Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву

Хасбулатов Руслан Имранович

Но я, описывая ситуацию с войсками, имею в виду то, что принято называть хотя бы проведением грамотных передислокаций воинских подразделений в большом городе, в частности тот немыслимый бедлам, который устроил в центре Москвы этот бравый генерал, Грачев, и другие такие же военачальники, вводя в центр Москвы все новые подразделения. Хотя их избыточность была очевидной даже не для военного аналитика.

Нельзя не сказать и о том, что солдаты большинства частей, в том числе и переданных КГБ, не имели практического опыта боевых действий, однако, вполне возможно, что они пошли бы штурмовать нашу «крепость» — Парламентский дворец ночью 19 августа, если бы я не начал переговоры с Лукьяновым. Например, Рязанский полк Тульской дивизии ВДВ, солдаты которого успели повоевать в различных регионах страны, был готов к любым агрессивным действиям — об этом мне сообщили наши

депутаты. О позиции Грачева я уже говорил — он попросту маневрировал, «крутил», вводил в заблуждение и путчистов, и Ельцина (со Скоковым), выжидая, какая из сторон будет выигрывать. Но если бы ему был дан четкий приказ штурмовать, — он, не колеблясь, его бы выполнил. И никаким «спасителем», как назвал его Ельцин, он, конечно же, не был. Он спас прежде всего себя, сделал карьеру, незаслуженно став министром обороны. Ему в этом помог основательно Юрий Скоков, изумительно падкий до всяких «таинственных» выдумок. Это с его подачи Грачеву была приписана роль генерала, якобы «не выполнившего приказ ГКЧП». Но приказ должен был отдать Язов, а он его не отдал — вот и все. Грачев, Громов, Лебедь и другие войсковые командиры требовали приказа, но не получили.

Командиры подразделений, оказавшись на улицах и площадях Москвы, в буквальном смысле не знали, что им делать. Вы можете себе представить картину: медленно движется колонна танков по узкой улочке, вблизи центра Москвы, как бы пробираясь через толпы людей, зеваки по сторонам, яростно выкрикивающие проклятия. Вдруг колонна останавливается, открывается верхний люк — из него высовывается голова офицера-командира в шлеме. Он обращается к толпе: «Скажите, как проехать на такой-то переулок?» В толпе сначала — изумление, а затем смех, реплики: «А тебе, дорогой, какая квартира нужна? Не стесняйся/» Такие колонны приходилось «сопровождать» нашим парламентариям и активным москвичам, чтобы обеспечить какое-либо подобие порядка. Если представить, что началась бы атака на здание Верховного Совета, можно уверенно сказать, что нашлось бы немало москвичей-мужчин, которые с легкостью необыкновенной стали бы закидывать колонны с бронетехникой гранатами и «коктейлем Молотова». К счастью, этого удалось избежать.

Часов в 10–11 вечера позвонил Попов (после моей встречи с Лебедевым), сообщил, что он с Лужковым хотел бы перебраться к нам в Белый дом — в Моссовете для них создалась «угрожающая ситуация». Я сказал, чтобы они побыстрее прибыли ко мне.

Попов и Лужков в Белом доме

Попов и Лужков (с женой) пришли часа через два, мокрые, потрепанные. Пробирались пешком по переулкам, от улицы Горького (Тверской), где расположено здание Моссовета, к нам, на Набережную. Повсюду — бронетехника. Грузовики с солдатами и люди, снующие между танками и грузовиками. Комендантских патрулей не видно — новые власти, видимо, опасаются, что люди могут напасть на них, завяжутся конфликты. Или скорее всего, приказ о комендантском часе, который был отдан генералом Калининым, просто не выполняется.

Я созвонился с Ельциным, сообщил ему о том, что у меня — Попов и Лужков, не хотел бы он с ними встретиться и переговорить об обстановке в Москве? Президент ответил, что обстановку в Москве знает не хуже Попова и Лужкова. «Раз они пришли к вам, вот и займите их делом, Руслан Имранович, — у вас его невпроворот— сказал Ельцин. Гости все слышали. Попова Ельцин невзлюбил сравнительно недавно, с одного эпизода. Накануне отставки Шеварднадзе с поста министра иностранных дел СССР Попов, испуганный, пришел в посольство США поздно ночью и сообщил о «заговоре» против Горбачева послу Д. Мэтлоку. Тот передал это сообщение в Вашингтон. Президент Буш звонит Горбачеву и спрашивает: знает ли он о заговоре? Горбачев попал в глупое, буквально анекдотическое положение. Тогда никакого заговора реально не было, хотя, возможно, кое-кто и размышлял в этом направлении. Ельцин был страшно недоволен тем, что Попов — один из его ближайших советников — поступил так легкомысленно, позволив высмеять себя, в том числе в газетах американцев…

В это время входят наши депутаты, Аслаханов и Рудкин, оба с тяжелыми пистолетами Сеченова. Встревожены. Говорят о штурме как о точном факте, просят меня перебраться в президентский отсек на 6-м этаже, поскольку мой отсек — самый удобный для предстоящей атаки и захвата. Я сижу, курю, слушаю. Попов и Лужков (с женой) тоже внимательно слушают, сидя на стульях рядом, у большого стола для совещаний.

Я. Какая разница, где они атакуют вначале — здесь, у меня, или с другой стороны здания? Если атакуют, пойдут на штурм здания — они

без труда захватят все помещения, а не «отсеки». Никуда я не перейду. Весь смысл нашей почти двухдневной деятельности состоял в том, чтобы не допустить такого разворота событий — кровавой и насильственной развяжи. Понимаете это? — А не в обороне по существу. Если начнется атака — никакая «оборона» не поможет. Нам надо, чтобы «они» не захотели атаковать нас, в том числе предполагая, что у нас очень крепкая оборона. На деле у нас ее нет и не может быть. Если начнется атака — мы проиграли, помимо того, что будут жертвы. Но я не уверен так, как вы, что мы проиграли и что начинается атака. Полагаю, ее не будет. Меня в этом уверяет и Лукьянов, я с ним часто перезваниваюсь. Так что успокойте всех наших людей, надо продержаться всего лишь эту ночь…

Депутаты слушают внимательно, чувствую, что не убедил. Уходят.

Ельцин: «Бежать!»

…Приблизительно 01 час. В эту минуту распахивается дверь — вбегает Коржаков, кричит: «Руслан Имранович, быстрее к президенту!» — и тут же исчезает. Предполагая самое худшее, вскакиваю, говорю своим гостям: «Идите за мной!* — а сам бегом к президенту. В приемной — никого, огромный кабинет пуст. Охранник стоит на другом конце кабинета, у двери в комнату отдыха, машет мне рукой: «Сюда!» Проходим к лифту, спускаемся, дверь открывается, входим в гараж. Вижу, стоят: Ельцин, Петров, Суханов, Илюшин, Коржаков, еще кто-то. Расхаживают вокруг огромного ельцинского бронированного «ЗИЛа» — я его с трудом «выбил» у Крючкова в сентябре 1990 г., когда Ельцин попал в какую-то автомобильную аварию и впал в депрессию.

Ельцин шагнул ко мне, говорит: «Руслан Имранович, нам с вами надо срочно перебраться в американское посольство. Штурм начнется очень скоро, нас с вами ликвидируют. Есть договоренность — в мире начнется большой шум, эти из ГКЧП вынуждены будут уйти — мы вернемся через несколько дней. Нам надо сохранить себя для России

Я молчу, ошарашенный. Помощники Ельцина мне деловито рассказывают, что, как только открываются автоматические ворота, бронированный «ЗИЛ» может легко проскочить через «жиденькую» баррикаду и прорваться во двор американского посольства — «там вас ждут».

Пока я слушал Ельцина и объяснения, как нам «бежать», быстро мелькали все события последних дней — растерянность Ельцина в первые часы путча, его готовность смириться с поражением, полное отсутствие какой-либо инициативы, какие-то детские игры в «правительство в Свердловске», «правительство в изгнании» в Париже и т. д. А теперь — эта очевидная и откровенная трусость. Да еще и приглашает меня стать соучастником позорного бегства… Овладевшая мной ярость готова была сорваться — слова самые оскорбительные и презрительные готовы были обрушиться на человека, стоявшего передо мной. Я сжал зубы и губы — мозг контролировал язык. Молчу.

Подошел близко Коржаков, говорит: «Надо торопиться. Возможно, была утечка информации. Тогда они заблокируют проход».

Ельцин, видимо полагая, что я согласился с ним бежать, шагнул к двери машины, Коржаков открывает ее.

Я стоял, не шелохнувшись, затем медленно сказал: «Борис Николаевич, вы приняли верное решение. Ваша жизнь дорога всем нам. Вы — первый российский президент. Уезжайте. У меня — другая ситуация, здесь 400 моих депутатов. Я— их лидер и должен остаться с ними. Прощайте!»

Повернулся и прошел к лифту, нажал кнопку, дверь распахнулась, шагнул — дверь стала закрываться. Услышал в этот момент громкий голос Ельцина: «Руслан Имранович!..» Дверь закрылась, я не услышал того, что он хотел сказать. Прошел опять через его огромный пустой кабинет и приемную — к себе.

Иду по коридору, не замечая ничего и никого, лихорадочно размышляю над совершенно новой, экстремальной и очень позорной ситуацией: как мне сообщить о бегстве Ельцина? Это станет известно, возможно, уже через несколько минут — американцы немедленно сделают сенсационное сообщение, не дожидаясь, что там скажет Ельцин. Думал, думал, напряжение достигло предела… В моем большом отсеке, который занимал огромный холл и несколько больших комнат для помощников, прессы и пр. (помимо кабинета и приемной), как всегда, было множество людей, добивающихся скорейшего информирования о чем-то, разумеется, «важном» — депутаты России и Моссовета, военные, работники нашего аппарата, мои и «чьи-то» советники и консультанты, депутаты из провинций, некоторые сотрудники аппарата Горбачева, коллеги — ученые и преподаватели московских вузов, аспиранты и даже студенты, приезжие — и как они только умудрились попасть сюда? И как всегда, много журналистов, особенно — иностранных.