я почти уверен в том, что Лукьянов воспрепятствует применению силы. После завершения путча, мне представляется, Лукьянова не стоит «подводить» под уголовный закон — если наша ситуация разрешится мирно.
Ельцин согласился со всеми этими доводами, но, как я выяснил позже, заставил генерального прокурора Валентина Степанкова арестовать и Лукьянова (при согласии Горбачева).
Со второй половины 20 августа обстановка оставалась напряженной, нарастая по мере того, как в центр Москвы вводились новые бронетанковые части. Они непрерывно маневрировали, вокруг них, буквально в шагах, двигались и стояли люди, неистово выкрикивая протестные лозунги. Опасность бродила рядом, она висела в воздухе, от нее люди (особенно женщины) падали в обморок, их подхватывали и оттаскивали в сторону от медленно идущих, ревя мощными моторами, тяжелых танков и еще черт их разберет каких-то железных чудовищ. Мои телефоны и факсы звенели, не умолкая, выбрасывали горы бумаг со всего света, в том числе из разных наших областных и краевых советов и администраций, их не успевали «заряжать» бумагой. Все хотели узнать у меня «последние сведения», заверяли о своей поддержке. Развеселила одна телеграмма из Владивостока. Капитан 2 ранга какого-то военного корабля Черепков отстранил от командования начальника, заявившего о «правильности действий ГКЧП», назначил себя командиром корабля и обязал всех подчиняться только российским властям.
Я немедленно продиктовал ему телеграмму следующего содержания:
«Ваши действия одобряю. Утверждаю вас командующим соединением кораблей, если его командование, в нарушение Закона, стало на путь признания ГКЧП. Приказываю вам подчинить находящиеся в районе ВМС Российскому Верховному Совету и Президенту Ельцину, Главнокомандующему всеми вооруженными силами на территории России. Хасбулатов».
К вечеру зачастил дождь, частые капли непрерывно били по стеклам огромных окон. Обстановка буквально накалялась от напряжения, отовсюду поступали сообщения о подготовке штурма здания нашего парламента. Часов в 10 вечера я был у Ельцина — что-то обсуждали вдвоем. Я сидел, он расхаживал рядом, когда резко зазвонил телефон, — Ельцин подошел, нажал кнопку. Слышен голос Силаева:
«Борис Николаевич, я отпустил работников аппарата правительства, сам ухожу домой — пусть «берут» дома. Прощайте, Борис Николаевич». Ельцин, вижу, побледнел, говорит: «Ну что вы, Иван Степанович, мы вот сидим здесь с Русланом Имрановичем, отрабатываем детали обороны. Может быть, зайдете?»
Силаев. Руслан Имранович, прощайте, Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет кончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома. Прощайте…
Телефон отключился. Ельцин, буквально побелевший, тяжко смотрит на меня, молчит.
Я. Сегодня Иван Степанович у Лукьянова показал себя сильным бойцом. Перенервничал он, не надо на него сердиться.
Ельцин. Да я не сержусь, дело не в этом… — Замолчал. Затем опять: — Неужели они пойдут убивать нас, людей, которые нас защищают? Здесь ведь так много женщин, детей. И их — тоже? Вы, Руслан Имранович, семью припрятали? Нет? Советую вам это сделать, пока не поздно. Плохо кончится для нас с вами. Мы у них двое — как кость в горле…
Я. Нет. Не согласен, Борис Николаевич. Давайте послушаем, что скажет Лукьянов, — мы ведь договорились с ним, что будем поддерживать телефонную связь.
Набираю номер, помощник соединяет с Лукьяновым. Здороваюсь.
Я. Анатолий Иванович, к нам поступает много информации относительно того, что следует ждать каких-то силовых акций. Как это следует понимать? Мы ведь договорились, что начинаем разблокировать ситуацию мирно. Вы что, намерены действовать силовым порядком? Тогда скажите определенно — «да, будет штурм». Но предупреждаю — наши люди по внешнему периметру готовятся поджечь целую бензиновую реку. Вы представляете, что получится из этого «штурма»? (Конечно, я блефовал.)
Лукьянов. Руслан Имранович, у меня нет таких «целей». Я говорил вам, что сам нахожусь в незавидном положении. Не надо меня обвинять. Но скажу одно — никакого штурма не будет! Не торопитесь. Держите своих генералов — Руцкого и Кобеца — за узду, чтобы они не провоцировали ситуацию, военные на пределе.
Я. Спасибо, Анатолий Иванович!
Лукьянов. Желаю успехов!
Ельцин. Вы ему верите?
Я. Верю, потому что у них не так все «гладко», как они планировали. Начался разлад, похоже, хотят, чтобы команду на применение войск отдал лично Янаев, а он на это никогда не пойдет, требует согласия Лукьянова или хочет, чтобы Язов сам отдал такой приказ. Лукьянову не с руки стать вторым Пиночетом. Когда получил признание лучшего в мире спикера? Да ни за что! И Янаев тоже на это не решится. Без приказа этих двоих Армия штурмовать не будет. Без их прикрытия подразделения МВД и КГБ самостоятельно штурмовать не будут. Подождем.