Полураспад
Шрифт:
Молодой человек с усиками отошел в угол, к старому зеленому сейфу, и принес задержанному его вещи: чемодан, кейс, паспорта.
– Подпишите. И вы свободны.
– Эти слова затмили для Алексея Александровича все иные мысли, и он, черкнув, где ему показали, схватил чемодан, кейс, документы и, не прощаясь, не оборачиваясь, пошел прочь. Остановят? Вернут?
Нет. Его беспрепятственно выпустили, и он побрел по улицам города. Потом. Все потом! Позже он разберется, что случилось, зачем этот театр. Если бы арестовали - было бы понятней. Но, значит, не за что его арестовывать. Не за что! Но эти обвинения? Чем это грозит?
Дома он ничего не сказал. Жена недоверчиво посмотрела на него: что-то бледен и небрит... Из гостей да еще из-за границы так не возвращаются. Не был ли он всю минувшую неделю у другой женщины? Но, присмотревшись, увидела - такое страдание сквозит в глазах мужа. Он просто очень устал.
Ночью Алексею Александровичу бесконечно снились, вызывая сердечную муку, красные и желтые иероглифы, которые росли в пространстве и расширялись... И становилось понятно, что это - трещины на огромном шаре, именуемом Землей, которая изнутри горит и вот-вот взорвется...
Проснувшись, подумал: "Неужели Китай погубит нас всех? Быть не может. Они хотят жить, я это видел. Вы, чекисты, идиоты!"
На работе в Институте БФ все было, как обычно, - никаких денег нет, одни обещания.
Алексей Александрович информировал коллег, что он подписал контракт с китайской стороной, что часть денег уже переведена на расчетный счет Института физики (поскольку тема этой работы соответствует именно его профилю), но он надеется: какие-то крохи сможет у Марьясова забрать и для своей лаборатории...
12
Марьясов тряс ему руку и, лучась десятками улыбок, игравших крест-накрест на его морщинистом, но закаленном, медном лице (тоже, как и Кунцев, где-то позагорал), говорил елейным голоском:
– Молодец! Молодец! Понимаю... твоим тоже кусок кинем...
– Но я помню про долг, - виновато отвечал Алексей Александрович.
Марьясов отмахнулся:
– О чем ты?! Свои люди...
– И осторожно осведомился: - Когда опять полетишь? Может, моих парней возьмешь?
"Интересно, знает ли он, что меня по прилете домой арестовали?"
Алексей Александрович сообщил, что китайские коллеги сами собираются прилететь, и здесь можно будет познакомить их с молодыми физиками, которых он введет в курс дела. Чтобы не получилось, что он монополизировал тему, пользуясь тем, что академик Соболев далеко, а специалисты "из тайги", конструировавшие когда-то первые геостационарные спутники, видимо, также сменились... А у новых куда более совершенные технологии, в которые никто, понятно, не посвятит зарубежных ученых...
– Да, да!
– кивал Юрий Юрьевич, виясь вокруг высокого Левушкина-Александрова, который смятенно решал по себя: поведать или нет директору Института физики о своем задержании и подписке, которую с него взяли в ФСБ? Наверное, не стоит.
Выйдя из приемной, он наткнулся в сумеречном коридоре рядом с огнетушителем и ящиком с песком на грузного Марданова, который перегородил дорогу, - явно ждал его.
– Александрыч, как я рад, проклятье!
– Он обнял Левушкина
– Знаю, сочувствую! Они просто зубы показывают. Ты же патриот, ты не можешь предать интересы Родины! Эти авгиевы конюшни надо чистить.
Стало ясно, что и Марданову, и Марьясову уже все известно. Но почему же тогда Марьясов не дал ему никак это понять? Тут два варианта. Первый: обрадованный валютным переводом из КНР, директор счел, что не стоит портить настроение курице, несущей золотые яйца. В конце концов ФСБ разберется. И если что, он, Марьясов, тут совершенно не при чем. Второй вариант - Юрий Юрьевич просто из деликатности не стал касаться неприятного инцидента. Мол, ты же понимаешь, что я знаю, но, как и ты, я возмущен, и что тут зря говорить, надеюсь, все обойдется...
– Юрка хитрый...
– продолжал рычать шепотом Марданов, не отпуская Левушкина-Александрова из цепких жарких рук.
– Он, брат, из кредита, который ты когда-то взял, сварганил себе такую радость, проклятье! Не понял? Когда еще мэр был на месте, Юрка, прекрасно зная, что тот к тебе благоволит, пожаловался: вот, мол, дал Алеше денег, а когда еще отдаст? И мэр выделил ему кредит в миллион восемьсот тысяч - это шестьдесят тысяч долларов! И ежу понятно, что Институт физики этих денег не вернет. Так что он молиться на тебя должен!
"Молодец Марьясов, - усмехнулся Алексей Александрович.
– Тогда мы квиты".
– И думаешь, из денег, что ты заработал, даст другим лабораториям? Марданов саркастически похохотал.
– Я дико извиняюсь! Купит новый "мерседес", евроремонт сделает в приемной и у себя на квартире.
"Черт с ним!"
Алексей Александрович отделался от Марданова и пошел к себе в лабораторию.
К нему молча подходили друг за другом Нехаев, Ваня Гуртовой, Женя с розовыми глазами, но почти трезвый... Артем Живило подбежал. Все жали руку и, пробормотав что-то вроде: "Мы верим, мы с вами..." - исчезали. И они уже знают! Тетя Тося командирскими шагами вошла, проворчала:
– В девяносто первом надо было их за мохнатые ноги на осинки повесить. Шибко мы отходчивы. А они потом опять за яблочко щипцами...
Закрылся в кабинете. "Боже мой, что же я так устал? Надорвался? Или я просто болен? Или, как злобствуют некоторые старики, раньше времени получил профессорство и объелся славой? Ее и нет, славы, и не было, так, известность в узком кругу... А что на Западе заметили - так они тысячами нас теперь замечают, потому что время такое настало, жор, как после грозы на реке, - можно на крохотный кусочек малинового червячка мешок рыбы у нас выловить!.. И Соболев, который верил в меня, сейчас эксперт в ЮНЕСКО, где-то там, в Париже или Женеве... и нет от него вестей... Да и зачем ему я? Он из науки практически ушел.
Вот и кручусь на старом оборудовании, с разработкой старых тем, включая и ту, из-за которой ко мне прицепились доблестные чекисты... Где гениальные идеи? "Труба"? Блажь. Зеленая лаборатория - да, это дело... Самое бы время в замаранной и изнасилованной рвачами России заняться тем, что называется биоремедиацией - очищением окружающей среды. Земля набита свинцом от машинных выхлопов, в воздухе бензопирен, фтористый водород, сероводород. Из-за того, что половина военных заводов легла набок, атмосфера стала чуть посветлее, но - "мы ведь поднимемся с колен"? И уж покажем кузькину мать всему миру.